Он сделан Ахриманом
Сильнейшим быть во лжи
На гибель всего мира,
Всех праведных существ.
Авеста
Девушка смотрела на смотрителя животных, словно на умалишенного. Ее зрачки расширились, рот приоткрылся. Дыхание перехватило.
— С… с… супруга? — пролепетала Арчита.
— О, да, юная жрица, — поклонился Атта-Ури, — она супруга нашего великодушного старейшины.
«Супруга… великодушного… старейшины».
Эти речи никак не укладывались у нее в голове. Великодушный старейшина. Сие слово последнее из известных, кое можно использовать в отношении к этому деспотичному выродку. Супруга… какой уважающий себя муж будет так относиться к собственной супруге?
«Богохульник. Поганый выродок! И единственный человек на свете, которого Унташ уважает, это он сам. Как… как такое возможно?!».
— От… от чего он погиб? — оправилась от шока жрица.
— О, Арчита, — извиняющимся тоном ответил старец, — если сам старейшина не поведал тебе сию историю горькую, то сомневаюсь, что в праве распускать я свой язык.
Тем временем беседа Унташа с мужчинами завершилась, и все трое направились к месту, где она стояла. Девушка видела, как оба представителя селения изучают ее пристальными взглядами. Общинник — с долей неодобрения и осторожностью. Торговец — с предвкушением грядущей наживы. Последний нравился жрице все меньше и меньше. Упитанный купец слишком сильно напоминал старейшину. Особенно своим алчным взглядом и кривой усмешкой на пухлых губах.
— Прекрасная Арчита, — проговорил Унташ, — позволь представить моих подданных, — широким жестом он указал на подошедших вместе с ним, — староста общины Суприри и мой главный поверенный в торговых делах Шилхаха.
— Рад встрече, госпожа, — ровным тоном молвил староста и, прижав правую ладонь к сердцу, отвесил поклон. Вежливый и сдержанный. — Да благословят тебя боги.
— И тебя, Суприри, — кашлянув, выдавила Арчита.
Слова давались ей с трудом. Каждое мгновение, проведенное здесь, таило в себе опасность нового удара. И любой из них готов был выбить почву из-под ног. Собрав остатки воли в кулак, девушка постаралась придумать, как ей сообщить о смерти жрецов общиннику, не навлекая подозрений Унташа, но ее сбил с мысли голос торговца. Скрипучий и резкий, он бил по ушам так, словно рядом кто-то царапал ножом по металлу.
— Надеюсь, боги примут правильное решение, и нам достанутся горы лазурита.
— Мы скоро узнаем это, дорогой Шилхаха, — сказал Унташ и взглянул на Арчиту, — прекрасная жрица здесь именно за этим.
— Так не будем же тянуть время, как бабка пряжу на рынке, — проскрежетал торговец.
Девушка с трудом удержалась, чтобы не поморщиться от отвращения. Затем она невольно скосила взгляд вниз, на руки Шилхахи. Тот продолжал держать их перед собой и тереть холеные ладони друг о друга, издавая неприятный шаркающий звук.
Шварк-шварк, шварк-шварк.
Внутри жрица вся похолодела. Мысленно она вновь вернулась к событиям этой ночи. Когда шла по коридору в сторону таинственного свечения. Именно тогда она услышала странный звук, доносившийся из кухни дома старейшины. Точь-в-точь такой же, какой издавали сейчас руки торговца…
«Шварк-шварк… шварк-шварк… шварк-шварк…».
А потом она увидела ее…
На этот раз Арчита не сдержалась, ее передернуло.
Это заметил Суприри:
— С тобой все нормально, жрица? Выглядишь больной.
Она увидела, как Унташ пристально смотрит на нее и натянуто улыбнулась:
— Благодарю, староста, все хорошо. Просто немного холодно и плохо спала.
Тот слегка нахмурился. Морщины на широком лбу стали глубже, а брови еще плотнее сошлись на переносице. Арчита с трудом сдерживала отчаянный порыв выкрикнуть ему правду в лицо.
Наконец, тот молча кивнул и отвернулся. Однако в последний миг девушке почудилось, что в глазах Суприри мелькнул огонек. Но суть его осталась неизвестной. Да и был ли он вообще? Возможно, то лишь плод уставшего разума и разыгравшегося воображения.
Позади раздалось громкое мычание и тихий стук колес по грунту. Обернувшись, жрица увидела, что по проходу между хлевом и домом старейшины к ним приближается крупная повозка из обожженной глины. В нее были запряжены два черных быка. Белые рога ярко выделялись на фоне темной шерсти, а глаза с вытянутых морд сурово смотрели перед собой. Наступающие животные виделись Арчите вестниками беды. Беды, которая неумолимо должна наступить. Было в облике быков нечто жуткое и отталкивающее. То ли цвет… то ли выражение глаз.
«Это всего лишь быки… это всего лишь быки».
Жрица невольно отступила, когда повозка приблизилась ко аходу в дом. Она не сразу заметила, что ей управляет еще один воин. Такой же мрачный и молчаливый, как и остальные. Проехав еще немного, он остановил животных и спрыгнул на землю, освобождая место на широкой скамье. Один из быков обернулся и взглянул Арчите в глаза. Та спешно отвела взгляд. Словно зверь был порождением Тьмы. Прикрыв веки, она мысленно вознесла молитву Богине-матери и попросила даровать ей сил.
— Не станем же понапрасну терять время, — услышала она холодный голос Унташа и открыла глаза, — отправляемся к пещере. Прекрасная Арчита явит нам волю богов.
— Мне нужны мои вещи для обряда, — напомнила девушка.
Старейшина ухмыльнулся и кивнул в сторону повозки:
— Они уже там, жрица. Не стоит думать, что мои уши залиты свинцом.
Суприри нахмурился еще сильнее, однако смолчал.
— О, да благословят боги путь наш! — воскликнул Атта-Ури, воздевая руки к небу. — Пусть он будет таким же гладким, как шерсть быков этих!
Не обращая внимания на речь смотрителя, Унташ ловко запрыгнул на скамью и схватил шест погонщика.
— Ты поедешь вместе со мной, Арчита, — бросил он и воззрился на нее сверху вниз.
На слегка дрожащих ногах, жрица подошла к повозке, оперлась о сидение и, стараясь не смотреть на быков, забралась следом. Старейшина не лгал. Тюк с ее вещами лежал на скамье между ними.
— Отправляемся в путь же! — торжественно крикнул Унташ и подстегнул животных.
Со скрипом, будто нехотя, повозка пришла в движение. Воины старейшины окружили телегу плотным кольцом, лишая Арчиту последней надежды хотя бы замыслить побег. Девушка вцепилась в сидение. Суприри, Шмлхаха и Атта-Ури пошли следом.
— Они не поедут в повозке с нами? — невольно вырвалось у Арчиты.
— Нет, моя жрица, — спокойно ответил Унташ, гордо глядя перед собой.
— Но ведь тут полно места! Зачем заставлять их идти пешком?
— Это место не для них, — он обернулся и пронзил ее холодным взглядом, — их место там, позади. А это, — он похлопал свободной рукой по скамье, — только для меня и, — он омерзительно осклабился, — быть может, для тебя. Если сегодня все сделаешь правильно, прекрасная Арчита.
Заметив, как округлились ее глаза, Унташ презрительно хмыкнул и отвернулся:
— Что, в долине Синдху тоже так не принято?
— Есть взаимное уважение… — начала было жрица, но старейшина резко перебил.
— Сажать их рядом с собой — это неуважение! И в первую очередь, к самому себе. Нужно заслужить положение подле меня, прекрасная Арчита. А не раздавать его кому попало.
На этот раз девушка не смогла сдержать гримасу отвращения. Унташ заметил это, однако лишь шире осклабился:
— Что, тебе это не нравится, прекрасная жрица? Считаешь меня высокомерным извергом, который в грош не ставит никого, кроме себя?
Арчита промолчала и отвернулась. Она не хотела смотреть на этого человека. Вообще видеть его не хотела. Никогда. Но он был здесь. Сидел рядом на скамье, источая аромат полевых цветов. И за этим приятным запахом скрывался ядовитый паук. Опасный и жестокий. Омерзительный.
Повозка пересекла главную улицу и свернула на боковую тропу. Она шла вдоль скалистого кряжа. Справа высилась природная и отвесная стена. Слева — поле, засеянное пшеницей. Золотые колосья приминались порывами ветра, чтобы через пару секунд вновь распрямиться. Движения стеблей сливалось в единое подобие волн. Равномерный стук колес и копыт приглушался шумом шаркающих шагов. Более дюжины воинов старейшины не отходили от повозки ни на шаг. Их лица были все так же суровы и непроницаемы. Суприри, Шилхаха и Атта-Ури замыкали процессию. Восходящее солнце светило им в спину, а порывы ветра трепали волосы. Торговец то и дело придерживал руками шапку, дабы ту не сорвало.
— Ты не ответила на мои вопросы, прекрасная Арчита, — холодно подметил Унташ, — решила меня не замечать? Я не люблю, когда мной пренебрегают. Я заслуживаю внимания.
— Мне нечего ответить, господин, — сдержанно молвила жрица.
— Хм, — презрительно хмыкнул тот, — тогда послушай, что я расскажу тебе.
У нее не было никакого желания внимать речам старейшины, но выбора не оставалось.
— Я оказываю этим людям милость, что позволяю идти следом за мной.
— Вот как? — задохнулась от возмущения Арчита и воззрилась на него.
— Да, — невозмутимо ответил Унташ, — это жест великодушия и моей доброй воли.
Какой бы ужас и отвращение ни внушал старейшина, девушка ощутила, как закипает от гнева.
— Плестись по дороге, глотая пыль под лучами солнца — это жест великодушия?!
— Именно так.
— Ты чудовище, Унташ! — не сдержавшись, выпалила она.
Тот громко рассмеялся. Хохот эхом отразился от скал, лишь усиливая его зловещий тон.
— О, моя жрица, ты опять пытаешься оскорбить меня. Нехорошо. Очень нехорошо. Разве так пристало вести себя перед господином? — отсмеявшись, он покосился на нее и холодно добавил. — Но я прощаю тебя. Ведь твоя вспышка вызвана невежеством. И я, как заботливый и великодушный господин, снизойду до тебя, дабы исправить сей досадный просчет.
Повозка наехала на кочку. Ее сильно тряхнуло. Арчита крепче вцепилась в глиняное сидение. Костяшки на пальцах побелели. Процессия медленно приближалась к хвойному лесу. Вблизи он уже не казался сплошным частоколом деревьев. Ветер гудел среди макушек и играл раскидистыми ветвями.
— Шилхаха, мой почтенный торговец, не раз бывал в западных землях. Я нередко посылаю его туда. Ведь нам необходимо наладить связи для сбыта лазурита.
«Ублюдок! — подумала Арчита. — Он уже все решил! О, Богиня-мать, как же мне ему помешать?!».
Она бросила косой взор назад. Суприри шел по дороге вместе с остальными. Заметив ее взгляд, он снова нахмурился.
— Ты совсем не слушаешь то, о чем я говорю, прекрасная Арчита, — сказал Унташ, — не вынуждай меня наказывать тебя.
— Я еще не твоя рабыня, чтобы ты мной распоряжался! — огрызнулась она.
— Это уже не имеет значения, — спокойно ответил Унташ.
— Конечно! — Арчита чувствовала, как накопленный страх перерождается в гнев. — Ты даже со своей супругой обращаешься хуже, чем со свиньями!
Старейшина посмотрел на нее. В его синих глазах вспыхнуло пламя.
— Это Атта-Ури распустил свой длинный язык? Я давно заметил, что стоило ему его подрезать. Под старость лет смотритель совсем выжил из ума.
— Тебе все равно нет ни до кого дела!
— Ошибаешься, моя жрица, — казалось, ее гневная тирада ничуть не тронула его, — мне было и есть до кого дело.
— До себя!
Унташ не ответил. Он поджал губы и как будто на мгновение погрузился в прошлое. Арчита увидела скорбь, мимолетно промелькнувшую в этих бездонных глазах. Ее озадачила перемена в старейшине. Однако через пару секунд его лицо вновь обрело хладнокровный и презрительный вид.
— Мог бы позволить взять ему осла, раз кичишься своим великодушием, — бросила жрица уже чуть более спокойно.
— Ах, да, — словно не замечая ее слов, сказал Унташ, — спасибо, что напомнила, прекрасная Арчита. Так вот, мой почтенный торговец Шилхаха бывал в западных землях. Однажды он посетил тамошний город Аншан[1]. Я ведь уже говорил, что там очень любят лазурит? Ну, прямо сейчас это не важно. Я хочу развеять туман невежества перед тобой, моя жрица. Так вот, побывав в Аншане, мой почтенный торговец услышал одну любопытную историю. Говорят, в одной далекой стране властвует правитель, при виде которого все обязаны падать на колени. И никто не смеет из подданных поднять на него свой взор. Иначе, — старейшина рассек воздух шестом, — смерть! Но что поражает больше всего — они считают его богом! Представляешь, прекрасная Арчита? Живым богом! — Унташ вновь посмотрел на нее. — Мне кажется, теперь я не выгляжу столь высокомерным в твоих глазах, моя жрица. Ведь я не считаю себя богом и не повелеваю целовать землю под моими ногами.
Девушка ничего не ответила. Она слышала кое-что об этой далекой стране. Кажется, ее называют Та-Кемет[2], Черная земля. Когда Арчита еще жила в Мохенджо-Даро, на рыночной площади города можно было встретить торговцев, продававших вино из тех краев. Вкусное и пряное, с ароматом фиников. Хотя купцы поговаривали, что жители тамошней страны предпочитают пиво, которое дают даже детям. Однако ничего о традициях и обычаях почитания властителей жрица не знала.
— Ты хочешь стать богом? — прохрипела она.
— О, нет, моя милая, — покачал головой Унташ и усмехнулся, — я ведь не высокомерное чудовище, коим ты меня считаешь.
Арчиту передернуло, и она вновь отвернулась.
Меж тем повозка вплотную приблизилась к опушке леса. В нос ударил запах хвои и влажного мха. Вскоре над их головами зашумели раскидистые ветви. Ветер завывал в макушках деревьев. Арчита окидывала взглядом толстые многолетние стволы. В голове промелькнула мысль попробовать бежать. Лес мог послужить отличной защитой от стрел. Однако ей пришлось отбросить эту идею. Стража Унташа продолжала окружать повозку плотным кольцом. Чтобы пробраться через них придется идти по головам. В буквальном смысле. Хрупкой девушке, даже вооруженной кинжалом, не хватит на это сил.
«Почему они не забрали его? Побоялись? Нет… Просто решили, что не решусь воспользоваться. Так ли это?».
Жрица бросила косой взгляд на Унташа. Тот умолк и гордо смотрел перед собой, управляя повозкой. Сейчас была хорошая возможность попытаться оборвать его жизнь. Но Арчита не решалась. Зная реакцию старейшины, она может не успеть или промахнуться. А даже если и удастся отправить богохульника в Нараку[3], то ее тут же убьют верные стражи старейшины, и она не сможет поведать людям то, что скрывает Хинду-Кауш. И ничто не помешает на место старого Унташа придти новому.
Поэтому, когда правая рука невольно потянулась к оружию, Арчита одернула себя.
«Еще не время… но будет ли оно? О, Богиня-мать, помоги мне! Укажи путь!».
Впереди показался просвет. Лес немного редел, и грунтовая дорога выходила на круглую поляну, поросшую низкой травой. Сквозь шатающиеся ветви, девушка сумела разглядеть широкий вход в пещеру, зияющий подобно пасти огромного зверя. Задержав на нем взгляд, жрица почувствовала, как мурашки бегут по спине. И вовсе не от северного ветра, пронизывающего насквозь. Она вновь услышала в голове шепот. Все тот же тихий и едва уловимый. Словно нечто, находившееся там, во тьме грота, зазывало к себе.
«Сюда…».
— Чувствуешь, моя жрица? — спросил Унташ, глядя на пещеру. Его глаза полыхнули огнем. — Это запах богатства и процветания.
«Это запах смерти» — подумала Арчита, однако вслух ничего не сказала.
Повозка остановилась на краю поляны. Унташ отбросил шест и воззрился на девушку.
— Это место подойдет для обряда?
— Да, — сухо ответила та.
— Тебе незачем проводить его по-настоящему, моя прекрасная Арчита, — мерзко улыбнулся он, — просто сыграй покладистую служительницу богов для нашего старосты Суприри. И все, — он сделал широкий жест, — ты богата… и моя.
— Я поняла, — холодно кивнула она и схватила тюк.
— Тогда не будем заставлять богов ждать, — хмыкнул старейшина и спрыгнул на землю.
Арчита, помедлив, последовала за ним. Мозг лихорадочно искал выход, но пока не находил. А зияющий вход в пещеру уже раскинулся перед ними.
[1] Аншан — древний эламский город, в 3-ем тысячелетии до н. э. — одна из ранних столиц Элама до переноса столицы в Сузы.
[2] Та-Кемет — древнее название Египта.
[3] Нарака — в индийской мифологической космографии ад, расположенный глубоко под землей; область мрака и ужаса, где души умерших подвергаются разным мучениям.