45108.fb2
Невольно вспомнились Гнедой и Резвый: как они выбивались из сил в непролазной грязи во время отступа и как они радовались его ласке. Кто же пожалеет коня, кроме человека? Теперь же вот он сам, Вадимка, собрался гнать рыжего изо всех сил на целые сотни верст, гнать без жалости. А этот несмышленыш так ждет от него защиты!.. И сердце Вадимки дрогнуло. Почему это добродушное существо должно отвечать за свою злую хозяйку?
Вадимка прислонился щекой к шее коня. И эти секунды решили все. Парнишка понял, что он не погонит рыжего в такую даль, тот может по дороге погибнуть. Вадимка пойдет домой пешком. Он со вздохом погладил коня по шее и по спине, повесил уздечку на гвоздь, взял в яслях полушубок, ботинки и валенки - от этого ведьма не обеднеет! - и вышел из конюшни, бросив дверь открытой. В кухнянке беглец оделся, вложил ботинки и валенки в мешок, повесил его через плечо, взял в руки полушубок и без шапки, босиком, быстро и бесшумно вышел со двора на дорогу. Дом по-прежнему безмолвствовал.
Хутор быстро скрылся в темноте. В степной тишине, под звездным небом, Вадимка стал успокаиваться. "А хорошо, что я ушел пешком... За мною теперь никто не погонится. На кой я им нужен?.. Теперь можно и выспаться, а то скоро будет рассвет, ведь завтра шагать целый день... Да плевать мне на этих Зинченок! Не боюсь я их теперь!.."
Он свернул подальше от дороги в высокие уже хлеба, еще пахнувшие травой, набросил на плечи полушубок и улегся, надев валенки и положив под голову мешок. "Жалко, много пшеницы помял... За это и по башке накостылять не грех", - подумал он, засыпая.
...Проснулся он оттого, что совсем рядом громко и надоедливо повторяла свои навсегда заученные и единственные слова перепелка: "Пуд-пу-дук!.. Пуд-пу-дук!" - "И до чего же настырная!" - подумал беглец и открыл глаза. Всходило солнце. Приподнявшись в пшенице, Вадимка стал осматриваться. Оказалось, что он вышел всего лишь на бугор за хутором, всего с версту! Был хорошо виден двор его хозяйки. Перед дверью конюшни стояла целая толпа - наверно, собрались все Зинченки. Пастушонок сбежал! Вот удивляются - конюшня настежь, а все кони на месте!
Вглядевшись в толпу споривших хуторян, Вадимка понял, что погони за ним не будет. Осторожно выбравшись из хлебов, скрытый от хутора бугром, парнишка быстро побежал прочь, шлепая по дороге босыми ногами. Скоро негостеприимный хутор остался позади.
Глава 7
"ЛАДНО... ВЫРУЧУ!"
Стояли жаркие дни, наступила та благодатная пора, когда посев был уже позади, а косовица еще впереди. Работа переместилась с поля на усадьбы. В степи было пусто, лишь кое-где пололи подсолнухи да иногда на дорогах виднелись подводы. Время для бегства - лучше не придумаешь. Но Вадимка знал, что без встречи с людьми дело не обойдется. Шел он босой, без шапки, в руках нес полушубок. Если присмотреться, то, пожалуй, догадаешься, что в мешке у него лежат валенки. Полушубок и валенки в такую-то жару! Поклажа ясно говорила, что путник собрался в дальнюю дорогу. А его штаны! Они были заношены до невозможности. Наверно первый же встречный спросит: "Что ты за человек? Куда идешь?" Вадимка решил обходить любое жилье. Так оно надежнее! Еда ведь у него есть. Он был доволен, что среди рослых хлебов его не сразу заметит людской глаз.
Но вдруг перед ним, на перекрестке, плохо видном среди колыхавшейся на ветру пшеницы, вынырнули две повозки. На передней сидело двое мужиков. Пешеход оказался у них на виду. Вадимка хотел отстать, но один из ехавших махнул ему рукой:
- Сидай, хлопче!.. В ногах правды немае!
Деваться было некуда, путник догнал переднюю повозку, побросал в нее свою поклажу и вскочил сам.
- Вы откудова ж будете? - поспешил он спросить.
Оказалось - это два брата из Харьковской губернии, ездили на Кубань "за счастьем" - добывать худобу. Прошел слух, что белые при отступлении побросали много скотины - и волов и лошадей. Скот на Кубани стал нипочем. И, слава богу, братья съездили не зря - отправились туда "с одними кнутами", а теперь вот гонят домой две пары волов "со снастью". Один из братьев - высокий, сутулый, видать младший, - угрюмо молчал, зато другой коренастый, небольшого роста - говорил охотно.
- После гражданской войны надо как-то хозяйнуваты, - рассуждал он. Бог даст, как-нибудь перебьемся и... заживем... Война кончилась... Нынче люди обратно в свои хаты полезли. Пахать, сеять начнут... Гляди, який урожай на Кубани нынче!.. А все мужик! Без мужика ни белые, ни красные, ни зеленые житы не можуть...
Вадимка слушал, но из головы не выходило - почему его не расспрашивают? Может быть, приняли за здешнего?.. Дай-то бог!.. Но вопрос не заставил себя ждать.
- Ну, что, хлопче?.. Домой драпаешь?
Вадимка опешил.
- Ага, - вырвалось у него само собой. - А почему вы знаете?
- Да тут и знать нечего. За версту видать, что ты за птица... Вашего брата кругом полно, расползлись, як тараканы... Домой командируются... Из дому выезжал зимою, что ли? - глянул он на полушубок.
Вадимка молчал.
- Какой станицы-то?
- Митякинской.
- Знаю, знаю... бывал... Я по твоему выговору догадался, что ты не луганский и не вешенский... Значит, и ты до дому!.. Хорошо делаешь. Коли дома не пекуть, так и в людях не дадуть... А где думаешь через Дон переправляться?.. Сейчас можно переехать только по железнодорожному полотну... по дамбе... от самого Батайска до самого Ростова... На семь верст тут разлился Дон!
Вадимка обомлел. Как в это время переправляться через Дон, ему и в голову не приходило. На их степном хуторе их речка Глубочка разливалась бурно, но скоро входила в берега. Говорили, что на Дону полая вода держится долго, но что Дон под Ростовом разливается на целых семь верст, Вадимка услышал впервые... А еще собирался скакать домой на коне! Самому-то через Дон не перебраться. Когда отступали, Вадимка видел, что между Батайском и Ростовом несколько мостов. И на каждом мосту, наверно же, стоит охрана... А он в такую жару с полушубком да с валенками... Обязательно арестуют да в тюряху посадят!..
Вадимка готов был заплакать.
- Что же мне делать, дяденька?
- Тебе, хлопчик, треба переправляться на какой-нибудь подводе. Ты вполне сойдешь за подводчикова сына... Чего тебе горевать?
Вадимка заметил, что глаза возницы скользнули по его мешку, парнишка догадался, чего от него ждут.
- Дяденька! - тихо сказал он. - Я отдам вам ботинки, а вы меня через Дон перевезите... Ладно? Ботинки хорошие, солдатские, им сносу не будет... Вот поглядите! У меня есть ишшо валенки, да в них я обуваюсь на ночь... а то ноги мерзнут... Другого у меня ничего нету.
- Да где ж тебе взять это самое другое, - согласился мужик, осматривая ботинки. Он ударил их один о другой подошвами, сунул под какую-то одежину и сказал с равнодушным видом: - Ладно... Выручу... А то ще загынешь тут.
Счастливый Вадимка только хмыкнул носом.
...Батайск был забит красными войсками, возвращавшимися с Кубани. Стоял гомон, как на ярмарке. Пехота, конница и обозы вытягивались узкой лентой по полотну железной дороги в сторону Ростова. Все пространство между Батайском и Ростовом было залито водой, поблескивавшей на солнце.
- Ложись вот сюда, укрывайся своей овчиной, будешь нынче хворый... Спросят, кажи - ты мой сын, ездил с нами на Кубань за худобою да занедужав...
Вадимка улегся на оклунок с пшеницей, укрылся полушубком. Он хорошо видел, что творилось вокруг. Украинцы втерлись своими бричками в военный обоз, старший брат попросил красноармейцев говорить, что его повозки принадлежат к их обозу.
- Даешь, даешь! - отвечали ему.
Разбитной харьковчанин пустился в разговоры с шедшими пешком красноармейцами. Несколько человек сели на повозку рядом с Вадимкой. Харьковчанин увлекательно и с подробностями стал рассказывать, как его не раз обижал гетман Скоропадский, грабил Деникин, разорял Петлюра, трясли гайдамаки, дважды ставил к стенке батька Махно. И только красные не тронули у него ни полена.
- А теперь вот взял сына с собою - дома все равно есть нечего - а вин свалился в дороге. Чи довезу живого, чи нет? Сыпняк не любит шутковаты!
- Сыпняк? - переспросил кто-то, и все, сидевшие на повозке, мигом соскочили.
- Вот это пройда! - Вадимка засмеялся под полушубком.
Но когда повозка осталась пустой, обнаружилась новая невыгода - ее стали останавливать на каждом шагу.
- Что за подвода?
- Не задерживай! - кричали красноармейцы, ехавшие впереди.
- Чего надо? Из нашего обоза! - кричали сзади.
И часовые отходили.
Вадимка с тревогой ждал - вот-вот случится что-нибудь худое! Но все шло благополучно. Однако ехать Вадимке было ужасно неудобно. Повозка тряслась по шпалам, то бешено подскакивая кверху, то срываясь куда-то вниз. Оклунок был твердый, как камень, об него пребольно билась голова. Все, на что смотрел Вадимка, казалось, тряслось, как в страшной лихорадке. Наконец мальчик не выдержал.
- Ой, уж дюже больно!.. Я сяду! - заныл он, приподнимаясь. Невмоготу! - и сел.
Около него сразу же появился старший возница.
- Что, сынок? Переворот мозгов получился? Это не беда. Ложись, ложись! - И чуть слышно прибавил: - Я всем толкую, что ты помираешь, а то насядут на повозку... Волы и так еле тянут... Ложись, да живо!