Спустя два дня. Таранто
В приглушённо освещаемом помещении чувствовался уют и тепло, насколько это возможно в нынешних условиях. Йозеф слышал приятный и мерный треск машинки, которая быстро создавала красивый завораживающий узор на плече его подруги. Ароматы краски смешались с запахом свежезаваренного кофе, который так и манил ласковыми прикосновениями дымки.
— А тут хорошо, — будто бы с облегчением выдохнул парнишка, осматриваясь и всё ещё не веря, что где-то на руинах былого мира есть любительница искусств. — Как будто… вернулся в далёкое-далёкое прошлое, где нет ни войн, ни разрухи.
На лакированных деревянных стенах юнец созерцал красивые картины, где красками или карандашом изображались чудесные животные, чей вид сильно умиляет, где прорисовывались великолепные города, залитые солнцем, а рядом с ними восхитительные образы природы, утраченной и далёкой. У Йозефа захватывало дух при их взгляде на них, если бы он в действительности взирал на всё это. Однако картины лишь осколки ушедших эпох, моменты, оставшиеся в вечности благодаря кисти художника, но даже этого хватает, чтобы поразить душу, которой ведом только упадок новых тёмных веков.
— Шьяни, тебе удалось создать в своем доме маленький музей, — италиец осмотрелся в квартирке, которая ну не удивляет размерами, однако полнится уюта. Пол, устеленный тёмным линолеумом в стиле досок, не сквозит. Стены, выполненные из лакированных досок и покрытые шоколадными обоями создают ощущение томности и мистичности. Вкупе со створчатыми шторами, парой диковинных растений и шкафами, которые забиты сувенирами из далёких стран. Свет уходящего солнца пробивается через два окна, блекло освещая квартиру.
Юнец повернулся в сторону высокой девушки, полностью погружённую в своё дело — она согнулась над подругой и с напряжённым лицом работает с машинкой. Тёмная загорелая кожа ловила лучи солнца, подсвечивая затейливые татуировки.
— А? Что? — приподняв голову, переспросила Шьяни, пропустившая слова. — Прости, я полностью ушла в дело.
— Ничего страшного, — края сухих губ дрогнули, — я говорю, что у тебя тут самый настоящий музей.
— А, да. Я много чего набрала во время путешествий, — она вновь вернулась к делу, на коже Аэлет практически был завершён узор. — Знаешь, всегда интересно погружаться в культуры, в чужие обычаи, вообще в другой мир.
— И чтобы оставить память, ты решила брать себе по кусочку тех мест, где была? — тепло обозначил Йозеф, всмотревшись в один из сувениров и узнал в нём статуэтку венецианской певицы.
— Да.
— А картинная галерея?
— Мне всегда нравилась природа, — тонкие губы, выведенные луком Купидона, дрогнули в улыбке, — часть картин я купила в путешествиях и закромах, другую часть нарисовали на заказ.
— Какая же должна быть любовь к природе, чтобы тратить деньги на картины в том мире, в котором мы живём? — удивлением полнился вопрос, найдя продолжение в роящихся мыслях. — «В этой квартире порядок, всё убрано и даже отсутствует разруха. А на улице? В других комнатушках? Царит полнейшая разруха. Порой мне кажется, что истинная разруха не на улице, не в мире, а головах людей. Быть может постапокалипсис не на улице, не в мире, а прежде всего в сердцах и умах сего рода?».
— Йозеф, пройдоха, — раздался ретивый женский голос, — ты за всё это время даже не удосужился спросить, как я. Это же как-то не по-джентельменски.
— Я знаю, что с тобой всё в порядке, — выкрутился парень. — Девушка, которая меня вытащила из передряги, дама — сильная.
— Ой, хоть бы проявил себя как. Не всё же мне тебя таскать.
Йозеф как заколдованный смотрел на них — его боевая подруга на кресле и татуировщица, с довольно загадочным и нетипичным «иероглифом» души. Он находил в них что-то мистическое, притягивающее… то, что было в нём самом очень глубоко. Схожие идеи, мысли, увлечения или…
«Потерянная человечность», — вспыхнула мысль.
— Закончено, — сказала Шьяни, помогая Аэлет подняться.
Девушка одета в простую майку и джинсы на размер меньше, а поэтому подчёркивающие её и без того выразительные формы. Рядом лежала аккуратно сложенная курточка.
— Как тебе? — задорно спросила девушка, показав плечо, где в багряном ореоле красуется изображение прекрасной розы — рубиновый цветок, лишённый всяких изъянов, пленяющий своим великолепием, окружённый парой столь изумительных бабочек.
— Очень красиво, — трепетно произнёс италиец, в сердце что-то шевельнулось. — Знаешь, эта роза очень сильно походит на тебя — такая же красивая.
— Спасибо, — щёки Аэлет слегка порозовели. — Я не думала, что ты можешь ещё и красиво говорить.
Йозеф взглянул на Шьяни. Всё так же чудесна — волосы распущены, обрамляют загадочное лицо, ложатся на плечи, покрытые чёрной кофтой с высоким горлом. В тёмных слегка приуженных глазах мерцало что-то мистическое и одновременно простое. Что-то такое и предельное знакомое он находил в очах Аэлет.
— И спасибо огромное — мастеру, — мерно кивнул наёмник, точно бы поклонившись. — У тебя отлично получилось.
— Благодарю, — она театрально слегка поклонилась, словно отвечая на манеру капрала внутренним задором.
Татуировщица повернулась, сделала шаг к небольшому столику, где своего мига ждала квадратная чёрная колонка. Утончённые пальцы, украшенные парой золотистых колец, пробежали по кнопкам. Из неё полилась ритмичная и активная музыка, хоть немного отвлёкшая от бремени последних дней.
— Что это? — спросил Йозеф, вслушиваясь в быстро повторяющиеся звонкие мелодичные звуки, напоминавшие игру электричества и металла.
— Техно, — ответила дама.
— У меня есть, чем ещё скрасить этот вечер, — наёмница отстранилась к выходу.
Аэлет потянулась за принесённым пакетом, зашуршала им и быстро достала литр добротной радости — пальцы сжимали бутылку алкоголя, за которую можно и отдать целое состояние.
— О, интересно, — потянулась к ней подруга, удивлённая тому, что это чистая стеклянная хорошо закупоренная бутылка, а не пластиковый флакон, в котором плещется мутная жижа.
— Портвейн, — гордо произнесла дама, подбросив бутыль. — Это вам не бражка из забегаловки.
Йозеф в то время отстранился, подошёл к окну, где в свете уходящего дня созерцал поистине страшную картину, вносящую трепет, изменившую жизнь города кардинально. На западе от Таранто раскинулось огромное поле, до вчерашнего дня носившее звание помойки, туда свозили весь возможный мусор, нищие там находили место прокорма, а кто-то даже и материалы для слишком убогого трущобного жилья. Однако сейчас это стоянка для целого племени. Они вчера вечером явились подобно бушующему морю, словно стихия и прилив человеческого океана. Ревущие мотоциклы, собранные в передовые эскадроны, моментально разогнали всю голытьбу, а тех, кто был слишком упорен отогнали автоматными очередями. Полиция и армия, которые должны были отбить свалку, даже не стали вмешиваться в это дело и заняли позиции, став наблюдать за развитием событий. Чёрным муравьиным роем на окраинах Таранто собирались сектанты братьев Чёрного епископства. Они готовились вступить в кровавый бой, готовились захватить как можно больше пленных, которых…
«Принесет в жертву», — зловеще произнёс Йозеф внутри себя, тяжело шевеля языком. — «И как же можно одичать до такого? Одно людское море против другого».
А затем они стали селиться, не теряя ни секунды. На пустыре и горах мусора за мгновение вырастали целые кварталы палаток — пестрящие полиэтиленом, шкурами, навесами и тканевиной они представляли жутко обворожительное зрелище. Возле начинали роиться несчётные машины — главный транспорт кочевников, основа их силы и мобильности. Перекованные множество раз вездеходы и транспортники привезли тысячи человек. На ржавых драндулетах, отделанных в безумном стиле, иногда крашенных в кричащие цвета, они явились под город.
«Но их божество?!» — возопил капрал, всматриваясь в местность, которая нынче походила на полевой лагерь кочевников перед битвой, на стоянку колоссальной орды, волной несущийся сокрушать цивилизации.
Глаза углядели ужасающее зрелище, которое колоссом громоздилось в центре дикарской деревни — пятиметровый исполин, чудовищный идол. Он собран из проводов, вплетённых в крашенные ветки, насаженные на железно-деревянную конструкцию. Голова чем-то отдаёт образом компьютерного монитора, глаза сделаны в виде сплошной красной полоски, в одной руке у него что-то смахивающее на флэшку, а во второй на дискету.
«Во городские техноязычники радовались при виде этого», — подумал юноша, вспоминая как пару раз видел беснования тарантийских почитателей культа механизмов и электроники при виде ложного бога.
Оттуда доносились вопли, крики и ужасающие стоны. Странные песнопения под дикую музыку, барабанный бой и леденящие душу завывания. Кипящее и бурлящее море, лишённое стройности, культуры и внешней логики, погружённое в поклонение дикому культу, почитание сотворённого человеком, как божества.
«Мир давно сошёл с ума», — заключил юнец.
— Тебе не страшно жить здесь, на окраине? — спросил Йозеф. — Шьяни?
— Что теперь со всеми нами будет? — капрал продрог неожиданного страха в вопросе Лоук’Ц. — Это слишком сильно, даже для Таранто. И да, Йозеф, мне временами становится страшновато.
— Пока что ничего, но нужно готовиться к худшему. Пять тысяч технодикарей встали у нашего города и неизвестно, чем всё это закончится, — обернулся к ним Йозеф, но едва ли не уткнулся грудью в Аэлет.
Девушка стояла прямо в полушаге от него, держа фужер, утяжелённый до краёв налитым алкоголем. Красивый янтарного цвета портвейн так и манил утолить жажду быстрым глотком.
— Mersi, — осторожно взял бокал капрал.
— Только осторожней, — игриво заговорила Аэлет. — А то вдруг ты ничего крепче молока не пил, я не хочу тащить твою тушку до дома… хотя мне не впервой.
— Ах, бывшая Ливия, — с ностальгией произнёс парень, подняв глаза на натяжной потолок.
— Расскажите, что там было? — с энтузиазмом спросила Шьяни.
— Пойдём присядем, — Аэлет указала на небольшой пластиковый столик, мостящийся в углу.
Они начали вести тёплую беседу, вспоминая о делах минувших. Йозеф рассказывал о том, как они начали наступление, о том, как они попытались играть в войну и о том, как он практически чуть не погиб. Разошёлся юноша благодарностями для Аэлет, которая его вытащила, поведал, что если бы не она, то сейчас бы глотал землю. И завершил рассказ тем, что всё противостояние, все война жертвы были обнулены золотом, подкупом Компании.
— И теперь вы здесь, — опечалено завершила Шьяни, поиграв с приятно пахнущим напитком. — О ужас, что же в мире творится. Хорошо, что вы выбрались оттуда. И я надеюсь, что когда-нибудь, — пальцы стали тарабанить по столу, — это всё закончится, — её голос подхватил внутренний настрой, воспаривший надеждой и мечтательностью. — Я верю, что когда-нибудь мы сможем жить в мире, что когда-нибудь человек научится жить с человеком в мире.
— Боюсь, что сейчас это невозможно, — хмуро обозначил Йозеф, — люди слишком долго живут в подобии безумия. Для них насилие стало нормой жизни. Порой мне кажется, что для нормальной жизни нам теперь нужен костыль, железная клетка, в которой будет жить народ. Порой кажется, что одичавшую, опьяневшую от крови и практически сошедшую с ума биомассу, может в узде держать только тоталитарный режим, новая тюрьма, в которой люди будут жить под абсолютным контролем и наблюдением. Чтобы вновь, — юнец тяжело вздохнул, — не породить эпоху тёмных веков.
— Это слишком жестоко, Йозеф, — нахмурилась Лоук’Ц. — В конце концов человек будет под жестокой пятой, где станет просто винтиком в системе.
— Бронзовый век, античность и мир наших предков — все они были сокрушены толпами варваров, ордами дикарей. И снова, и снова цивилизация сокрушалась толпами тупых идиотов, которые от животных недалеко ушли, — гнев дрожью пронзил речь паренька. — И снова и снова человек поднимался, становясь более могущественным. Посмотри за окно, и ты увидишь, что толпа уродов поднимает руку на город, чтобы оставить от него руины.
— Йозеф, — упрекающе обратилась татуировщица, — знаешь, это бедные люди. Им никто не принёс просвещение, помощь. Так же как и сейчас — много людей такие, потому что никто о них не заботился.
— Шьяни, — выпив портвейна заговорила Аэлет, — а как тебе технодикари у ворот нашего города? Они пришли незнамо зачем, требований не выставляли. Просто пришли и отжали у нас кусок земли.
— Но я думаю, что они — тоже люди, — девушка также отпила из бокала. — Среди них и дети, и старики. Я даже видела, как один старичок играл со сворой ребятишек. Разве они не такие ли люди, как и мы? Ведь они так же любят, как и мы… так же рожают и влюбляются, так же скорбят и радуются, так же гневаются и прощают.
— Это то понятно, — Йозеф лихо отпил, практически опустошив бокал, — я имею в виду цивилизацию. Они ведь… дикари.
— А кто бы им показал, что всё иначе? Они — жертва обстоятельств, которые не виноваты в том, кем оказались сейчас.
— Шьяни, у тебя слишком доброе сердце, — повертела Аэлет в руке фужер, — даже очень. Ты бы точно не смогла быть наёмником.
— Я и не собиралась. Кстати, какие у города… у Ковенанта планы на племя? — спросился Шьяни, поправив кольцо с рубином. — Они же должны что-то предпринять? Если всё забросить… может начаться конфликт.
— Трудно сказать, — поник капрал, потянувшись за бутылкой, — сейчас всё довольно сложно, довольно вязко. С одной стороны, племя сидит мирно и не никого не трогает, только отгоняет всех, кто к ним приближается. Но это пока, что.
— А с другой?
— Мэр и губернатор уже приняли меры, — Йозеф налил себе портвейна и передал бутылку Аэлет. — Пока что ограничились выставленным усилением, патрулями и караулами. А так же… проклятые братья Чёрного епископства. Больные…
— Йозеф, — приподняла руку Шьяни, — прошу, давай без этого.
Разговор продолжила Аэлет:
— Да, спустя пару дней подъедет усиленное подразделение спецназа Ковенанта. Посланник Таранто вчера направился к ним, но до сих пор не вернулся. Зараза, даже не хочу думать, что с ним могло стать, — наёмница посмотрела в окно, где виднелся зловещий силуэт монструозного идола. — Надеюсь, он просто тамошней браги напился и валяется в куче мусора.
— Как по мне, это всё имеет далеко идущие последствия и причины… очень загадочны. Они заняли часть земель, они создали напряжённость в этой части Ковенанта, сковали часть сил, привлекли внимание и, — капрал медленно стал перегонять алкоголь, ухмыльнувшись, — а ведь хороший портвейн. Под него хорошо идёт разговор.
— Йозеф, чтоб тебя, — нахмурила глаза наёмница, — ты не на Мальте, чтобы уходить в лирические отступления.
— Я недавно созванивался со своим другом. Он из тех краёв, где раньше жила орда. Говорил, что они сорвались после приезда таинственного человека, а варвары во время, когда собирали удочки, скандировали «Гереро». В это же время Италийская Республика подняла как минимум бригаду и три наёмных дружины.
— Гереро, — фыркнула лейтенант, — это может быть тот урод, с которым мы бодались недавно на юге Италии. Свой первый бой помнишь?
— Да. Может он, а может и нет.
— Аэлет, а ты что думаешь?
— Да мне всё равно, только бы бойни не началось.
— А что было на Мальте? — резко съехала с прошлой темы Лоук’Ц. — Аэлет рассказывала, что вы там хорошо провели время, и что это очень красивое место. Расскажи мне о нём.
— Да что рассказывать, — Йозеф отпил из бокала, взглянув на Шьяни и увидел на лице печать невообразимого интереса.
— Там было очень красиво, — ностальгически начал наймит, его взгляд был направлен словно вне пределы этой комнаты, он смотрел на подруг и одновременно намного дальше. — Природа, которой мы практически не увидим. Роскошный чудесный сад в котором тысячи роз собираются в затейливые узоры, а журчание реки и аромат делают его похожим на Эдем. Я видел колоссальные цитадели, гигантские крепости, в которых работают тысячи людей ради блага всех. Я видел технологии, которые сейчас считаются утраченными… техноволшебство. Милосердие и любовь, заточённые внутри холодного камня и направленные на помощь всем страждущим и нуждающимся. Последний осколок великолепия, духа истинной человечности.
— Ох, ты так всё описываешь, — Йозеф заметил, как в глазах Шьяни зажегся мистический огонёк интереса, — я бы хотела там побывать. Это, наверное, красивое, живое и чудесное место! Йозеф, если бы была возможность, ты бы меня взял туда?
— Конечно. Если честно, я могу это сделать и сейчас, но только за твоё право побывать там, мне придётся стать братом Мальтийского ордена и принять монашество.
— Тебе бы пошло, — пошутила Лоук’Ц.
— Не нужно ему это, — игриво вступилась Аэлет, — он — нормальный парень, которому нужно жить полной жизнью.
— Хах, — усмехнулся Йозеф, чувствуя внутри, у самого сердца укол странной боли, которой только ещё предстоит распустится. — Может быть, когда-нибудь я и вступлю в их ряды.
— Не сметь! — улыбнулась Аэлет, немного поёрзав. — Я никогда не пойму люди, которые отказываются от всего того, что предаёт жизни вкус!
— Ладно вам, — махнула татуировщица, налив себе ещё немного. — И монахи, тоже хорошие люди. Каждому — своё.
— Это интересно, — подметил тарантиец, его голос стал более живым, — я об этом много думал и теперь всё же скажу, — юнец на секунду запнулся, — ты слишком тепло, доверительно относишься к людям. Это… необычно. Я не встречал подобных тебе людей.
— Я просто верю в человечество.
— Хорошая вера, — с хандрой проговорил Йозеф, с чувством пепла на языке. — Я надеюсь, она тебя не подведёт.
На миг установилась тишина, каждый ушёл в собственные мысли. И думать действительно есть над чем — пришествие орды внесло неразбериху не только в жизнь, в мысли и умы людей. Это слишком животрепещущая проблема, чтобы так просто от неё можно было бы отмахнуться. Шьяни, сложив руки на груди, поинтересовалась:
— Чем займёшься сейчас?
— Пока что не знаю. Я получил деньги и даже звание! — капрал развёл руками. — Но думаю, что продолжу служить и стану метить на сержанта. А там и денег побольше, — потёр ладонями Йозеф.
— Если ты станешь сержантом быстрее, чем Румо, он тебе это не простит, — мерно проговорила Аэлет. — Он тебя где-нибудь грохнет, точно.
— Да ладно тебе. Он добрый мужик, хоть иногда его и заносит.
— Конечно добрый… но там, где дело пахнет большими деньгами, он прям монстр. Помню, он как-то сговорился с начскладом и вытаскивал партии вещей, чтобы сбывать их. Неладное заметили, когда полковник увидел, как в форме наёмников щеголяют рядовые и сержанты из госармии. Повезло обоим, что всё списали на кражу, иначе оба потом толчки в штабе драили. Ну или делились с Неро.
— Ого, какие у вас страсти творятся, — Аэлет допила свой портвейн, но от новой порции отказалась, помахав рукой.
— Да, теперь я буду стремится стать сержантом. И чувствую, вот эта заварушка с технодикарями может стать отличным способом для повышения!
— Только не кровопролитием, прошу.
Вновь установилось молчание. Они переглядывались, двое потягивали последние капли алкоголя, а Шьяни взяла бутылку, всматриваясь в этикетку. Йозеф подумал, что она уже мечтает о том, как посетит прекрасные местечки бывшей Португалии… Португальского союза, откуда и пришла эта выпивка.
— И что же теперь со всеми нами будет? Йозеф, Аэлет, я надеюсь, что всё вскоре устаканится, и мы вернёмся к более-менее спокойному существованию.
— Не знаю, — мрачно завершил италиец, допивая последние капли. — Но явно ничего хорошего. Скорее-всего, нашей Компании также придётся в этом поучаствовать. Румо звонил, рассказывал, что капитан уже получил приказ быть готовым в любое время сорваться и прибыть в казарму. Да и Гереро… что забыл сверженный правитель в этих землях? Как он привёл в движение орду? Ох, чувствую, не к добру мы идём.
— Нужно надеяться на лучшее, — жизнеутверждающе произнесла татуировщица.
— Я очень хотел бы, чтобы всё завершилось бескровно. Но, Шьяни, не забывай, в каком мире мы живём. А теперь, — он посмотрел в глаза подруг и под веянием портвейна нашёл их взгляды чарующими, с печалью продолжив. — Давайте расходиться. Я, как и ты, надеюсь, что завтра нам подарит лучший день… надеюсь.