Посвящается Шани Николь Лук.
Предисловие
Дорогие друзья и читатели, хотелось бы сказать пару мыслей по поводу этой книги. Изначально я думал, что это будет обычный экшен, невзрачный боевик, который написан ради развлечения, чтобы дать начало ещё одной серии о постапокалиптическом мире и выживании в нём. Это была бы история об опасных приключениях, о хороших друзьях и любви в условиях, когда всё вокруг катится в преисподнюю.
Но события, заставшие меня в начале октября совершенно выбили из колеи, настигли итак в прескверном состоянии. У каждого своя правда и у меня нет желания сейчас говорить, кто виноват, а кто нет… пусть каждый из Вас решит это самостоятельно. В тоже время всё это безумие заставило меня задуматься — насколько мы далеки от идеала, который сами и провозгласили. Ибо многое говорит о том, что мы недалеко ушли от наших предков, ведь со времён медного и бронзового века человек всё так же пристрастен к делу погибели, делу разрушения, нежели делу созидания и милосердия. Сладостный миг покоя и тишины, надежды, на стыке веков оказался под угрозой. Как оказалось, высокое звание единственного разумного вида не по силам многочисленным «племенам земным». Жажда войны, алчность, безумные идеи и пред всем этим жизнь человеческая оказывается всего лишь жалкой помехой, которая станет пищей для адской мельницы «холодной» необходимости, которую перетрут жернова амбиций сильных мира сего.
Неужто и правда, что «всё — прах»? Зачем мы живём? К чему мы призваны? Что значит быть человеком в самом высоком смысле этого слова?
Итак, в цикле произведений я постараюсь ответить на этим вопросы, посмотреть на них через призму мира, пребывающего в состоянии полураспада.
Так же, хотелось бы хотелось бы сказать, что не только эта книга, но и весь цикл будет посвящён памяти Шани Лук. Не во имя пиара, а просто потому, что эта история имеет привкус пепла на языке, травит едкой горечью. В её лице, как и во многих других, которые нашли вечный покой в те дни, можно увидеть, как находит отражение всё вышеописанное, воплощается с исключительным бездушием и ужасом. Да, она оказалась песчинкой в круговороте событий, но и в тоже время идеальным олицетворением несправедливости этого мира, его извращённого и падшего состояния. К великому сожалению, те, кто не заслуживают смерти, те, кто, больше всего выступают за жизнь и мир, гибнут из-за диких и жестоких амбиций. Мы можем из всего этого извлечь важный урок.
Ладно, с лирическим началом закончили, теперь касательно мира.
Южные окраины солнечных Апеннин. До того, как этот край постигнет ужасная и печальная судьба ещё довольно долго и народ процветает, насколько это можно в мире разрушительной катастрофы. На полуострове безраздельно правят четыре могущественных державы — Лига Севера, Венецианская Аристократия, Итальянская Республика и Южно-Апеннинский Ковенант. Они неустанно и с остервенением делят скудные ресурсы, богатые торговые пути и пытаются существовать посреди всеобщего хаоса. Посреди них нет согласия — все стороны погрязли в конфликтах и неустойчивых перемириях, пытаясь выжить и урвать своё, преумножить то немногое, что есть. При этом каждый осколок былой цивилизации страдает от рук тех, кто её свет отринул окончательно — технодикари и жестокие культы терроризируют обычное население, утаскивают полуостров во мрак варварства. И дабы преуспеть в деле выживания, каждый, кто ещё дружит с умом, пользуется услугами наёмников — тех, кто посвятил делу войны всю жизнь, ну или хотя бы знаком с тем, что значит сражаться, кому ведома наука сражаться. Они — столп военной мощи богатых держав, опора сеньоров и лордов, а также решающая сила в споре с мятежниками или ордами дикарей.
В этом жестоком мире выделяется одна из компаний. Молодые «Чёрные мечи» пытаются заработать и рвутся доказать, что они заслуживают стать первыми среди наёмников. Однако их численность и более сильные, деловитые коллеги не дадут им это сделать. Для них отведена «почётная» ниша вспомогательного формирования, но порой упорство и стойкость творят чудеса, да и непрестанное противостояние правителей даёт дюжину возможностей, которыми грех не воспользоваться. На растерзанной и выжженной земле бывшей Италии они начнут свой путь, сражаясь во имя славы и денег.
Однако на руинах былого мира будет сыграна судьба, ставшая уроком и назиданием для многих, история маленького человека, оказавшегося всего лишь в нужное время и в нужном месте. Наёмник, которому уготовано великое будущее… горькое будущее. Его путь пройдёт красной нитью сквозь эпохальные события — от споров местных лордов и господ до апокалиптических столкновений исполинских империй. Братья древнего ордена, старинные культы, техноязычество, свет вечной веры, империя двуглавого орла, улицы вековечных городов, возрождение мира — всё это и многое другое станет вихрем, который закалит, обратит во прах и возродит душу человека в круговерти тяжёлых испытаний… всё это заметут пески истории, оставив лишь пару сухих строк в исторических электронных манускриптах.
Ему предстоит понять, что значит быть живым, потерять все смыслы бытия и отправиться на их поиски, когда в железном сердце всё ещё теплится огонёк утраченной человечности. Кто знает, куда они приведут?
«И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему (и) по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, (и над зверями,) и над скотом, и над всею землёю, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле».
— Книга Бытия глава 1 стих 26.
«Быть человеком значит буквально то же самое, что и нести ответственность. Это значит — испытывать стыд при виде того, что кажется незаслуженным счастьем. Чувствовать стыд перед нищетой, которая, казалось бы, и не зависит от тебя. Гордиться каждой победой, одержанной товарищами. Сознавать, что, кладя свой кирпич, и ты помогаешь строить мир».
— Антуан де Сент-Экзюпери. Писатель докризисной эпохи.
«Человек — интересное существо. Во имя великих целей он готов на многое, а во имя ближнего — на всё. Но и ради пакости, ради вреда ближнему он готов на большие «деяния». Что же нас делает людьми? Разум и рассудок? Стремление к великому? Особая душа? Да будет вам известно, точно не делает нас людьми: жестокость, бессердечие, алчность, жадность, фанатизм и прочие страсти. Они нас явно делают хуже животных».
— Сарагон Мальтийский. «Чёрный оракул».
Пролог
В холодном сумраке ночи практически ничего нельзя было рассмотреть, только разве что золото куполов старого храма прорезалось сквозь плотную темень. Они смахивали на свет маяка, на искру света с густой тьме, горящие для заблудших душ и взывающие их ко спасению. У белых стен старинного собора разбит прекрасный сад, подобающий виду изумительного ковра из разных цветков, прорезанный гранитными дорожками. Совсем рядом, за чёрным металлическим забором, за асфальтовой дорогой громыхала железная дорога, окаймлённая буйством зелени.
Небольшой город на границе колоссальной державы крепко спал, и никто не смел нарушить покоя. Лишь чёрно-жёлто-белые стяги с грозным двуглавым орлом шелестели на ветру вкупе с громыханием составов. Комендантский час охранялся патрулями полиции и слугами Службы соблюдения временных ограничений Министерства порядка Российской Империи. Они рыскали всюду — особыми тройками исследовали тихие улочки Биробиджана в поисках нарушителей — от старого краснокаменного Арбата до древо-домовых окраин городка. Никто и не думал выйти на затуманенные улицы кроме тех, кто имеет на это особе право.
Всё это создаёт сдавленную обстановку, отдающую свинцом. Люди жили словно под прессом, абсолютный надзор создавал атмосферу паранойи, а всесильный аппарат насаждал страх. Церкви же отдавалась благая роль создателя смысла жизни, как определяет император, но мало кто помнил об истинном смысле её.
Сквозь тьму полночи брёл только один человек, если его можно так назвать. Клацанье стальных подошв и гул механизмов перебивали слабосильную тишину и мистику сумрака. Это сгорбленная от усталости и старости фигура, облачённая в чёрную рясу с капюшоном, овеянная зловещим и мистическим ореолом. Он медленно шёл возле металлического забора церкви, внимательно осматривая его. Два ярко-синих насыщенных диодных уголька вместо глаз блистали во тьме, внимательно высматривая любые проблемы с конструкцией.
— Всё в порядке, — тихо проскрипел мужчина, когда убедился, что целостность не нарушена.
Он побрёл дальше, казалось, что сам мрак к нему липнет, и свет архаичных фонарей не может его разогнать. Существо змеёй вильнуло за ворота и остановилось, как вкопанное. В специальном стекле, которое защищало электронные зрительные нервы, отразился тусклый отблеск роз, линия за линией складывающихся в изображение белоснежного ангела. Минуты две взирала фигура на красоту, устроенную людьми, но от того на холодной лучше легче не становится.
— Всё это печально, — минорно он отметил. — Скоро осень, и они умрут.
Существо прошло дальше, подошло практически к розоватым гранитным ступеням церкви, где пред очами предстала неприятная картина. На табуретке сидел светловолосый юноша, практически заснувший. В пальцах ютилась весьма толстая книжка с голубоватой обложкой.
— Привратник, — холодно обратился мужчина и от бренчания техники паренёк аж продрог, подпрыгнул и чуть не грохнулся с табуретки. — Ты поставлен настоятелем для наблюдения за сим местом, так не спи же.
— Ах, это вы, — парень зевнул и поднялся, отдал поклон, и повинно опустив голову, заговорил, — простите за сон, я зачитался.
— Всё хорошо, — холодно-отстранённо произнёс мужчина, — просто будь собранней, как сегодня говорил архиепископ.
— Я ещё после послушания, — пожаловался юнец. — Я весь день с отцом Даниилом освещал кресты, иконы и энергокарабины для наших воинов-защитников из Казачьей гвардии и ракетчиков. Поговаривают, что на западе опять неспокойно, еретики их Либерального Капиталистического Союза вновь содомию насаждают. А вы не боитесь Имперской полиции?
— У меня есть особое разрешение, — он потёр пояс, где в подсумке таилась волшебная бумага, взглянув на юнца, тот покачнулся при свете безжизненных очей.
«Я ведь тоже был когда-то таким… я ведь тоже был когда-то из… плоти», — всколыхнулась отравляющая мысль в глубине рассудка, в искусственных нервах пробежала настоящая тоска, массивная как свинцовая плита.
— О чём ты читаешь? — пытаясь сделать более-менее человеческий голос, спросила фигура. — Привратник Сергий.
— «О деяниях времён далёких» за авторством Иоанна Дециля. Из Рейха.
— Это сложная книга, — тихо произнесла фигура, словно бы чувствовала всю тяжесть, горечь, долготу и ужас событий, описанных тут… будто бы он сам испытал это всё на своей шкуре… или металлическом корпусе.
— Я знаю. Пока что я на самом начале. Интересная эта книга из Рима и описываемый герой… весьма занимательная фигура.
— А кто там главный герой?
— Йозеф Ди’Андорр, — произнёс малец и протянул книгу, — я читал о том, как он бился за сокровища бывшей Испании, о том, как сражался за целостность своей родины. Он был участником древнего ордена, который стремился сохранить осколки порядка в былом мире.
— Йозеф, — проскрежетал мужчина, отшагнув в сторону и подняв голову, лицевая маска чуть-чуть спала, и лунный свет холодным сиянием занял серебристое лицо. — Йозеф… Я очень давно не слышал этого имени.
— Вы были с ним знакомы?
— Йозеф, — повторило существо, точно бы смакуя это имя в ротовых механизмах, — я слышал это имя ещё до того, как ты родился и до того, как родились твои родители. Это… мне напомнило об очень старых временах.
— О каких? — с приоткрытым ртом юноша слушал слова старого монаха.
— Оно из тех времён, когда в мире торжествовала тьма, — казалось, что в безжизненном взгляде диодов пробежала тень ужаса, — когда мир пребывал в хаосе и бесконечных войнах. Не было тогда ни империй, ни сильных правителей, ни могущественных республик. Эпоха огня и железа, эпоха горя и торжества хаоса, эпоха ночи человечества, новые тёмные века.
— Видимо, этот человек был вашим знакомым? Из тех самых времён?
— Да, это имя мне очень знакомо, — стальные костеподобные пальцы легли на плечо, только перчатка не дала испугаться пареньку, — к великому сожалению я застал те времена. И я до сих пор несу их отпечаток на себе, — он провёл по груди, осторожно коснувшись места, там должно было быть сердца, но его давным-давно заменил мотор, — они сделали меня таким, какой я есть.
— Что ж, во всяком случае, этот человек мёртв, и мы можем только литию отслужить по нему, если он был крещён в святом православии.
— Он не мог умереть, — в стальном голосе промелькнуло что-то призрака надежды, — пока он на страницах этой книги, в сердцах многих, он не может умереть.
— Поэтично сказано. Не для нас монахов, отче.
— Что же повествует Иоанн Дециль? — с жаждой, которую он слишком давно не чувствовал, спросил киборг.
— Тут много чего написано, — служитель культа поднял книгу, — но я только начал её читать.
— Что ж, — в механическом голосе все услышали жизнеутверждающие нотки, рясоносец поднялся в полный рост и расправил широкие плечи, казалось, что всё его тело, неимоверно устаревшее, наполнилось новой жизнью, — расскажи нам, о чём ты прочёл?