Жила-была на свете девица-ленивица и прясть не охотница, и как бы мать ее к тому ни принуждала, а заставить прясть не могла. Наконец до того дело дошло, что мать однажды не вытерпела, рассердилась и побила дочку, а та стала во весь голос плакать.
Как раз в это время ехала мимо королева и, когда услышала плач, приказала лошадей остановить, вошла в дом и спросила мать, за что она так бьет свою дочь, что ее крики слышны даже на улице.
Матери совестно было обнаружить лень своей дочки, и потому она сказала: «Да вот никак ее от пряжи не отбить — все хочет прясть да прясть, а я-то бедна и не могу для нее постоянно иметь лен наготове».
Тогда королева ответила: «Я более всего люблю прясть и более всего бываю довольна, когда вокруг меня шуршат колеса прялок. Отпустите вашу дочь со мной в мой замок — там у меня льна довольно, она сможет себе прясть, сколько душе угодно».
Мать была радешенька, и королева увезла ее дочку с собою. По приезде в замок королева повела девушку наверх и показала ей три комнаты, снизу доверху полнешеньких чудеснейшего льна.
«Вот перепряди мне весь этот лен, — приказала королева, — и когда перепрядешь, я тебя отдам замуж за моего старшего сына. Я даже не посмотрю на то, что ты бедна, — твое неутомимое старание заменит тебе богатое приданое».
Бедная девушка перепугалась: она не могла и представить, как перепрясть такую гору льна, хотя бы она над ним и триста лет просидела и работала бы с утра до вечера не покладая рук.
Оставшись одна, она стала плакать и так три дня просидела, пальцем не шевельнув.
На третий день пришла королева и очень удивилась, увидев, что еще ничего не напрядено. А девушка извинялась тем, что она очень скучает по дому и по матери своей и потому не начала еще работать.
Королева выслушала девицу, но, уходя от нее, сказала: «С завтрашнего дня ты должна начать работать».
Когда девица опять осталась одна, то уж решительно не знала, что ей делать, и в горе подошла к окошку.
Вдруг видит, входят во двор три женщины: у одной нога широкая-преширокая и приплюснутая, у другой нижняя губа такая большая, что на подбородок отвисла, а у третьей большой палец на руке огромный!
Они остановились перед окном, взглянули наверх и спросили девушку, о чем это она горюет.
Она стала жаловаться им на свою беду, и тогда они предложили ей свою помощь и сказали: «Если ты нас к себе на свадьбу пригласишь, нас не постыдишься и назовешь своими тетушками да за стол с гостями посадишь, то мы тебе твой лен весь перепрядем, и притом в самое короткое время». — «От души буду вам рада, — ответила девица, — заходите же скорей и тотчас же принимайтесь за работу».
Девица впустила этих трех диковинных незнакомок к себе и в первой комнате со льном устроила им место, где они уселись и принялись прясть. Одна тянула нитку из кудели и вертела колесо, другая смачивала нить, третья скручивала нитку и постукивала пальцем о стол, а как ни стукнет — так и падает наземь большой моток пряжи, и притом самой тонкой.
Девица, конечно, укрывала от королевы своих прях и, когда та приходила, указывала ей только на груду готовой пряжи, так что та и не знала, как еще похвалить ее. Когда первая комната опустела, принялись за вторую, а там и за третью — и ту скорехонько освободили.
После этого три пряхи распрощались с девицей и сказали ей: «Не забудь только обещанного нам — в том твое счастье».
Когда девица показала королеве пустые комнаты и громадную кучу пряжи, та стала готовить свадьбу, и жених заранее радовался, что жена у него будет такая искусная и старательная, и нахвалиться ею не мог.
«У меня есть три тетки, — сказала девица королеве перед свадьбой, — и я от них много добра видела, потому не могу забыть о них в счастье. Позвольте же их пригласить на свадьбу и посадить с нами за один стол».
Королева и жених ответили: «Почему бы нам это не дозволить?»
Когда торжество началось, три тетки вошли в залу, очень странно одетые, и невеста, обращаясь к ним, сказала: «Милости просим, милые тетушки!» — «Ах, — сказал жених, — как это ты можешь дружить с такими уродинами?» Затем он подошел к одной из трех прях, с широкой ступней, и спросил: «Отчего это у вас ступня такая широкая?» — «От нажима, — ответила она, — от нажима». Тогда жених подошел к другой пряхе и спросил: «Отчего у вас губа такая отвислая?» — «От смачивания, — сказала она, — от смачивания нити». Тут обратился он к третьей: «Отчего у вас такой большущий палец?» — «От скручивания нитки, — сказала она, — от скручивания нитки». Королевич испугался и сказал себе: «Ну, уж моя-то красавица жена больше не притронется к колесу прялки».
Так и избавилась девица от необходимости прясть несносную льняную пряжу!
У одной вдовицы были две дочери-девицы. Одна-то была и красива, и прилежна, а другая — и лицом некрасивая, и ленивая. Но эта некрасивая да ленивая была вдовице дочь родная, потому она ее, родную, и любила, а на другую, неродную, мать всю черную работу валила, и была та в доме замарашкой. Бедняжка должна была каждый день выходить на большую дорогу, садиться у колодца и прясть, да так много, что кровь выступала у нее из-под ногтей.
И вот как-то однажды веретено у нее так сильно перепачкалось кровью, что девушка захотела его обмыть, наклонилась над колодцем, а веретено-то у нее из рук выскользнуло и упало вниз. Бедняжка заплакала, бросилась к мачехе и рассказала ей о своей невзгоде. А та ее так стала бранить и такой выказала себя безжалостной, что сказала: «Умела веретено туда уронить, сумей и достать его оттуда!»
Пришла девушка обратно к колодцу и не знает, что ей делать, да с перепугу-то как прыгнет в колодец — решила так сама оттуда веретено добыть. Она тотчас потеряла сознание, а когда очнулась и снова пришла в себя, увидела, что лежит на прекрасной лужайке, что на нее и солнышко весело светит, и цветов вокруг множество.
Пошла девушка по этой лужайке и пришла к печке, которая была хлебами наполнена. Хлебы ей крикнули: «Вынь ты нас, вынь скорее, не то сгорим! Мы давно уже испеклись и готовы». Девушка подошла и лопатой повынимала их из печи.
Затем она пошла дальше и пришла к яблоне, и стояла та яблоня полнешенька яблок. Она крикнула девушке: «Обтряси ты меня, обтряси, яблоки на мне давно уж созрели!» Стала девушка трясти яблоню, так что яблоки с нее дождем посыпались, и трясла до тех пор, пока на ней ни одного яблочка не осталось; сложила их в кучку и пошла дальше.
Наконец подошла она к избушке и увидела в окошке старуху; а у старухи зубы большие-пребольшие, и напал на девушку страх, и задумала она бежать.
Но старуха крикнула ей вслед: «Чего испугалась, красавица-девица? Оставайся у меня, и если всю работу в доме хорошо справлять станешь, то и тебе хорошо будет. Смотри только, постель мне хорошенько стели да перину мою взбивай постарательнее, так, чтобы перья во все стороны летели: когда от нее перья летят, тогда на белом свете снег идет. Ведь я не кто иная, как сама госпожа Метелица».
Речь старухи поуспокоила девушку и придала ей настолько мужества, что она согласилась поступить к ней в услужение. Она старалась угодить старухе во всем и перину ей взбивала так, что перья, словно снежные хлопья, летели во все стороны; зато и жилось ей у старухи хорошо, и бранного слова она от нее не слышала, и за столом у нее было всего вдоволь.
Прожив некоторое время у госпожи Метелицы, девушка вдруг загрустила и сначала сама не знала, чего ей недостает, наконец догадалась, что просто истосковалась по дому; как ей тут ни было хорошо, а все же домой ее тянуло и позывало.
Наконец она созналась старухе: «Я по дому соскучилась, и как мне ни хорошо здесь у тебя под землей, а все же не хотелось бы мне долее здесь оставаться. Тянет меня вернуться обратно — со своими домашними повидаться».
Госпожа Метелица сказала: «Мне это любо, что тебе опять к себе домой захотелось, а так как ты служила мне хорошо и верно, то я сама тебе укажу дорогу на землю».
Тут взяла она девушку за руку и подвела к большим воротам. Ворота распахнулись, и, когда девица очутилась под их сводом, просыпалось на нее дождем из-под свода золото да так облепило ее, что она вся оказалась покрыта золотом. «Вот это тебе награда за твое старание», — сказала госпожа Метелица да в придачу вернула ей и веретено, упавшее в колодец.
Затем ворота захлопнулись, и красная девица очутилась опять на белом свете, невдалеке от мачехина дома. Когда она вступила во двор, петушок уселся на колодце и запел:
Вошла девица к мачехе в дом, и так как на ней было очень много золота, то и мачеха, и сестра приняли ее весьма ласково.
Рассказала им девица все, что с ней приключилось, и когда мачеха услыхала, как она добыла себе такое богатство, то задумала и другой своей дочке, злой и некрасивой, добыть такое же счастье.
И вот, усадила она свою дочку прясть у того же колодца. А чтобы на веретене у дочки кровь появилась, пришлось ей уколоть себе палец и расцарапать руку в колючем терновнике. Затем ленивица бросила веретено в колодец и сама за ним туда же прыгнула.
И очутилась она точно так же, как прежде сестра ее, на прекрасной лужайке, и пошла той же тропинкой дальше.
Пришла к печке, и закричали ей хлебы: «Вынь ты нас, вынь скорее, не то сгорим: мы давно уж совсем испеклись!» А лентяйка им ответила: «Вот еще! Стану я из-за вас пачкаться!» — и пошла дальше.
Вскоре пришла она и к яблоне, которая крикнула ей: «Обтряси ты меня, обтряси поскорее! Яблоки на мне давно уж созрели!» Но лентяйка ответила: «Очень мне надо! Пожалуй, еще какое-нибудь яблоко мне на голову грохнется», — и пошла своей дорогой.
Придя к дому госпожи Метелицы, она ее не испугалась, потому что уже слыхала от сестры о ее больших зубах, и тотчас поступила к ней на службу.
В первый-то день она еще кое-как старалась переломить свою лень и выказала некоторое рвение, даже слушалась указаний своей госпожи, потому что у нее из головы не выходило то золото, которое ей предстояло получить в награду. Но на другой день она уже стала разлениваться, на третий — еще того более, а там уж и вовсе не захотела поутру вставать с постели.
И постель госпожи Метелицы она постилала не так, как следовало, и не вытряхивала ее так, чтобы перья летели во все стороны.
Вот она вскоре и прискучила своей хозяйке, и та отказала ей от места.
Ленивица обрадовалась этому и подумала: «Вот сейчас на меня золотой дождь просыплется!»
А госпожа Метелица подвела ее к тем же воротам, но, когда ленивица под ворота стала, на нее не золото просыпалось, а опрокинулся целый котел густой смолы. «Это тебе награда за твою службу», — сказала госпожа Метелица и захлопнула за ней ворота.
Пришла ленивица домой, с ног до головы смолой облеплена, и петушок на колодце, увидав ее, стал распевать:
И эта смола так крепко к лентяйке пристала, что во всю жизнь не сошла, не отстала.
Жил-был королевич, которому не полюбилось житье в отеческом доме. А поскольку он ничего на свете не боялся, то и подумал: «Дай-ка я пойду побродить по белу свету, душеньку свою потешу, диковинок всяких повидаю». Простился он со своими родителями, пустился в путь-дорогу и ехал с утра и до вечера; ему было решительно все равно, куда приведет его дорога.
И вот, прибыл он как-то к дому великана и, утомленный, присел около дверей его и стал отдыхать. Оглядевшись вокруг, королевич увидел во дворе игрушки великана: пару громадных шаров и кегли величиной в рост человека. Немного отдохнув, королевич решил расставить эти кегли и посбивать их шаром. И вот он уже радостно вскрикивает, когда кегли падают, и веселится от души.
Великан услышал шум, выглянул в окошко и увидел человека, который был ничуть не больше обычных людей, а между тем играл его кеглями.
«Червяк! — воскликнул великан. — Как это ты смог играть моими кеглями? Кто тебе такую силу дал?»
Королевич взглянул на великана и сказал: «Ах ты, болван! Или ты думаешь, что ты единственный силач на свете? Да вот я — я все могу, была бы лишь охота!»
Великан сошел вниз, с изумлением стал приглядываться к игре в кегли и сказал: «Человек! Уж ежели ты таков, тогда пойди и добудь мне яблоко с дерева жизни». — «А на что оно тебе?» — спросил королевич. «Яблоко мне не для себя нужно, — ответил великан. — Есть у меня невеста, которая очень желает его получить; но сколько я ни бродил по белу свету, а дерево то так отыскать и не смог». — «Ну, так я отыщу его! — сказал королевич. — И даже не представляю, что может помешать мне это яблоко с ветки сорвать». — «А ты думаешь, это легко? — спросил великан. — Тот сад, в котором дерево растет, окружен железной решеткой, а перед той решеткой лежат рядком дикие звери, стерегут сад и никого внутрь его не впускают». — «Меня-то впустят!» — самоуверенно сказал королевич. «Даже если ты и попадешь в сад и увидишь яблоко на дереве, добыть его все же мудрено: перед тем яблоком повешено кольцо, и через это кольцо нужно к яблоку руку протянуть, если желаешь яблоко достать и сорвать, а это еще никому не удавалось». — «Ну а мне удастся», — стоял на своем королевич.
Простился он с великаном, пошел по горам, по долам, по полям и лесам и дошел наконец до волшебного сада.
И точно: вокруг сада у решетки сплошным рядом лежали звери, но они склонили головы и спали.
Не проснулись они даже и тогда, когда королевич к ним подошел, и он переступил через них, перелез через решетку и благополучно пробрался в сад.
Посреди того сада стояло дерево жизни, и красные яблоки на нем так и рдели!
Влез королевич на дерево и чуть только хотел протянуть руку к одному из яблок, увидел, что висит перед тем яблоком кольцо…
И он, не задумываясь, без всякого усилия просунул через то кольцо руку и сорвал яблоко с ветки…
Кольцо же крепко-накрепко обхватило его руку, и королевич вдруг почувствовал во всем теле своем громадную силу.
Когда он слез с яблоком с дерева, ему уже не захотелось перелезать через решетку, и он ухватился за большие садовые ворота, встряхнул их разок — и ворота с треском распахнулись.
Королевич вышел из сада, и лев, лежавший перед воротами, проснулся и побежал за ним следом, но уже не как дикий зверь, а как послушная собака за своим господином.
Королевич принес великану обещанное яблоко и сказал: «Видишь, я достал его без всякого труда». Великан, обрадованный тем, что его желание исполнилось так быстро, поспешил к своей невесте и отдал ей яблоко, которого она так сильно добивалась.
Но его невеста была умная девушка, поэтому, когда она не увидела кольца на руке великана, она сказала: «Не поверю я, что ты сам добыл это яблоко, пока не увижу кольца на твоей руке». Великан ответил: «Мне стоит только сходить домой и принести его», — а сам про себя подумал, что не мудрено будет у слабого человека отнять силой то, что он не захочет уступить добровольно.
И вот великан потребовал кольцо у королевича, но тот не отдавал. «Где яблоко — там и кольцо должно быть! — сказал великан. — И если ты мне не отдашь его добровольно, будешь со мной за это кольцо биться!»
Долго боролись они, но великан никак не мог одолеть королевича, которому постоянно придавало силы его волшебное кольцо.
Вот тогда-то великан и пустился на коварную хитрость. Говорит он королевичу: «Очень уж я разогрелся от борьбы, да и ты тоже! Пойдем искупаемся в реке и охладимся прежде чем снова бороться станем».
Королевич, не ведавший коварства, пошел с великаном к реке, вместе с одеждой снял и кольцо с руки своей и бросился в реку.
Великан же тотчас схватил кольцо и побежал с ним прочь. Однако лев, заметивший кражу, тотчас пустился вслед за великаном, вырвал у него кольцо из рук и принес его своему господину.
Тогда великан потихоньку вернулся назад, спрятался за дубом, росшим на берегу, и в то время, когда королевич стал одеваться, напал на него и выколол ему оба глаза.
Вот бедный королевич и оказался слепым и беспомощным. А великан вновь подошел к нему, взял его за руку, словно хотел помочь, а сам отвел его на край высокой скалы.
Здесь великан его покинул, подумав: «Вот, еще два шага переступит и убьется насмерть — тогда я и сниму с него кольцо».
Но верный лев не оставил своего господина: он крепко ухватил его за одежду и полегоньку стянул обратно со скалы.
Когда великан вернулся, чтобы ограбить убившегося насмерть королевича, он убедился, что хитрость его не удалась. «Да неужели же нельзя ничем сгубить этого слабого человечишку!» — воскликнул он, ухватил королевича за руку и отвел его по другой дороге к краю пропасти. Но верный лев, приметив злой умысел, и на этот раз избавил королевича от опасности: подойдя к самому краю пропасти, великан выпустил руку слепца и хотел его оставить одного, но лев так толкнул великана, что тот сам полетел в пропасть и разбился насмерть.
Верное животное после этого снова сумело оттащить своего господина от пропасти и привело его к дереву, у которого протекал чистый, прозрачный ручеек.
Королевич присел у ручья, а лев прилег на бережок и стал ему лапой обрызгивать лицо водой из ручья.
Едва только две капли этой воды оросили глазные впадины королевича, как он опять уже стал немного видеть и вдруг разглядел птичку, которая близехонько от него пролетела и ткнулась в ствол дерева; затем она опустилась к воде и окунулась в нее разок-другой — и уже взвилась легко и, не задевая за деревья, пролетела между ними, как будто вода вернула ей зрение.
В этом королевич увидел перст Божий — наклонился к воде ручья, стал в ней обмывать свои очи и окунать в воду лицо. И когда поднялся от воды, его глаза оказались опять зрячими, настолько светлыми и чистыми, как никогда прежде и не бывали.
Возблагодарил Бога королевич за великую милость и пошел со своим львом бродить по белу свету. И вот случилось ему прийти к заколдованному замку. В воротах замка стояла девушка, стройная и красивая собой, но совсем черная.
Она с ним заговорила и сказала: «О, если бы ты мог освободить меня от злых чар, тяготеющих надо мной!» — «А что я должен для этого сделать?» — спросил королевич. Девушка ответила ему: «Должен ты три ночи провести в большом зале заколдованного замка, и страх не должен иметь доступа к твоему сердцу. Как бы тебя ни мучили, ты должен все выдержать, не испустив ни звука, — тогда я буду избавлена от чар! Знай притом, что жизни твоей у тебя не отнимут». — «Сердце мое не знает страха, — ответил королевич, — попытаюсь, при Божьей помощи».
И он весело направился в замок, а когда стемнело, сел он в большом зале и стал ожидать.
До полуночи все было тихо, но в полночь поднялся в замке страшный шум, и изо всех углов явились во множестве маленькие чертенята. Они прикинулись, будто не видят королевича, расселись посреди зала, развели на полу огонь и принялись за игру.
Когда один из них проиграл, он сказал: «Не ладно дело! Затесался сюда один чужак, он и виноват в том, что я проигрываю». — «Погоди, сейчас приду, запечный бес!» — сказал другой.
Крик, шум и гам все возрастали, и никто бы не смог все это слушать без ужаса…
Но королевич сидел совершенно спокойно, и страх не брал его. Тут вдруг все чертенята разом вскочили с земли и бросились на него, и было их так много, что он не мог с ними справиться. Они рвали его, таскали по земле, щипали, кололи, били и мучили, но королевич не произнес ни звука. Под утро чертенята исчезли, а королевич был до такой степени истомлен, что едва мог шевелиться.
Когда же рассвело, к нему вошла в залу черная девица. Она принесла ему бутылку с живой водой, обмыла его этой водой — и королевич тотчас почуял в себе прилив новых сил, а все его боли стихли разом…
Девица сказала ему: «Одну-то ночь ты вынес благополучно, но тебе предстоят еще две».
Сказав это, она удалилась, и он успел заметить, что ее ноги уже побелели за эту ночь.
На следующую ночь опять явились черти и снова принялись за свою игру; потом снова напали на королевича, били и мучили его еще более жестоко, нежели в предшествующую ночь, так что все его тело было покрыто ранами.
Однако, поскольку он все выносил молча, черти в конце концов от него отстали, а на рассвете явилась к нему черная девушка и исцелила его живой водой. И когда она от него уходила, он с радостью увидел, что она успела побелеть до кончиков пальцев на руках.
Оставалось ему выдержать еще только одну ночь, но зато самую страшную!
Черти явились снова гурьбой… «Ты все еще жив! — закричали они. — Тебя, значит, надо так измучить, чтобы из тебя и дух вон!»
Стали они его колоть и бить, стали бросать туда и сюда, таскать за руки и за ноги, словно бы хотели разорвать его на части; однако же он все вытерпел и звука не произнес.
Наконец черти исчезли, но королевич лежал совсем обессиленный и не двигался; он не мог даже веки приподнять, чтобы взглянуть на девушку, которая вошла к нему и опрыскивала, обильно обливала его живой водой.
И вдруг все боли в теле как рукой сняло, и королевич почувствовал себя свежим и здоровым, словно очнувшимся от тягостного сна. Когда же он открыл глаза, то увидел перед собой девушку — как снег белую и прекрасную, как ясный день.
«Вставай, — сказала она, — да взмахни трижды своим мечом над лестницей — и все чары сгинут разом».
И когда он это выполнил, весь замок разом был избавлен от чар, а девушка та оказалась богатой королевной. Явились тут слуги и заявили, что в большом зале стол уже накрыт и кушанья поданы. Королевич с королевной уселись за стол, стали пить и есть вместе, а вечером того же дня сыграли и радостно отпраздновали свою свадьбу.
Давненько это было. У одного короля было в семье двенадцать дочек, одна другой красивее. Все они спали вместе в одной зале, где их кровати стояли рядком, и вечером, когда они, бывало, ложились, король сам запирал дверь в залу и задвигал ее задвижкой. Когда же наутро он отпирал к ним дверь, оказывалось, что все башмаки от пляски совсем истоптаны, и никто не мог королю объяснить, как это получается.
Тогда король приказал всюду на рынках и площадях объявить, что если отыщется такой человек, который разузнает, где ночью пляшут королевны, тот может взять себе любую из них в жены и после его смерти станет королем. Но если кто-то за это дело возьмется да в течение трех дней и ночей не справится, тот за это головой поплатится.
Не много прошло времени, и вот один королевич изъявил о своем желании взяться за трудное дело. Его приняли во дворце и вечерком отвели в комнату, смежную с опочивальней королевен. Там ему приготовили постель, и он должен был из своей комнаты наблюдать, куда королевны из опочивальни уходят и где они пляшут, а для того чтобы они ничего не могли совершить тайно или чтобы они не вышли другим путем из опочивальни, дверь в нее была оставлена открытой. Но вдруг у королевича веки начали словно свинцом наливаться, и он еще вечером крепко заснул, а когда наутро проснулся, понял, что все двенадцать королевен уходили куда-то плясать, потому что их башмаки стояли у дверей все с дырами на подошвах.
И во второй, и в третий вечер королевичу не посчастливилось, и вот пришлось ему поплатиться головой.
Приходили потом и другие смельчаки и брались за это трудное дело, но им тоже пришлось расстаться с жизнью.
Вот однажды бедняк солдат, который из-за ранения не мог продолжать службу, пришел в этот город.
Тут повстречалась ему старуха, которая спросила его, куда он идет. «Я и сам хорошенько не знаю, — ответил солдат и шутя добавил: — Но я, пожалуй, не прочь был бы то место разыскать, где королевны свои башмаки в пляске истаптывают. Могу ведь в короли попасть!» — «Это вовсе не трудно, — сказала старуха, — надо только тебе вино не пить, которым тебя вечером угощать станут, а затем прикинуться, что ты крепко спишь». Потом старуха дала ему коротенький плащ и сказала: «Коли его накинешь, станешь невидимым и тогда сможешь идти следом за двенадцатью королевнами».
Получив такую помощь, солдат всерьез решил взяться за дело, собрался с духом и пошел во дворец к королю предлагать свои услуги.
Его приняли так же хорошо, как и других, и даже одели его в королевскую одежду. Вечером, когда надо было ложиться спать, солдата отвели в комнату около опочивальни королевен.
И вот, когда все уже собирались лечь, пришла к нему старшая королевна и принесла кубок вина. Но солдат еще заранее подвязал себе губку у подбородка, все вино в губку спустил, а сам ни одной капли так и не выпил. Потом он улегся в постель и захрапел, будто крепко уснул.
Услышали это двенадцать королевен, стали смеяться, и старшая сказала: «Ну, этот тоже мог бы поберечь свою жизнь, не губить ее понапрасну».
Затем они поднялись с кроватей, открыли шкафы, сундуки и ящики, вынули оттуда богатые платья, принарядились перед зеркалами и стали прыгать и радоваться тому, что им предстоит танцевать.
Только младшая из сестер сказала: «Не знаю, что это со мной? Вы радуетесь, а у меня странно на душе: так и кажется, что ожидает нас несчастье». — «Ну ты, пуганая ворона! — посмеялась над ней старшая сестра. — Ты и куста боишься! Или ты забыла, сколько королевичей тут уже напрасно перебывало? Солдату, право, даже не стоило подносить сонного зелья: этот олух и так бы захрапел».
Когда королевны собрались, они осторожно подошли посмотреть на солдата, но тот лежал с закрытыми глазами и не двигался, и всем показалось, что они в полной безопасности. Тогда старшая подошла к своей кровати и постучала об нее — кровать тотчас опустилась в отверстие в полу, и все сошли туда одна за другой, а старшая впереди всех. Солдат, который все видел, не мешкая накинул свой плащ и спустился вслед за младшей королевной. На лестнице, по которой они спускались, он наступил ей немного на платье, и та, перепугавшись, крикнула: «Ах, что же это такое? Кто меня за платье держит?» — «Ну что ты пустяки говоришь! — сказала ей старшая. — Ты просто зацепилась платьем за крючок!»
Наконец все сошли с лестницы и очутились в чудесной аллее, где на деревьях росли серебряные листья, сверкающие и блестящие.
Солдат подумал: «Дай-ка я возьму с собой одну ветку в доказательство того, что я тут был», — отломил он ветку от одного из деревьев, и вдруг раздался страшный треск. Младшая опять закричала: «Ах, что такое?! Слышите, как что-то вдруг загремело?»
А старшая в ответ: «Да ведь это наши принцы стреляют от радости, что мы их скоро от колдовства избавим».
Затем королевны вступили в аллею, где все листья на деревьях были золотые, а потом в третью, где все листья были бриллиантовые. И от золотых, и от бриллиантовых деревьев солдат отломил по ветке, причем каждый раз раздавался такой треск, что младшая королевна трепетала от ужаса, но старшая по-прежнему продолжала ее успокаивать. Потом они пошли дальше и пришли к широкой реке, на которой стояли двенадцать лодочек, и в каждой лодочке сидел принц; все они ожидали королевен, и каждый пригласил себе по королевне, а солдат сел в лодку с младшей.
Тут принц и сказал: «Что бы это значило? Сегодня лодка гораздо тяжелее, и я должен изо всех сил грести, чтобы продвинуть ее с места». — «Отчего бы это могло быть? — удивилась младшая королевна. — Может быть, от жаркой погоды? И мне тоже как-то не по себе сегодня».
А по ту сторону реки стоял прекрасный, ярко освещенный замок, из которого раздавалась веселая музыка труб и литавр. Все переплыли реку, вошли в замок, и каждый принц стал плясать со своей милой, а солдат, никем не видимый, танцевал вместе с ними, и, когда кто-нибудь из них собирался поднести кубок с вином к устам, солдат выпивал его досуха, и младшая сестра всего этого пугалась, а старшая все время старалась рассеять ее опасения. Так плясали королевны до трех часов утра следующего дня, пока не истоптали все свои башмаки. Тогда уже пришлось прекратить танцы. Принцы опять переправили королевен за реку, и на этот раз солдат сел в переднюю лодку, к старшей сестре. На противоположном берегу девицы распростились со своими принцами и пообещали им прийти и в следующую ночь.
Когда они подошли к лестнице, солдат побежал вперед и улегся в свою постель, а когда королевны, утомленные пляской, еле-еле подымались по лестнице, солдат начал храпеть так громко, что все могли слышать этот храп. Девицы стали говорить между собой: «Ну, этого нам опасаться нечего». Сняли они свои богатые наряды, убрали их, побросали башмаки под кровать и улеглись.
На другое утро солдат ничего никому не сказал: он хотел еще посмотреть на ночные похождения королевен — и вторую, и третью ночи с ними ходил. И все было точно так, как и в первый раз; и плясали они каждую ночь до тех пор, пока башмаки до дыр не протрут. На третью ночь солдат еще прихватил с собой из подземного замка один из кубков.
Когда настало время перед королем ответ держать, он сунул все три ветки и кубок к себе за пазуху и пошел смело; а двенадцать королевен притаились за дверью и стали подслушивать.
Когда король задал солдату вопрос: «А нука, скажи, где мои двенадцать дочерей за ночь башмаки свои истоптали?», тот ответил прямо: «Истоптали их с двенадцатью принцами во время пляски в подземном замке». И рассказал он, как все было, и вытащил свои доказательства.
Тут король велел явиться своим дочерям и спросил их, правду ли солдат говорит. Те увидели, что их плутни открыты и никакое отрицание не поможет, поэтому пришлось им во всем сознаться. Затем король спросил солдата: «Которую хочешь ты взять за себя замуж?» И солдат ответил: «Я уж не молоденький, так дай мне старшенькую».
И в тот же день была сыграна свадьба, и королевство по смерти короля перешло солдату. А принцам пришлось еще оставаться под землей в заколдованном замке ровно столько лишних дней, сколько они ночей с королевнами проплясали.
Велась некогда большая война, и король, который ее вел, содержал солдат много, а жалованья давал им мало, так что они на это жалованье жить не могли. Вот трое из них сговорились и собрались бежать. Один из них сказал другому: «Коли поймают нас, так уж повесят непременно, как же нам быть?»
Другой ответил: «А вон, видишь, большое ржаное поле? Коли мы там среди ржи спрячемся, то нас никто не сыщет. Войско не успеет сегодня все это поле прочесать, а завтра им уже выступать в поход».
Вот залезли солдаты в рожь, а войско-то не двинулось дальше и залегло вокруг того поля. Высидели беглецы два дня и две ночи во ржи, и заморил их такой голод, что они с него чуть не умерли. А между тем они знали, что если изо ржи выйдут, то их ожидает верная смерть.
И стали они между собой говорить: «Ну что проку в том, что мы бежали? Придется нам здесь погибнуть лютой смертью».
Тем временем пролетал по воздуху огненный змей, опустился к ним и спросил их, зачем они тут укрылись. Они ответили ему: «Мы трое — солдаты и бежали из строя, потому что нам мало платили жалованья. И вот теперь, если здесь останемся, придется нам помирать с голода, а если выйдем отсюда, придется нам болтаться на виселице». — «Если вы обещаете мне семь лет служить, — сказал змей, — то я вас пронесу через войска так, что никто вас не изловит». — «Нам выбирать не из чего, и придется на все соглашаться», — ответили солдаты.
Тогда змей ухватил их в свои когти, перенес по воздуху через все войско и далеко-далеко оттуда опустил на землю; а этот змей был не кто иной, как дьявол. Дал он солдатам небольшую плеточку и сказал: «Стоит вам только похлестать и пощелкать этой плеточкой — и около вас просыплется столько денег, сколько вам понадобится. Можете знатными барами жить, и лошадей держать, и в каретах ездить, но через семь лет вы будете моей собственностью».
Затем змей подал книгу, в которой все трое должны были расписаться. «Вам же на пользу, однако, — сказал дьявол, — я намерен задать вам загадку. Коли ее отгадаете, то избавитесь от моей власти».
Сказав это, змей улетел, а солдаты пошли дальше со своей плеточкой. И денег у них стало в изобилии, и платье они заказали себе богатое, и пустились они бродить по белу свету.
Где они бывали, там жили весело и богато, ездили на собственных лошадях, ели и пили вволю, но дурного ничего не делали. Время пролетело для них быстро, и, когда семилетний срок стал подходить к концу, двое из них стали крепко побаиваться, а третий и в ус не дул и даже еще товарищей утешал: «Ничего, братцы, не бойтесь! Умишком Бог меня не обидел — я берусь загадку отгадать!»
Вот вышли они в поле, сели там, и двое из них скроили очень кислые рожи. Тут подошла к ним какая-то старуха и спросила их, почему они так печальны. «Ах, что вам до этого за дело? Вы все равно не можете нам ничем помочь!» — «Как знать? — ответила старуха. — Доверьте мне ваше горе». Тогда они рассказали ей, что уже почти семь лет состоят на службе у черта, что черт осыпал их за это деньгами, что они выдали ему расписку и должны попасть в его лапы, если по истечении семи лет не отгадают загадку, которую тот им задаст.
Старуха сказала на это: «Коли хотите, чтобы я вашему горю помогла, то один из вас должен пойти в лес и дойти до обрушенной скалы, которая очень походит на избушку. Пусть войдет в нее и там найдет себе помощь». Те двое, что запечалились, подумали: «Где уж там помощь найти», — и остались на месте, а третий, веселый, тотчас собрался в путь и дошел по лесу до каменной хижины.
В хижине сидела дряхлая-предряхлая старуха — чертова бабушка; она и спросила его, что ему здесь понадобилось. Он рассказал старухе все, что с ними случилось, и, так как он старухе понравился, она над ним сжалилась и пообещала ему помочь. Приподняла она большой камень, которым был прикрыт вход в погреб, и сказала: «Тут спрячься и отсюда сможешь услышать все, что здесь будет говориться. Только смотри: тихо сиди и не шевелись. Как прилетит змей, я его расспрошу о загадке… Мне он все скажет, а ты к его ответу прислушайся».
Ровно в полночь прилетел змей и потребовал себе ужин. Его бабушка накрыла на стол, подала и кушаний, и напитков вдоволь, и они стали есть и пить вместе. Затем она его спросила, как у него день прошел и сколько душ успел он сманить. «Не очень мне сегодня посчастливилось, — сказал черт, — ну да у меня есть в запасе трое солдат, которым от меня не уйти». — «Ну да! Трое солдат! Те за себя постоят, пожалуй, еще и вовсе тебе не достанутся». Черт ответил на это насмешливо: «Те-то не уйдут от меня! Я им такую загадку загадаю, что они ее ни за что не отгадают!» — «А что же это за загадка?» — спросила старуха. «Сейчас скажу тебе: в великом северном море лежит дохлый морской кот — это им вместо жаркого; а ребра кита — это им вместо серебряной ложки; а старое лошадиное копыто — вместо стакана…»
Когда черт улегся спать, его старая бабушка приподняла камень и выпустила солдата из погреба. «Все ли ты запомнил?» — спросила она. «Да, — сказал он, — я достаточно слышал и сумею справиться». Затем он потихоньку выбрался из хижины через окно и поспешил вернуться к своим товарищам. Солдат рассказал им, как чертова бабушка перехитрила черта, и теперь они знают отгадку. Тогда все повеселели, взяли плетку в руки и столько нахлестали себе денег, что они всюду вокруг по земле запрыгали.
Когда минули все семь лет сполна, черт явился с книгой, показал солдатам их подписи и сказал: «Я возьму вас с собой в преисподнюю; там для вас уж и пир сготовлен! Но если вы угадаете, какое жаркое вы там получите, то я вас освобожу и из рук своих выпущу, да сверх того еще и плеточку вам оставлю».
Тут первый солдат в ответ ему и сказал: «В великом северном море лежит дохлый морской кот — это, верно, и будет наше жаркое?» Черт нахмурился, крякнул: «Гм! Гм! Гм!» И спросил другого солдата: «А какой же ложкой вы есть станете?» — «Ребро кита — вот что заменит нам серебряную ложку!» Черт поморщился опять, трижды крякнул и спросил у третьего солдата: «Может быть, ты знаешь, из чего вы вино пить будете?» — «Старое лошадиное копыто — вот что должно нам заменять стакан». Тут черт с громким воплем взвился и улетел — и утратил над солдатами всякую власть…
А плетка так и осталась у них в руках, и они продолжали ею выхлестывать столько денег, сколько им хотелось, и жили в полном довольстве до конца дней своих.
Старик с женой сидели однажды перед бедным домиком: им хотелось немного отдохнуть от работы. Вдруг подъезжает к домику превосходная карета, запряженная четверкой отличных коней, и из той кареты выходит богато одетый господин. Мужик поднялся, подошел к господину и спросил, чего он желает и чем ему можно услужить. Незнакомец протянул мужику руку и сказал: «Я ничего не желаю, кроме того, чтобы хоть один раз отведать вашей деревенской стряпни. Приготовьте же мне картофель в том виде, в каком вы его сами едите, и я тогда сяду вместе с вами за стол и с удовольствием поем вашего деревенского картофеля».
Мужик улыбнулся и сказал: «Вы, может, граф либо князь какой, а то еще и герцог? Знатным господам мало ли какие прихоти приходят в голову, а впрочем, я ваше желание исполню».
Жена его пошла в кухню и стала картофель мыть и тереть, хотела из него изготовить клецки, как это часто у мужиков водится, клецки из картофеля.
Пока она была занята этим, мужик сказал незнакомцу: «Пойдемте-ка со мной в мой садик, у меня есть там еще кое-какие незаконченные дела».
А в саду у него были накопаны ямы, и он хотел в них сажать деревья. «Разве нет у вас деток, которые могли бы вам помочь в вашей работе?» — спросил приезжий. «Нет, — ответил мужик. — То есть был у меня сын, — добавил он, — да только уже много лет назад пропал без вести. Странный был малый: умный и сметливый, но учиться ничему не хотел, и шалости у него были дурные. Он от меня сбежал, и с той поры я ничего о нем не слышал».
Старик взял деревце, сунул его в одну из ямок и рядом с ним воткнул кол. Потом подсыпал земли в ямку, утоптал ее и в трех местах подвязал деревце соломенным жгутом к колу.
«Скажите же, пожалуйста, — спросил приезжий, — отчего вы так же не подвяжете то кривое корявое деревце, которое вон там в углу почти склонилось до земли? Оно бы тоже росло прямее».
Старик усмехнулся и ответил: «Это вы, сударь, по-вашему рассуждаете, и ясно видно, что садоводством вы не изволили заниматься. То дерево уже старое и искривлено, его уж никто не выпрямит. Деревья можно выправлять, только пока они молоды». — «Значит, это то же, что с вашим сыном, — сказал приезжий. — Кабы вы его выправили, пока он был молод, он бы, может быть, и не убежал от вас. А теперь, пожалуй, тоже окреп и искривился?» — «Конечно, — ответил старик, — ведь уже много времени прошло с тех пор как он ушел. Должно быть, изменился с тех пор». — «А узнали бы вы его, кабы он к вам теперь явился?» — «Едва ли узнал бы я его в лицо, — сказал мужик, — но есть у него родимое пятно на плече вроде боба».
Когда он это проговорил, приезжий снял с себя верхнее платье, обнажил плечо и показал мужику родимое пятно в виде боба на своем плече.
«Боже ты мой! — воскликнул старик. — Неужели ты точно мой сын? — И любовь к своему детищу шевельнулась в сердце его. — Но как же ты можешь быть моим сыном, — добавил старик, — когда ты такой большой барин и живешь в богатстве и изобилии? Каким же образом ты этого достиг?» — «Ах, батюшка, — вздохнул сын, — молодое деревце не было ни к какому колу привязано, оно кривым и выросло, а теперь уж и состарилось — его не выпрямишь. Вы спрашиваете, как я всего достиг? Я сделался вором. Не пугайтесь: из воров я мастер. Для меня не существуют ни замок, ни задвижка; что я пожелаю иметь, то уже мое. И не подумайте, чтобы я крал, как обыденный вор; я беру только от избытка у богачей. Бедные люди от меня не страдают: я скорее сам им дам от себя, нежели возьму у них. Точно так же я не трогаю того, что могу получить без труда, без хитрости и умения». — «Ах, сынок, — огорчился отец, — все же мне твое ремесло не нравится; вор — все же вор, и я могу тебя уверить, что это добром не кончится».
Повел он его к матери, и, услыхав, что это ее сын, она стала плакать от радости. А когда он признался ей, что сделался вором-мастером, она стала плакать еще сильнее. Наконец она сказала: «Хотя он стал вором, а все же он мне сын, и я рада, что удалось еще раз его увидеть».
Вот и сели они у дверей домика, и сын еще раз поел с ними той грубой пищи, которую он давно уже не пробовал. Отец сказал при этом: «Вот если бы наш господин граф, что в замке там живет, узнал, кто ты таков и чем занимаешься, так он не стал бы тебя на руках качать, как в тот день, когда был твоим крестным у купели, а заставил бы тебя покачаться на веревочной петле». — «Не беспокойтесь, батюшка, он мне ничего не сделает, я свое дело тонко знаю. Я вот думаю сегодня сам к нему заглянуть, не откладывая в долгий ящик».
Когда завечерело, мастер-вор сел в свою карету и поехал в замок. Граф принял его весьма вежливо, потому что счел его за человека знатного.
Когда же приезжий объяснил, кто он, граф побледнел и на некоторое время смолк.
Наконец он сказал: «Ты мне крестник, поэтому я сменю гнев на милость и обойдусь с тобой мягко. Раз ты хвалишься, что ты вор-мастер, я испытаю твое искусство. Если ты испытания не выдержишь, награжу тебя двумя столбами с перекладиной и придется тебе плясать на веревке под карканье воронов». — «Господин граф, — ответил мастер-вор, — придумайте три испытания какой угодно трудности, и, если я вашу задачу не разрешу, тогда делайте со мной все, что вам угодно».
Граф на несколько минут задумался, потом сказал: «Ладно! Прежде всего, ты должен увести моего парадного коня из конюшни. Затем из-под меня и моей супруги ты должен во время нашего сна выкрасть простыни с постели, да так, чтобы мы не заметили, да при этом еще снять с пальца у моей жены ее обручальное кольцо. В-третьих, наконец, ты должен украсть священника и причетника из храма. И если хоть одно из этих испытаний не выдержишь — качаться тебе на виселице. Запомни хорошенько, ведь тут речь о твоей голове идет».
Мастер отправился в ближайший город. Там он купил одежду у старой крестьянки и нарядился бабой. Еще он размалевал себе лицо и рябины нарисовал, так что никто не смог бы его узнать.
Затем он наполнил бочонок старым венгерским вином, в которое подмешал очень сильное усыпительное зелье.
Взвалив бочонок себе на спину поверх котомки, мастер, переваливаясь и ковыляя, направился к графскому замку.
Было уже темно, когда он туда добрел. Он присел во дворе на камень, стал покашливать по-старчески и потирать руки, будто бы озябшие. На том же дворе перед входом в конюшню расположились около огня солдаты, которые стерегли заветного коня. Один из них заметил старуху и крикнул ей: «Подойди сюда, тетка, погрейся около нашего огня! Небось и ночлега-то у тебя нет, и ночуешь-то ты где придется?»
Старуха заковыляла к ним, попросила отвязать у нее со спины котомку и подсела к огню. «Что у тебя там в бочонке, старая карга?» — спросил один из солдат. «Вина глоток, — ответила она, — я им торгую, тем и живу. Вот и вам за денежки да за доброе слово охотно дам по стаканчику». — «А ну-ка! — обрадовался солдат и, отведав стаканчик, крикнул: — Раз вино оказалось хорошим, так я не прочь и другой стаканчик опрокинуть!» — и велел себе еще налить, и все товарищи последовали его примеру.
«Эй вы, приятели! — крикнул кто-то из солдат тем, что в конюшне сидели. — Тут тетка винца принесла, такого, что, пожалуй, еще старше ее будет, — испейте глоточек! Ей-ей, старухино винцо лучше нашего огня греет!»
Старуха не поленилась свой бочонок и в конюшню снести. А там один солдат сидел на оседланном графском коне верхом, другой держал коня под уздцы, а третий за хвост его ухватил.
Старуха стала подносить им, сколько было их душе угодно, пока весь бочонок не опорожнился. Вскоре один из них выпустил узду из рук, прилег наземь и захрапел; другой хвост из рук выпустил и захрапел еще громче того. Тот, что на коне был, хотя и усидел в седле, но ткнулся головой в гриву коня, заснул и засопел, словно кузнечный мех. Те, что сидели во дворе вокруг огня, давно уже спали, растянувшись на земле, и не шевелились, словно окаменели.
Увидев это, мастер-вор дал одному вместо узды веревку в руки, другому вместо хвоста — пучок соломы; но что ему было делать с тем, который на коне сидел верхом? Сбросить его? Так, пожалуй, еще проснется да крик подымет!
Вор ухитрился вот как: распустил подпругу, подвязал к седлу пару веревок, прикрепив их к кольцам в стене конюшни, потом подтянул сонного солдата вместе с седлом вверх, а веревки закрепил к столбу.
Затем он легонько отцепил коня от цепи, обмотал ему копыта старыми тряпками, чтобы звон подков о мостовую не разбудил кого-нибудь в замке, потом вывел осторожно коня из конюшни, вскочил на него — и был таков!
На рассвете мастер-вор прискакал на уведенном коне в замок.
А граф только что встал и стоял у окна. «Здравствуйте, господин граф! — крикнул мастер-вор. — Вот тот конь, которого я благополучно увел из вашей конюшни. Да не угодно ли будет вам взглянуть, как славно ваши солдаты там лежат да спят, а если вам угодно будет заглянуть в конюшню, вы увидите, как там устроились и те, что сторожили вашего коня».
Графу пришлось рассмеяться, затем он сказал: «Ну что же! На этот раз тебе удалось, но в другой раз так легко с рук не сойдет. И я предупреждаю тебя: если встречусь с тобой как с вором, то и поступлю с тобой, как с вором».
Когда в тот день вечером графиня легла в постель, она крепко стиснула ту руку, на которой у ней было надето ее обручальное кольцо, и граф сказал ей: «Все двери заперты на ключи и задвижки; я сам спать не лягу, а буду поджидать вора; ну а если он вздумает влезть в окно, я застрелю его на месте».
Мастер же с наступлением темноты направился к виселице, снял из петли горемыку, который там висел, и на своей спине притащил его в графский замок.
Там он подставил лестницу прямо к окошку графской опочивальни, посадил себе мертвеца на плечи и с этой ношей начал забираться по лестнице.
Когда он поднялся настолько высоко, что голова мертвеца появилась в окне опочивальни, граф, который лежал в постели и прислушивался, выстрелил из пистолета.
Мастер-вор тотчас же сбросил мертвеца с лестницы, спрыгнул сам и притаился за углом.
Тем временем месяц уже взошел, и он мог ясно видеть, как граф из окошка вылез на лестницу, спустился с нее и потащил мертвеца в сад. Там он стал рыть яму, в которую хотел его опустить. «Теперь, — подумал вор, — самое подходящее время!»
Проворно выскочил он из своего угла, взобрался по лестнице — и прямо в опочивальню к графине. «Голубушка, — заговорил он голосом графа, — вора-то я убил, но ведь он все же мне крестник и был-то он скорее плутом, нежели злодеем, поэтому я не хочу предавать его позору, да и бедных родителей его жалко. Вот я и хочу до рассвета сам похоронить его в саду, чтобы огласки не было. Дай, кстати, мне простыню из-под себя, я заверну в нее покойника и зарою его, как собаку».
Графиня отдала ему простыню.
«А знаешь что еще? — сказал вдруг мнимый граф. — На меня нашел порыв великодушия: давай мне и кольцо свое! Этот несчастный из-за этого кольца жизни не пожалел, так уж пусть возьмет его с собой в могилу!»
Графиня не хотела перечить графу, и хоть очень неохотно, но все же сняла с пальца кольцо и отдала его вору. Тот улизнул с кольцом и простыней и благополучно прибыл домой, прежде чем граф покончил в саду со своей работой могильщика.
Какое же лицо было на другое утро у графа, когда мастер-вор пришел и подал ему свои трофеи! «Кто же ты в самом деле? Колдун, что ли? — воскликнул он. — Кто тебя вырыл из могилы, в которую я сам тебя опустил? Кто оживил тебя?» — «Меня вы не изволили опускать в могилу, — ответил вор, — вы в ней похоронили висельника».
И он рассказал графу подробно, как все было. И граф вынужден был отдать справедливость его чрезвычайной ловкости и хитрости. «Но ведь это еще не все! — сказал граф. — Тебе еще предстоит решить третью задачу. Если это тебе не удастся, остальное тебя не спасет!»
Мастер-вор только усмехнулся и ничего не ответил графу.
С наступлением ночи вор пришел с длинным мешком за спиной, с большим узлом под мышкой и с фонарем в руке к храму. В мешке у него были живые раки, в узле — коротенькие восковые свечки. Он присел на кладбище, вытащил рака из мешка, а из узла восковую свечку, которую прилепил ему на спину, потом зажег свечку, опустил рака на землю и пустил его ползать. Затем то же самое он сделал с другими раками и так распустил всех раков по кладбищу. Потом он накинул на себя длинную черную одежду, нечто вроде монашеской рясы, и прилепил себе седую бороду к подбородку.
Сделавшись совершенно неузнаваемым, он взял мешок, в котором принес раков, вошел в храм, в котором никого не было, и поднялся на кафедру.
Часы на башне пробили полночь; и едва только замер последний удар, вор начал с кафедры кричать громким и зычным голосом: «Услышьте все вы, люди грешные! Пришел конец свету, светопреставление близится! Услышьте, услышьте! Кто желает с моей помощью попасть в рай небесный, пусть лезет в мой мешок! Я там привратником служу, я отпираю и запираю врата рая. Взгляните, по Божьей ниве уже бродят умершие и собирают свои косточки. Придите, придите и полезайте в мой мешок! Пришел конец миру!»
Крик этот разнесся по всей деревне.
Пастор и причетник, которые жили поблизости от храма, услышали его первые. Когда они еще и увидели свечи, которые всюду мелькали по кладбищу, то поняли, что совершается нечто необычное, и поспешили в храм.
Они с минуту прислушивались к той проповеди, которая раздавалась с кафедры, и затем причетник подошел к пастору и сказал: «Недурно бы нам воспользоваться случаем и пробраться в рай прежде, чем наступит светопреставление!» — «Ну, конечно! — откликнулся пастор. — Я и сам так же думаю, и, если хотите, мы с вами сейчас же отправимся!» — «Извольте, — ответил причетник, — но вам, господин пастор, вперед идти, а я за вами следом».
Пастор пошел вперед и взошел на кафедру, где мастер-вор открыл ему мешок. Пастор влез в него первый, а за ним причетник. Тогда наш хитрец крепко завязал их в мешке, ухватил его за конец и поволок по лестнице с кафедры. Каждый раз, когда оба дурня стукались головами о ступени, вор кричал: «Сейчас мы уже переходим через горы!» Затем он протащил их и через деревню и, перетаскивая через лужи, приговаривал: «Теперь несемся через влажные облака».
А когда вор стал их втаскивать вверх по лестнице замка, он воскликнул: «Теперь уж взбираемся на небесную лестницу и скоро вступим на первый двор рая».
Взобравшись на самый верх, вор втащил мешок на голубятню, и, когда голуби стали летать вокруг, он спросил: «Слышите, как ангелы радуются и крылами машут?» Затем он запер дверь и ушел.
На другое утро пришел вор к графу и сказал ему, что и третью задачу выполнил: пастора вместе с причетником унес из храма. «А куда же ты их девал?» — «Они оба, посаженные в мешок, теперь находятся у вас на голубятне и воображают себе, что унесены на небо».
Граф поднялся наверх и убедился в том, что вор не обманул его.
Когда пастор и причетник были выпущены из мешка, граф обратился к вору и сказал: «Ну, ты — из воров вор. И ты точно разрешил все заданные тебе задачи. На этот раз ты выпутался из дела благополучно, но все же уходи из моего графства, потому что как только ты опять за свое ремесло примешься, можешь смело рассчитывать на виселицу». После этого мастер-вор распрощался со своими родителями и опять ушел бродить по белу свету. С тех пор никто уже ничего более о нем не слышал.
Жила-была женщина — настоящая ведьма, и были у нее две дочери. Одна была безобразная и злая, и ту она любила, потому что это была ее родная дочь. Другая была прекрасна собой и сердцем добра, и ту ведьма ненавидела, потому что она ей приходилась падчерицей.
Однажды падчерица надела фартучек, и он до такой степени понравился ее названой сестре, что та, завидуя, потребовала у матери и себе такой же фартучек.
«Повремени, дитятко, — сказала ведьма, — будет и у тебя фартучек. С твоей названой сестрицей давно расправиться следует, и вот сегодня ночью, как только она заснет, я приду к вашей кровати и отрублю ей голову. Позаботься только о том, чтобы лечь в постели у нее за спиной, а ее повыдвинь вперед».
Бедняжка и точно поплатилась бы жизнью, если бы из укромного уголка не подслушала всю беседу матери с дочкой.
За целый день бедная падчерица не посмела даже шагу ступить за порог дома. А когда вечером пришло время спать ложиться, бедная девушка должна была первая улечься в постель, чтобы ее злая сестра, как и велела ей мать, могла лечь позади. Но когда та заснула, падчерица несколько выдвинула ее вперед, а сама залезла за ее спину, к стенке.
Среди ночи старуха подкралась к постели, держа в правой руке топор, а левой ощупала, лежит ли кто-нибудь, выдвинувшись головой вперед. И затем, ухватив топор обеими руками, отрубила голову своей родной дочери.
Когда она удалилась, падчерица поднялась с постели, пошла к своему милому, которого звали Роландом, и постучалась у его двери.
Когда он к ней вышел, девушка сказала: «Слушай, миленький Роланд, мы должны отсюда бежать как можно скорее: мачеха хотела меня убить, но вместо меня убила свою родную дочь. Когда рассветет и она увидит, что сделано ею, мы погибли!» — «Однако же я тебе советую, — сказал Роланд, — чтобы перед побегом ты взяла у мачехи из дома ее волшебный жезл, а не то мы не сможем спастись от ее преследований никаким бегством».
Девушка принесла волшебный жезл ведьмы, а затем взяла отрубленную голову сестры и накапала три капли крови: одну перед постелью на полу, одну в кухне и одну на лестнице.
После этого девушка поспешно удалилась вместе со своим возлюбленным Роландом.
Когда же старая ведьма проснулась поутру, она кликнула свою дочку и хотела отдать ей фартучек падчерицы, но та не явилась на ее зов. «Да где же ты?» — крикнула ведьма.
«Здесь я — на лестнице, подметаю!» — ответила ведьме одна из капелек крови.
Старуха вышла на лестницу, никого там не увидела и еще раз крикнула: «Да где же ты?»
«Да здесь — в кухне, пришла погреться!» — ответила ей вторая капелька крови.
Ведьма пошла в кухню, но и там никого не нашла. «Да где же ты?» — закричала она дочке в третий раз.
«Ах, да здесь же я — в постели, сплю», — крикнула ведьме третья капелька крови.
Та пришла в комнату, к постели — и что же там увидела? Свое родное дитя, которое плавало в крови и которому она своими руками отрубила голову.
Ведьма пришла в ярость, бросилась к окну, и так как она обладала способностью очень далеко видеть, то увидела свою падчерицу, которая поспешно удалялась со своим милым Роландом. «Не уйдете вы от меня! — прошипела ведьма. — Как бы далеко вы ни были, все равно не уйдете!»
Она тотчас обула свои сапоги-скороходы и за один шаг проделала путь, на который обычный человек час потратит. Немного времени спустя она уже нагнала обоих беглецов. Но, завидев издали ведьму, девушка превратила при помощи волшебного жезла своего милого в озеро, а сама обернулась уточкой и стала среди того озера плавать.
Ведьма остановилась на берегу, стала бросать утке крошки хлеба и всеми силами старалась приманить ее к берегу. Но утка себя приманить не дала, и старая ведьма принуждена была вечером вернуться домой, так ничего и не добившись.
А падчерица со своим милым снова приняли свой обычный вид и еще целую ночь шли путем-дорогой до рассвета.
На рассвете падчерица обернулась сама в прекрасный цветок среди терновой изгороди, а своего милого Роланда превратила в музыканта со скрипкой.
Вскоре после того явилась следом за ними ведьма и сказала музыканту: «Милый музыкант, дозволено ли будет мне сорвать этот цветок?» — «О да, конечно, — ответил музыкант, — я даже помогу тебе, подыгрывая на своей скрипке».
И вот, когда ведьма поспешно залезла в изгородь, стараясь поскорее сорвать цветок (она, конечно, знала, кто цветком обернулся), музыкант начал подыгрывать, и ведьме волей-неволей пришлось плясать, потому что музыка эта была волшебная.
И чем быстрее он наигрывал, тем выше она подпрыгивала, а терновник срывал с нее одежду клочьями и терзал ее тело. Так как музыкант не переставал играть, ведьма плясала до тех пор, пока не пала мертвой на землю.
Когда падчерица с милым избавились от ведьмы, Роланд сказал: «Я теперь отправлюсь к моему отцу и займусь приготовлениями к свадьбе». — «Ну, а я покамест здесь останусь, — сказала девушка, — и подожду тебя. А для того чтобы никто меня не узнал, я обернусь красноватым камнем».
Роланд ушел, а девушка, превратившись в красноватый камень, осталась на поле и стала ждать своего милого.
Но когда Роланд вернулся домой, он попал в западню к другой женщине, которая довела его до того, что он забыл свою милую.
Долго ждала его девушка, но он не вернулся. Запечалилась бедняжка и обернулась цветком, подумав: «Авось кто-нибудь пойдет этим путем-дорогой и меня растопчет».
Случилось, однако же, что на том поле пастух пас овец, увидел цветок, сорвал его, потому что он уж очень красивым ему показался, отнес домой и положил к себе в ящик.
С той поры все в доме пастуха стало совершаться каким-то чудом: чуть он поутру встанет, а уже вся работа в доме сделана, комната выметена, стол и лавка чисто протерты, огонь в очаге разведен и вода в дом наношена.
А в полдень, когда пастух возвращался домой, у него уже и стол был накрыт, и хорошее кушанье подано. Он даже и понять не мог, как это происходило, потому что он никогда никого не видел в своем домике, да негде было в нем и спрятаться.
Понравился пастуху этот тщательный уход за его домом, но затем он стал даже этих домашних чудес понемногу побаиваться.
Пошел он к одной ведунье и спросил у нее совета. Ведунья сказала: «Тут колдовство в дело замешано. Как-нибудь рано утром приметь, не движется ли что-нибудь в комнате. Если что-то увидишь, что бы там ни было, тотчас набрось белый платок — и действие волшебства сразу прекратится».
Пастух решил поступить, как ему было сказано, и на другое утро на самом рассвете он увидел, как ящик стола открылся и из него вышел цветок. Подскочил он к цветку и набросил на него белый платок.
И тотчас цветок обратился красивой девушкой, и она созналась ему, что была цветком и в виде цветка присматривала за его домашним хозяйством.
Рассказала она ему и о судьбе своей. Очень она пастуху понравилась, и он спросил у нее, не хочет ли она за него выйти замуж. Однако девушка ответила: «Нет», так как хотела все же остаться верной своему милому Роланду, хоть тот и покинул ее. Но она пообещала, что не уйдет из дома пастуха и будет продолжать вести его хозяйство.
Тут как раз подошло время свадьбы Роланда, и по старинному обычаю было по всей стране объявлено, чтобы все девушки собирались на свадьбу и славили молодых песнями. Красная девица как услыхала об этом, так запечалилась, что у нее сердце разрывалось на части. Она не хотела идти на эту свадьбу, но другие девушки зашли за ней и увели ее с собой.
Когда наступала ее очередь петь в честь новобрачных, она отходила в сторонку, пока не осталась одна-одинешенька, и пришлось ей наконец пропеть свою песню.
Но едва только она запела и Роланд услышал ее пение, как вскочил он и воскликнул: «Этот голос мне знаком! Это поет моя настоящая невеста, и другой я не желаю!»
Все, что он уже успел позабыть и что давно изгладилось из его памяти, вдруг вновь проснулось в его сердце.
Тогда верная Роланду девушка пошла с ним под венец, ее страдания окончились, и наступили для нее дни счастья и радости.