- Зря, сынок... Один ты тут пропадешь, как муха.
- Бог не без милости, казак не без счастья, - сказал другой пленный.
Очутившись на тротуаре, парнишка кинулся разыскивать знакомый двор. На него никто не обращал внимания. Он заметил, что кое-кто из красных уже ходил в таком же новеньком английском обмундировании.
Во дворе, куда шмыгнул Вадимка, стояло несколько обозных подвод, видно брошенных белыми. Парнишка несмело вошел в дом.
Хозяин, как и вчера, лежал в постели, хозяйка возилась у плиты.
- Здорово ночевали! - сказал им робко Вадимка и замолчал, переминаясь у порога. Он не знал, как начать разговор про коней.
- Чего тебе, молодец? - спросил сердито хозяин.
Вадимка оробел еще больше.
- Да я вчера... отдал вам коней с бричкой... А вот нынче хочу их выпросить обратно... Я домой на них поеду... Вы на меня уж не обижайтесь, дяденька...
Хозяин и хозяйка переглянулись. Что-то недоброе почуял Вадимка в их взглядах.
Молчал Вадимка, молчали хозяева.
- А ну, пойдем! - сказала наконец хозяйка и распахнула перед Вадимкой дверь.
Когда вышли во двор, она подвела его к солдату, который сгружал что-то с повозки.
- Товарищ, это - белый. Вон из тех самых. - Она глянула на проходящую мимо двора колонну пленных. - Забери его, чего он тут шляется... Еще требует чего-то, подлюга! - И хозяйка ушла в дом.
Вадимка оторопел от неожиданности. Солдат перестал заниматься своим делом, хмуро уставился на парнишку, меряя его взглядом с головы до ног.
- Антанта обрядила тебя как на свадьбу... Доброволец?
- Да не-е-е, - потупился Вадимка. - Подводчик.
- Знаем мы таких подводчиков... А ну, скидавай серую шкуру.
Владелец "шкуры" догадался, что речь идет о его плаще.
- Да он весь в грязи, - с виноватым видом начал он, снимая плащ.
- Грязь - не сало, помял - и отстала! В погонах разгуливаешь?.. Никак не расстанешься? - удивился обозник.
Вадимка догадался, что до сих пор плащ закрывал плечи, и английских погон не было видно.
- А теперь гони теплую шкуру... Шинель свою зеленую гони! - повысил голос солдат, заметив недоумение парнишки. - Гони френч и шкеры... И колеса тоже... Даешь!
Скоро от английских "шкур" на Вадимке осталось только белье - длинная рубаха да короткие подштанники с обрезанными штанинами. Взамен от солдата он получил рыжие солдатские ботинки, солдатские штаны-галифе и солдатскую фуражку. И штаны и фуражка в прошлом были защитного цвета, но теперь, заношенные годами, цвета не имели. Вадимка хорошо знал, что в Хомутовской пленных оставили босыми, в одном белье, а потом расстреляли. А ему дали и ботинки, и штаны, и фуражку - значит, его расстреливать не собираются. Правда, у него не было верхней рубахи. Вадимка скоро озяб, моросил дождь, но это его не огорчало. Остаться бы живому, а там уж как-нибудь!
- Опять мародерствуешь, шкура обозная?! - донеслось до Вадимки.
Это сказал заехавший во двор конный.
- А что делали они с нашим братом? - ответил обозник.
- Это он-то?
- А ты-то знаешь, кто он такой?.. Драпал до самого моря... Мне в лаптях воевать приходилось, а они и сейчас одеты с иголочки... Да еще не смей тронуть!.. Да-е-ешь! - и обозник скрылся за домом.
- А ты берешь... С тобой разговор еще будет, - посмотрел ему вслед конный. - Тебе сколько лет? - спросил он у Вадимки.
- Четырнадцать.
- А как сюда попал?
- А в подводы взяли.
Конный отвязал от седла брезентовый дождевик и бросил его дрожавшему от холода Вадимке.
- На! Надевай!.. От солнца затишек, от ветра холодок, а все-таки защита! А то загибнешь в этой слякоти!
- Спасибо тебе, дяденька! - обрадовался Вадимка.
- А ты почему не со всеми вашими? Ты чего тут делаешь?
- А я хочу выручить своих коней с бричкой. Я их вчера тут оставил.
- Уноси-ка лучше, парень, свои ноги... Кончится война - кони у нас будут!.. Шагай!
Вадимка пошел со двора. Его охватила радость - отпустили! Могло быть куда хуже! Он же пленный! Но, очутившись на свободе, он почувствовал, что слезы мешают ему смотреть. Как же теперь с его конями? Хозяин и хозяйка решили не отдавать ему Гнедого и Резвого. Почему так безжалостны к нему люди, которым он не сделал ничего худого? Ну за что они его так обидели?! Что теперь будет с Гнедым и Резвым? Как же теперь они с матерью проживут без коней? А что будет с ним самим - он же остался один, без дяди Василия?
Глотая слезы, спотыкаясь, он снова пошел с колонной пленных. Теперь рядом шли только чужие люди. Вадимка почувствовал себя совсем одиноким.
- Маманя моя, родненькая... Уж дюже мне тут плохо, маманя. Ой, как плохо! Когда же этому будет конец?!
Он не знал, говорил ли он это или только думал. Он только не хотел, чтобы это слышали другие...
Когда ему стало не так тяжко, он принялся себя утешать. Ведь правда же, что он делал все как лучше? Он делал так, как учил его дядя Василь. Он и сбежал от дяди Василя, чтобы помочь матери и коням. Не для себя же старался! "Да я-то что! Я уж как-нибудь! Дядя Василь говорит, что свет стоит на добрых людях, значит, и я не пропаду!"
Вадимка громко всхлипнул.
...Колонна вышла за город. Подул сильный ветер. Вадимка почувствовал, что в брезентовом, жестком и сыром плаще, надетом на нижнюю рубашку, стало совсем холодно. Пленные шли по полотну железной дороги. Идти оказалось очень утомительно. Попадать ногой на каждую шпалу неудобно - шпалы лежали слишком близко друг к другу; шагать через одну - слишком широко, шага не хватало. Приходилось идти рядом с рельсами, но эта узкая тропинка была растоптана тысячами прошедших по ней ног.
Теперь Вадимку мучил голод. Вспомнилось, что ночью на пристани он ел английские консервы, а дядя Василь сунул ему в карманы несколько банок; они были тяжелые и мешали ему идти. Но они остались в карманах шинели на том страшном дворе. Вместе с голодом пришла усталость. Вадимка не спал вторые сутки. Теперь ему хотелось скорее добраться до какого-нибудь дома, укрыться с головой, забыть про все, что с ним было.
Люди стали разбредаться по поселкам, которые виднелись недалеко от железной дороги. Вадимка вместе со многими свернул влево - там виднелась большая станица. Дойти до нее оказалось трудно - пришлось перебираться через горные ручьи, через овраги. Когда вошли в станицу, Вадимка сел на скамейку у калитки ближайшего двора. Пленные брели по улице дальше, а он все сидел - дальше он идти не мог. Ему казалось совсем необычным, что люди тут живут, как жили раньше - спят в куренях, где тепло и сухо, садятся за стол, когда приходит пора есть, думают о посеве, смотрят за скотиной. И даже, наверно, ходят друг к другу в гости. Будто среди этих гор никакой войны и не было!
- Ты кого ждешь? - спросила пожилая женщина, подходя по улице к калитке.