Вечер этого же дня. Таранто.
По глазам било тусклое ламповое освещение, которым могло похвастаться это скромное местечко. Вокруг разносился шум — звон металлических и стеклянных кружек, гогот и крики, а также трещащая задорная песня, чьи звуки порционно вываливаются из старой пукающей колонки, дербаня слух.
Пальцы протянулись за картошкой. Почерневшая и зажаренная до такого состояния, что больше напоминала уголь, она всё же источала приятный запах. Йозеф отломил кусочек и положил в рот. Язык свело от горечи и остроты, слюна хлынула аж через зубы, губы «опалил» огонь.
— Дрянь, да? — пихнул юнца в плечо парень в чёрной кожаной куртке. — Я же говорил, местные деликатесы такая хрень.
— Раньше они делали «чёрные чипсы» лучше, — отодвинул тарелку рекрут, потянувшись за стаканом вина.
Пивнуха гордо расположилась на отшибе города, где даже трущобы и стихийные самострои попадались одиноким «порослями», походящими на кусты из фанеры, жести и пластика.
«А ведь когда-то тут был автосалон», — Йозеф заметил косо прибитую над входом табличку, ставшую и названием бара — «Loforese».
Если под ногами всё ещё сохраняется гранит, то большая часть покрытия превратилась в поле выбоин, трещин и царапин. Тут и там можно заметить деревянные и фанерные настилы на местах, где вырваны особо огромные куски. Вместо роскошных и приятных ламп с потолков свисают на тонюсеньких проводах грушеподобные «светила», нагоняющие тоску. Всё пространство уставлено столами и стульями разных мастей и видов — круглые, квадратные, прямоугольные треугольные, из дерева, пластика или ДСП — неважно. За долгие года его существования главным было набить помещение хоть какой-нибудь мебелью.
Некогда он мог гордиться прозрачной передней стенкой, обращённой ко внутреннему двору, символизирующую полную открытость. Но года беспокойного кризиса сделали своё — её нет уже пару столетий, а вместе стекла компиляция кирпичей и жести с прорезями для окон.
— О, как несёт из кухни. Они там решили резину отварить, кашевары грёбанные?
Йозеф повертел носом, чувствуя такие ядрёные запахи, от которых можно протрезветь. Туча специй смешивались с химикатами для дикого усиления вкуса, на кухне варили, жарили и парили всё, что можно приготовить — от насекомых и клейстера до чего-то сносного. Это порождало мощнейший смрад.
— Вот видишь, а ты говорил, что здесь нет северного пива, — отпил из большой пластиковой кружки мужчина с кожей, отдающей бронзой. — А ведь хорошие посиделки тут нам устроил, на свои гроши-то, — широкая улыбка украсила суровое сухое лицо наёмника, который нарядился в кожаный жилет на голый торс, чёрные штаны и ботинки.
— Румо, чёрт несчастный, ведь не нужно было на паренька так давить, — усмехнувшись и потерев загорелые ладони, говорил хорошо сложенный мужчина в бежевой рубахе поверх светлых джинсов. — Мы бы могли просто в казарме поседеть своими. Комбат же не зверь, дал бы добро.
— А как же старые армейские традиции, Дьяко? Их нужно соблюдать.
— Так и иди в армию. Сейчас Ковенант ни от кого не отказывается, гребёт всех подряд.
— Там платят плохо. А помирать за сущую пыль я не хочу, да и что там делать наёмнику? В наряды ходить да толчки драить, чтобы потом быть брошенным в долбанную мясорубки ушлёпком-полканом, который решил выслужиться и ради блестяшки на груди? Да нахер оно мне нужно!
— Тогда не гунди.
Паренек, на которого были направлены колкие речи Румо, осмотрелся. Из своего отделения Йозеф тут видел своего командира, который особо пристрастился к вину и сушёной рыбе, приправленной настолько реактивной дрянью, что её вонь перебивает запахи немытых дел и грязной одежды от посетителей. Сам Румо, едва ли не обнявший кружку с миланским пивом и прикончивший уже две. А так же ещё пара человек, которые смогли прийти, ибо часть подразделения была отправлена как усиление полицейских кордонов на север. Кто-то донёс, что пара банд решила поживиться в деревнях, и нужно было предпринимать меры.
— Где же твоя Аэлет? Я надеюсь, она приведёт подружек, — фыркнул Румо.
Словно бы отвечая на претензии и вызов мужика двери распахнулись и в местечко вошли две дамы. Йозеф сразу бросил на них взгляд, находя девушек очень привлекательными.
Аэлет шла вместе со своей подругой, её темные пальцы обхватили светлую ладонь среднего роста белокурой европейки. Обе они одеты весьма практично — свободные светлые штаны чуть накрывали сандалии, на обоих тёмного цвета жакеты. Только тёмные волосы Аэлет распущены и разливаются по спине наподобие водопада, а вот русая копна её знакомой собрана в шишку.
— Я всегда говорил, что она — розовенькая, — Румо покачал головой, впившись глазами в них. — Да вся Компания об этом знает.
— Тише, друг, — чуть улыбнулся рекрут, выпрямив спину, — не напугай девушек.
За ними вошла ещё одна девушка, отстранённо и даже немного смущённо держась за Аэлет и её подругой. Высокая прекрасная дама могла похвастаться прекрасной утончённой фигурой, словно бы её высек сам Небесный Ювелир с непреложным мастерством и совершенством. Осторожно проходя между столиками, являя мягкость походки, она привлекла внимание всей мужской части своим видом. Цвета вороньего крыла волос обрамлял аккуратное и чудесное лицо, опускаясь практически до пояса, отличаясь крупными плетениями и парой светлых прядей. Йозеф посмотрел её в широкие цветошоколадные глаза, но не выдержал глубины и пронзительности взгляда. Даже в приглушённом свете отлично виднеется её загоревшая медноватого оттенка кожа оголённых стройных длинных ног, изысканных рук. Кожаный топик с сумкой через плечо, мини-юбка, обшитая угольным мехом вульфсина[1] и сапоги — вот вся её одежда. Опустив взор, парень на её голенях приметил зампысловатые татуировки.
— Ну, здравствуйте! — обрадовался Румо, когда девушки подошли к столику и заняли места. — Как мы рады вас видеть.
— Ох, как ты оживился, — хлопнул в ладоши Дьяко, — прям как таракан на кухне. Только с ума не сходи.
Теперь за столом восемь человек.
— А это кто? — капрал посмотрел на высокую девушку с интересными плетениями в волосах. — Что-то я её раньше не видел в Компании.
— Это Шьяни Лоук’Ц. Недавно сию душу привело к нам. Благодаря её рукам большинство твоих ротных собратьев обзавелось бабочками, сердечками и прочими вещами, которые колете себе вы, настоящие мужики.
— Ах, — Румо снова прилип губами к пиву, допив всю кружку, — а я то думаю, кто сделал татушки этим поехавшим полудуркам из Братства.
— Они хорошо заплатили, — волнистые губы девушки дрогнули, уши обласкал весьма приятный бархатный голос. — Всего пара-тройка дней, а мне удалось познакомиться со многими и замечательными людьми, — дама осторожно и плавно жестикулировала, когда говорила.
— О, а это кто эти «замечательные люди»? — наигранно возмутился Румо, его не интересует еда, все тарелки в распоряжении двух парней из отделения, которые быстро налегли на куски почерневшего вяленого мяса. — Неужто такая краса уже нашла себе воздыхателей?
— Нет… Румо, вас же так зовут, да? — чуть улыбнулась Шьяни, сложив руки на груди.
— Быть может вина или хорошего пива? — предложил Дьяко девушкам, но они отмахнулись. — А то нам за пару часов уже хватит.
— Лена, — приобняла её за талию Аэлет. — Душа моя, может, ты чего-нибудь будешь?
— Нет, милая, мне одной тебя хватит, — ухмыльнулась девушка.
— А ты, — что-то было хотел спросить Йозеф, но его быстро оборвали.
— Обожди, малец, — пихнул Румо рекрута, показав на Аэлет и Елену. — Вот вы понятно, вместе. Конечно, чего только в наши долбанные етить времена не увидишь, и знают вас все давненько. А ты, Шьяни, сколько у нас?
— Я только недавно, — девушка провела длинными пальцами по хрустальному бокалу, наполненному вином цвета насыщенной густой крови, — работала небольшой деревеньке возле Таранто, но там слишком плохая обстановка. Слишком опасно. Тут же… всё более спокойно. Мне предложил ваш полковник делать татуировки для бойцов и выручку делить — тридцать ему, остальное — мне. А так я ещё в паре мест работаю.
— Неро, вот пёс лукавый! И как же так получилось, что такая краса забыла в такой выгребной яме как «Чёрные мечи»? — развёл руками капрал. — И ты не гонишься за деньгами?
— Нет, мне главное найти хорошее общение, Румо и приятных людей. Ну и подальше от мест, где в любое место могут напасть бандиты и дикари.
— Шьяни, а ты, — снова попытался спросить юнец.
— Йозеф, обожди, — перебил его Румо, — Шьяни, а ты чем помимо татуировок занимаешься?
— Румо, как же ты оживился, — ехидно отметила Аэлет, — обычно, когда я вижу тебя в баре твоя единственная любовь — это выпивка. А тут ты прям весь из себя.
— Это я хотел спросить, — пробурчал себе под нос рекрут, обхватив двумя руками бокал с дурманящим спиртом.
— Музыка и путешествия, — сложив ладони у подбородка, сказала девушка, — хорошие компании.
— Оу, поверь мне, милаха, я могу дать компанию, что нужно, — Румо откинулся на спинку стула, пройдя взглядом по всему залу, на этот раз он посмотрел на Елену. — А вот ты, тебя я не припомню. Твою хорошенькую подругу я знаю давненько.
— Даже не думай, — фыркнула Аэлет, — Елена на веки моя.
— Она, — вспомнил о рассказе подруге о Лене юнец, но вновь был заткнут.
— Йозеф, дорогой мой друг, — на этот раз с оттенком грубоватости и скрытого яда лукавства молвил капрал, — будь хорошим мальчиком, убери язык… ну ты понял куда, пока взрослые говорят о важном и насущном.
— О как мы заговорили, — Аэлет согнулась, чуть подалась вперёд, — ты пришёл сюда по приглашению, пьёшь за чужой счёт и позволяешь себе мести языком, как тряпкой в толчке?
— Он парнишка хороший, — массивной рукой Румо потрепал капну чёрных волос, Йозеф вздрогнул, — но не для него эти разговоры. Вот о чём он может беседовать со столь чудесными девушками, если даже… ну вы понимаете.
Шьяни покачала головой, слушая Румо. Она осторожно убрала прядь волос, оголив утонченную шею, другой рукой всё же взяла бокал с вином аккуратно прикоснувшись к нему губами и немного отпив.
Дьяко внимательно смотрел за ходом диалога. Сержант хоть был выходцем из нищенских кварталов, но прекрасно понимал людскую суть. Да и не нужно обладать мастерством виртуоза чтеца душ, чтобы видеть — Йозеф страстно желает с ними поговорить, но Румо, который явно наметил себе конец дня и в каких позах, и с кем он его проведёт, не даст юноше и слова сделать. С другой стороны, ему завтра капрал нужен более-менее в чувствах и собранный, а не измотанный в хлам.
Сержант запустил руку в карман и достал телефон. Пара нажатий и экран засветился слабых тонах холодного света. Приложив к уху он стали наигранно говорить, а громкий бас привлёк внимание едва ли не половины бара:
— Я, господин капитан. Да, господин капитан. Сейчас будем.
Убрав телефон, Дьяко заметил, как все смотрят на него, капрал слабо мотал головой, уже чувствуя, что скажет командир.
— Так, Румо, — хлопнув по столу, встал сержант. — Давай, поднимайся. Ты помнишь, Кемирр нас звал вечером, чтобы мы насчёт техники поговорили.
— Начальник, обламываешь кайф. Нас же малой пригласил, а я ещё посидел недостаточно. Да и тут такие девочки, как же я их оставлю?
— Поднял сральник и пошагали в казарму. Ты достаточно пива ужрался. Или ты хочешь намотаться на кулак ротного? — Дьяко повернул лицо в сторону девушек. — Простите, милые дамы, за выражения.
— Хорошо, иду-иду, — подчинился мужик, явно не желая иметь дело с капитаном, недовольно зыркнув на Йозефа. — Вот же повезло, малец.
— Нам тоже надобно, — поднялись парни из отделения. — «Большая мамочка» просила забрать мешки и притащить в казарму.
— Аэлет, дорогая, — погладила её по руке подружка, — мне тоже нужно идти. Завтра такая суматоха, я хочу отдохнуть после сегодняшних разборов полётов.
— Конечно, иди дорогая, — девушки перед расставанием прижались друг к другу и наградили поцелуями. — Только давай завтра утром встретимся пораньше?
Пятеро поднялись и направились к выходу сквозь кривые ряды столов, обходя шумных постояльцев, часть из которых уткнулась в локти, кто-то рубился в карты, а третьи продолжали заливать в себя всё больше и больше выпивки. В итоге Йозеф остался с Аэлет и Шьяни. Между ними повисло недолгое напряжение, италиец то посматривал на свою подругу, то пересекался взглядом с тёмными глазами Шьяни в которых находил отблеск утраченного света, который не зрел во многих очах людских.
— Как же забавно получилось, — улыбнулась Аэлет, проведя рукой по опустевшей кружке, — и, Йозеф, прости, конечно, что мы задержались. В роте дерьмо приключилось.
— Ничего страшного. С ними я уже насиделся, — усмехнулся парень, посматривая на то как три охотника ввалились в бар и пьяной походкой уселись за стол, шкуры, обрезы, пара ножей и вонь стали их спутниками. — Я рад, что ты пришла.
— Чем же? — чувство интереса явно чувствовалось в её вопросе. — Ведь это я навязалась к тебе, да ещё и опоздала.
— Аэлет, ведь только с твоей помощью я в «Мечах», — улыбнулся Йозеф, вспомнив об одной детали сегодняшней встрече. — А ты с Еленой? — осмотрительно спросил он.
— Хах-ха! — громко рассмеялась Аэлет, прикрыв ладонями рот. — Конечно же нет!
— А зачем тогда ты её привела?
— Знаешь, когда ты оказываешься в толпе голодных сам знаешь до чего мужиков, нужно как-то… ты всё сам прекрасно осознаёшь. Мальчик уже не маленький и такие вещи тебе рассасывать не нужно.
— Понятно. А что касается отношений?
— Ой, вообще ничего не хочу, — махнула девушка, — Йозеф, я пришла сюда, потому что с тобой хочу посидеть и поболтать. Ну и вспомнить… как тебе чуть глаз не выбила.
— Никогда не думал, что меня отметелит командир взвода разведки, — рука охватила бок, заболевший при воспоминании о том бое. — Но благодаря тебе я оказался в «Мечах»… ты меня «убедила».
Её подруга чуть посмеялась:
— О, Аэлет, ты рассказывала же о том, как чуть не сломала нос весьма приятному юнцу. Так это он. Ты ещё рассказывала, что тебе было его весьма жаль, словно подростка избила.
— Шьяни, вот кто тебя за язык тянул, — слегка обиделась наёмница.
— Может быть, погуляем? — предложил Йозеф, допив вино. — Тут до новой набережной не совсем далеко, а седеть тут не охота.
Девушки охотно согласились. Собрав вещи, и отдав деньги в механические руки трактирщика, они оказались на улице. На западе небеса выкрасились в огонь и кровь, багровое пламя заката походило на врата в иной мир. Сиреневые, свинцовые грузные тучи резко контрастировали с заокраинным полыханием, создавая чудесную картину, словно напоминающую о том, как великий кризис, царство мрака и падения цивилизации, опрокинуло и задавило мир предыдущий.
Парень и девушки пошли по серой асфальтовой дороге в сторону моря, переступая через выбоины, стуча каблуками по настилам и перешагивая через вздыбившиеся «горки».
— Татуировщица, у нас в Компании, — стал думать Йозеф, — никогда бы не подумал, что нас посетит столь чудесное явление, — говорил парень, всматриваясь в вечерний город, находя его похожим на умирающего исполина, который всё ещё цепляется за остатки жизни, используя всё то, что ему оставили предыдущие эпохи.
— Ну, мне нравится это ремесло, а Аэлет пригласила меня поработать с вами… точнее свела с вашим полковником, — потрепав часть прядей, сказала девушка, — в татуировках я нахожу определённый смысл. Это удивительный способ выражения.
— Что выразить?
— Что у тебя лежит на душе, — с оттенком вдохновения произнесла девушка, осторожно отмахнувшись от мошки… Йозефу даже показалось, что она не желает хоть как-то навредить ей. — Они отражают наши желания, идеи, мысли, что мы любим и что пережили. Очень занятно и трепетно колоть те вещи, которые для человека очень важны, которые лежат у его сердца.
— Ого, никогда не думал, что в татуировках может быть столь многое, — парень перепрыгнул небольшой овражек, обернулся к дамам и протянул руку; Аэлет цокая покачала головой, сама её перепрыгнула, а вот Шьяни вложила свою ладонь италийца и найдя в ней точку опоры перемахнула её.
— А ты сам, чем увлекаешься… помимо войны, — фраза овеялась оттенком отторжения, — у тебя есть хобби?
— К сожалению, нет, — тяжело выдохнул рекрут, серые виды города, обрушенные куски зданий, жестяные и фанерные наросты и «поросли» трущоб, облепившие его, удручают, став напоминанием о всей жизни — выживание на улицах, хоть какая-то учёба в местной школе и подобии института, а затем полиция… ничего интересного, чем бы он мог поделиться с девушкой. — Видимо не всем дарованы таланты, способности.
— Чушь, — её голос дрогнул, — каждый человек уникален. В каждом можно найти что-нибудь хорошее и светлое.
Слова натолкнули паренька на удивительные мысли, которые мгновенно наводнили потрёпанный рассудок:
«Это даже удивительно, что в таком мире, где ультранасилие возведено в норму, где по всему миру горят неугасимые конфликты, где сама земля проклята вечной энтропией, а мораль стала игрушкой для мечтателей-философов, смогло уродиться такое чудо, которое всё ещё видит в людях отблески чего-то славного, странный пресветлый образ человечности, который потерян нами столетия назад».
Аэлет украдкой сделала шаг назад, отстранившись от их разговора. Наёмнице не хотелось влезать в их общение или его обрывать, особенно если оно складывалось столь чудесным образом. Вместо этого она достала телефон и залипла в нём, не отрываясь от экрана и посматривая на своих знакомых. Она находила эту картину несколько умилительной.
— Это ты делала татуировки Первому братству?
— Да. И они хорошо заплатили, между прочим, — Шьяни провела рукой по щеке, — и рассказали много интересных и хороших историй.
— О чём же были эти истории?
— Не только о подвигах и приключениях, не только о сражениях. Они поведали про наш мир. Какой он был до Великого кризиса, о его достижениях. Рассказали, что когда-то давным-давно всё было иначе. Да, войны были, но они случались нечасто. А эта страна звалась Италией, и жилось здесь намного лучше, чем сейчас. Это было мирное место, где нет ни банд, ни жестоких правителей.
— И как тебе их культ, их вера??
— Они — странные ребята. Хмурые, угрюмые, слишком погруженные во что-то… своё. Верят в добро, во свет, проповедуют его, но их Собор набит оружием, как ваши казармы.
— Но ведь кто-то же должен защищать добро силой оружия, — утвердительно произнёс Йозеф. — Добру необходимо быть с кулаками, иначе его разорвут стервятники. По-другому никак.
— Круг бесконечной войны, карусель насилия ведёт исключительно к насилию. Это порочный круг, — Лоук’Ц остановилась, посмотрев вверх; темнеющие истомленные небеса рассекла белоснежная линяя, шлейф, тянущийся за самолётом. Это вызвало неподдельное восхищение. — Ох, я не думала, что они ещё летают. Это здорово.
— Охрененно редкое явление, — бодро сказала Аэлет, тоже радуясь, что увидела чудо техники древности. — Наверное, откуда-то из востока. Парни брешут, что там ещё могут отправлять летающие банки с болтами.
— Шьяни, а как же война во имя обороны? — продолжил тему Йозеф.
— Это совершенно другое. Когда на село нападают дикари, люди защищаются от тех, кто несёт зло. Но война — это не то… для чего мы здесь.
— А к чему они по твоему призваны?
— Разве мы люди не призваны к добру? Разве люди не призваны к чему-нибудь светлому и прекрасному? Йозеф, ты умный парень, ты понимаешь, что вершина человеческой души — это не война и разрушение, это созидание и хранение этого мира. По крайней мере, мне так кажется.
— Ты не приемлешь никакого насилия, никакой войны?
— Нет, — резко ответив, помотала головой Шьяни, — я не приемлю насилие. Все войны должны рано или поздно кончится.
— Но мы живём в мире, где, где война стала обыденностью, где оружие — это твой друг и главный инструмент, с помощью него решаются все проблемы.
— И это грустно, — в речи и глазах Йозеф услышал оттенки неподдельной печали, голова слегка опустилась, высматривая что-то в пыли.
Слова Шьяни, её мысли и идеи снова дали молодому парню пищу для размышлений:
«Что нас делает людьми? Каков же этот образ человека? Мы воюем, делим территорию, уничтожаем себе подобных в промышленных масштабах, радуемся обретению земель и печалимся, теряя их. Но чем мы отличаемся от животных, которые дерутся за еду и воды. Да даже от насекомых? Что ж, надеюсь, что когда-нибудь люди поймут, в чём их смысл и что он далеко от того, чтобы убивать себе подобных. Ха, странные мысли для наёмника».
Йозеф, Аэлет и Шьяни дошли до небольшого сетчатого забора, отворили скрипучую дверь. Под их ногами захрустели крошки бетона. Вся поверхность покрыта трещинами и ямами, кое где даже широченные выбоины набиты песком. Вокруг них троих простиралась набережная. Когда-то тут страну защищала военная база, но Италия сгинула, а вместе с ней со временем и многое из атрибутов её могущества.
— Да, тут довольно миленько, — Шьяни осмотрелась по сторонам, — но это лучше, чем то заведение, — нос засипел, в лёгкие хлынул прохладный воздух, не отравленный вонью помоек и химикатов.
— Может, присядем? — предложил Йозеф.
Тут всюду всё уставлено самодельными столиками и стульями, немногочисленные люди сидят и беседуют. Они тоже пришли отдохнуть, хоть немного времени провести в лёгкости, отдалить от себя тяжёлый трудовой день.
— Шьяни, а что тебе нравится больше всего в жизни? — спросил Йозеф, проведя рукой по крышке деревянного стола, ладонь защипало от мелких заноз.
— Музыка и природа, — Лоук’Ц повернула голову, в шоколадных глазах горели огоньки уходящего солнца, весь взор был прикован к закату, парню даже показалась что её душа готова упорхнуть вдаль, где будто бы раскрыты врата в иной и лучший мир, наполненный добром и светом. — А ещё и путешествия. Да, сейчас трудно куда-нибудь выехать. Но всё же можно.
— И где ты побывала? — Йозеф заметил, как кто-то достал телефон, протянул наушники и погрузился в музыку, рядом с ним мужчина и девушка ворковали, держась за руки, а кто-то привёл с собой ребёнка, дав ему мороженное.
— Рим, Милан, Венеция, Флоренция, Мессина, Стамбул, Афины, Генуя, Салоники. Даже пару раз в Тунисе, — Шьяни оторвалась от полыхающего небосвода, её пальцы повертели золотое кольцо.
— Ого, как много городов, — паренёк приметил, как её взгляд теперь мягко ласкает пару, которая играет со своими детьми. — А ты не бывала на северном берегу Африки? Ливия и прочие? Говорят, что там сейчас очень опасно.
— Нет, — активно помотала головой девушка, — в Тунисе нам рассказали, что там правит жестокий султан и лучше туда не соваться. Могут ограбить или даже чего хуже.
— Это правда, — минорно заметил Йозеф, — эх, как же не хватает бокала вина. Можно было так провести времени до самой ночи.
— Музыки не хватает, — улыбнулась Лоук’Ц, — какой-нибудь яркой и активной. Чтобы можно было бы в ней раствориться.
— Любишь танцевать?
— Неимоверно. Это тоже возможность выразить себя, это прекрасный язык тела. А то, что он может сказать, порой недоступно обычным словам.
— Ого, я даже не думал об этом, — в груди Йозефа что-то шевельнулось, ему показались невозможными эти слова… слова, который не скажет ни один человек в мире, где гремит война. — Шьяни, я не думал, что встречу такого человека. Вы очень сильно отличаетесь от тех, кого я видел раньше. Человек, выступающий за… спокойствие на этой многострадальной земле? Это не укладывается в голове.
— Поверь, такие люди есть. Аэлет рассказывала о тебе. Ты слишком много времени провёл в полиции, на жестоких улицах, а сейчас в Компании. Ты не видел ничего иного, кроме боя. Но есть и другая сторона жизни, которую можно вкусить, как сладкий мёд.
— А ты?
— Йозеф, я тоже выросла в этом городе и видела то, безумие, которое в нём творилось и вижу, что мир горит в огне. Но не пропиталась им. Это инородное для меня, — прекрасное лицо поморщилось. — И как раз те странные ребята из Первого братства рассказывали, что люди однажды в истории достигали мира, осуждали войну. Давным-давно мы стремились к перемириям.
— Может быть, ты и права, — кивнул парень. — Но… я рад встрече с тобой, но не думаю, что мир можно изменить одной лишь силой слова и примирения.
Странно, но этот разговор в него вдохнул надежду на то, что этот мир не до конца прогнил и превратился в арену, что ещё возможны изменения. Да, он продолжит оставаться таким же наёмником, как и сейчас. Для него важно дослужиться до солдата, получать деньги и не сдохнуть под огнём пуль или от какой-нибудь болячки. Он продолжит воевать с шевронами двух мечей, идти в бой. Его цель — деньги. Но Шьяни стала подобием тихого и свежего ветра, развеявшим спёртый воздух в его внутреннем мире.
«Что же нас делает людьми?» — вновь спросил себя Йозеф.
Они продолжали наслаждаться покоем, посматривая на мирных людей, и довольствовались последними минутами света от уходящего солнца. Аэлет иногда посмеивалась, находя что-нибудь интересное в остатках Интернета. А вот Шьяни, и Йозеф нашли что-то общее, несмотря на столь различное мировоззрение и цели. Она передала ему второе кольцо, отлитое из серебра, несущее странный знак. Это выполненный из меди длинный символ, растроённый к концу, напоминающий или ветку, или лапку.
— Он, как иероглиф моей души, — пояснила Шьяни, — он олицетворяет всё то, во что я верю и люблю.
— Что ты хочешь от жизни? Каков твой смысл?
— Жить, — мило улыбнулась Лоук’Ц, — жить и наслаждаться жизнью, радоваться ей в каждом дыхании и движении. Мне нравится проживать каждый момент, наслаждаться весельем и хорошими людьми. Знаешь, жизнь можно считать удавшейся, когда рядом хорошие друзья, звучит любимая музыка и ты смотришь на зелёный не осквернённый лес и реки.
— Я, как и ты, надеюсь, что в мире наступит мир, — края губ Йозефа слабо дёрнулись, — наши далёкие предки его не смогли удержать.
— Война, насилие, — с придыханием и смотря на то, как пылает запад, начала речь начала Шьяни, — вот до чего мы дошли. Я против этого, Йозеф, против. Я искренне надеюсь, что хоть через пару сотен лет всё изменится. Что мы преодолеем собственную порочность и тягу к войне.
— Знаешь, я готов подписаться почти под каждым твоим словом, которое ты сказала сегодня.
Смотря на Шьяни, находя в широких тёмных глазах остатки живой человечности, давно утраченный свет, Йозеф неожиданно вспомнил слова священника из Культа Единого — «Чистота всегда найдёт себе место, несмотря на то, сколько тьмы в нашем мире. Нужно хранить её всеми силами от всех мерзостей».
— Йозеф, — заговорила Аэлет, положив руку на плечо парню. — Мы славно погуляли, — её речь отравил призрак обиды, — хоть с тобой так и не поговорили. Но нам пора разбегаться. Ты не забыл, что нас завтра ждёт?
— Да, давай возвращаться. Наступают трудные дни.
[1] Вульфсин — искусственный мех, смахивающий на волчью шкуру. Учитывая, что большинство синтетических производств находится на более-менее богатом севере, то и сам товар отличается высокой стоимостью. Его покупка может значить или высокий доход владельца, или о его богатых друзьях, которые могут позволить себе такие подарки.