— Нешто без них что обойдется?
Вася не отвечал, боясь упустить из виду приятеля. Наконец чей-то увесистый подзатыльник помог ему преодолеть последний ряд, и он вылетел на открытое место. Прямо перед ним на земле, заросшей куриной слепотой, лежал огромный золотой крест. Неподалеку группа рабочих спорила с важным барином. Размахивая руками, они показывали то па крест, то на леса.
— Нешто возможно на таких спичках этакую агромадину сдержать? Прикажите, ваша милость, леса укрепить!
Барин помахивал перед собой палкой с диковинным набалдашником и улыбался.
— Я говорю вам, уважаемые, что подрядчик Аггей Петрович поручился мне за прочность лесов. Приступайте к работе.
— Да-к это чего ж, братцы? — обратился пожилой рабочий к товарищам. — Как это можно назвать?
Молодой рабочий в сердцах шлепнул картуз оземь.
— Душегубство!
— Да-а, — раздумчиво сказал кто-то в толпе. — Ежели вы, ребятки, оттеда заблаговестите, костей не собрать...
Из толпы в круг выбрался мужчина, по обличью мещанин.
— Давайте я вас рассужу, — обратился он к спорящим. — Вот ты, молодой человек, изволил выразиться, что эта работа — душегубство?
Молодой человек упрямо кивнул.
— Темный ты человек, вот что я тебе скажу! Их милость, — мещанин показал рукой на барина, — господин Мальцев не посчитались с деньгами. На это золото, что на крест изведено, считай, все балаковцы целый год есть-пить досыта могли. А для чего господин Мальцев старались? Для ради спасения своей души! Душа-то, она дороже денег! Так я говорю? — повернулся он к Мальцеву.
Мальцев утвердительно нагнул голову и обвел взглядом притихшую толпу, — мол, слушайте, что умный человек говорит. Мещанин тоже оглядел всех, и Васе показалось, что он озорно подмигнул.
— Вот я и говорю: человек такой капитал пожертвовал, а вы с него еще стянуть хотите. Ведь ежели леса переделать, так они рублей в полсотни вскочут. Вы это в разумение возьмите. А какое может быть душегубство, ежели кто из вас и навернется оттеда али кого крестом придавит? Прямиком, ребятушки, душеньки ваши в рай полетят. Узнает господь, на какой работе вы свои животы положили, махнет рукой... и посыплются с неба сиротам вашим калачи да баранки, да сахарные головы — только успевай увертывайся, чтоб ненароком не зашибло!
От грянувшего хохота Вася даже вздрогнул. Он видел разинутые рты, блестящие глаза, и ему вдруг показалось, что людям совсем не смешно, а вроде бы даже обидно чего-то и смеются они, чтобы не закричать, не заругаться.
В рычащем хохоте не было слышно, что кричал господин, размахивая палкой над головой. К нему торопливо подходили двое полицейских. Тогда толпа качнулась вперед и поглотила разговорчивого мещанина. Полицейские согнулись перед Мальцевым, потом один из них поднял руку — как из-под земли выросли десять мордастых городовых.
— Р-разойдись! Р-разойдись! Добром просим, а то конную вызовем!
Теснимая городовыми толпа, угрюмо бормоча, отступила и рассыпалась по площади. Васе сделалось грустно. Взволнованное ожидание какого-то необычного праздника медленно таяло.
— Видал, какой крестище? — подскочил к нему Васята.
— Ага. Я около него стоял.
— Врешь? — удивился Васята. — Как же я тебя не заметил? Я тоже рядом был!
— Васята, а кто этот дяденька?
— Который про рай говорил?
— Ну да.
Васята сосредоточенно сморщился, потом с изумлением взглянул на Васю.
— Не знаю! Поди ж ты, всех знаю, а его — нет! Приезжий, наверно. А про рай он занятно рассказывал — как сахарные головы оттуда полетят!
— Так он же смехом говорил. Барину тому назло. Так не бывает, — серьезно сказал Вася.
— Ну да, назло! — радовался Васята.
— Говорят, когда ребята помирают, их в раю на ангелов переделывают, — задумчиво проговорил Вася. Васята свистнул:
— Это только которые безгрешные. А мы уже грешники. Нас там не надо. Нас бог нашим тятькам и мамкам в наказание за их грехи послал... Моя мамка так говорит. Наверное, правда.
Над городом завыли гудки. Ребят стали обгонять рабочие.
— На обед идут, — сказал Васята и вдруг, сунув в рот два пальца, пронзительно засвистел.
Шедший по другой стороне улицы худой длиннорукий подросток обернулся и стал поджидать подбегавшего Васяту.
— Санька, вечером пойдем на Линевку голавлей ловить? — орал Васята. — Васька, подь скорей сюда!
— Это Санька, он на заводе работает. А это, Сань, — Вася, — познакомил Васята.
— Здравствуй! — глуховатым голосом сказал Санька и приветливо улыбнулся.
Вася с уважением рассматривал закопченное Санькино лицо с глубоко запавшими серьезными глазами.
— Так пойдешь с нами? — спросил он.
— Сказал — пойду, значит, пойду. После смены заскочу, поем — и к вам. А сейчас прощевайте: мать обедать ждет!
Потеряв всякую солидность, Санька пустился бежать.
— Сирота, — сообщил Васята. — Отец у него недавно помер. Санька на завод пошел. Длинный он, потому и взяли, а лет ему всего десять. Мать и сестренку кормит. Только на заводе ему не все деньги платят. Говорят, закон такой есть, чтобы мальчишкам меньше платить. До него на той же работе парень большой работал, так в два раза больше получал.
— Ну как, водрузили крест? — встретили Васю мать и хозяйка.
— Не, рабочие не полезли. Говорят, леса хлипкие, убиться с них можно.
Портной сидел на столе. Услышав Васин ответ, он отложил шитье и сдвинул очки на лоб.
— Уперся, значит, Мальцев? Боится разориться — новые леса поставить?
— Ну да, — объяснил Вася, — уж они ругались, ругались... А потом стражники пришли — разогнали всех.
Портной крякнул:
— Эх, жаль, я там не был. Я бы им рассказал, как в селе Дураково высоченную колокольню — повыше нашего собора — побелили и крест на нее водрузили, и безо всяких лесов.