По ту сторону двери раздались шаркающие шаги, а затем приглушенный и усталый голос спросил:
— Кто там?
— Это я, Шанкар.
Послышался скрежет отпираемого засова, и на пороге появился невысокий, гладковыбритый молодой человек с изможденным и, несвойственным его возрасту, морщинистым лицом. Его жилистые руки до локтей покрывали зарубцевавшиеся шрамы, а оголенные ступни выглядели так, будто он провел в походе по джунглям целый месяц. Босиком.
При виде охотника, глаза человека заблестели, а рот расплылся в вымученной улыбке:
— Здравствуй, Шанкар.
— Доброго дня, Анил.
Мужчины крепко обнялись и похлопали друг друга по спине.
— Входи и присаживайся, — пригласил Анил, закрывая за гостем дверь.
В очередной раз Шанкар подметил про себя, что внутреннее убранство жилища лесоруба почти ничем не отличается от его собственного. Та же невысокая деревянная кровать. Маленькие полочки на стенах. Парочка табуретов и тесноватая кухня с местом для омовения. Единственное, у дома Анила имелся пристрой, в котором тот хранил различного рода инструменты. Шанкару такой был без надобности.
«Типичный дом типичного горожанина. Все есть и ничего лишнего. И так продолжается, наверное, уже лет сто. Если не двести».
— Садись, — указал пальцем Анил на кровать, а сам рухнул на табурет напротив.
Шанкар оценивающе посмотрел на его:
— Пожалуй, тебе стоит прилечь. Выглядишь скверно.
Лесоруб только устало отмахнулся:
— Все лучшее гостю. К тому же, не беспокойся, я отдохну, когда ты уйдешь.
Шанкар не стал спорить и присел на краешек ложа:
— Как жена и дочь?
— Нормально, — глухо выдохнул Анил, — но, если ты не против, оставим любезности на потом. Мина и Нирупама ушли на рынок, так что у нас есть время для разговора.
Шанкар нахмурился:
— Ты не хочешь говорить при них?
Анил отрицательно закачал головой.
Он дышал слегка прерывисто, будто недавно совершил длительную пробежку:
— Нет. Зачем тревожить их раньше времени?
Охотник почувствовал, как остатки хорошего настроения стремительно улетучиваются, подобно воде из кипящего котла:
— Есть повод для тревоги?
— К сожалению, — Анил громко сглотнул, — есть.
— Все настолько серьезно?
— Да, Шанкар, — сокрушенно вздохнул лесоруб, сцепляя руки и наклоняясь к нему, — серьезно.
— Рассказывай.
Анил шмыгнул носом и утер ладонью лицо:
— Они рубят. Нещадно.
Шанкар вздрогнул и на секунду прикрыл глаза.
То, чего он опасался больше всего, подтвердилось:
— Много?
— Я же сказал, — в глазах Анила появилось отчаяние, — нещадно. В верховьях Синдху, там, где его могучее русло питает Панджнад[1], их почти не осталось.
Охотник ощутил неприятный холодок в области шеи, а живот предательски скрутило:
— Невозможно! Не верю, чтобы прямо все оказалось настолько ужасно!
— Я был там, Шанкар, и видел все вот этими глазами, — он двумя пальцами в виде рогатки указал на свои очи, — пальмы, фикусы, салы[2]. Их поверженные стволы аккуратно лежат вдоль Синдху, ожидая сплава к Мохенджо-Даро, — Анил откинулся назад, облокотившись о глиняную стену, — оба берега в том месте теперь напоминают кладбище, а торчащие из земли пни — надгробные плиты.
Шанкар встал и сделал несколько нервозных шагов по комнате. Лесоруб внимательно наблюдал за ним.
Охотник поинтересовался:
— Ты не знаешь, куда могло понадобиться столько древесины?
— Нет, — сокрушенно покачал головой Анил. — Мне ничего не известно об этом.
— Они продолжают вырубку сейчас?
— Во имя Богини-матери, откуда мне знать?! — резко воскликнул лесоруб.
Шанкар обернулся и понимающе посмотрел на него.
«Правда. Откуда ему знать?».
Анил понурил голову:
— Прости. То, что там произошло… потрясло меня до глубины души. Да, рубить деревья — моя работа. Я за нее получаю серебро. Но это уже слишком… К тому же, — он перевел взгляд на свои израненные руки и набухшие стопы, — я устал с дороги. Очень устал.
— Это ты прости, — сказал Шанкар, снова присаживаясь на кровать, — глупый вопрос.
— Думаю, что да, — все же ответил Анил, — они продолжают, но утверждать не берусь. В конце концов, я не выдержал и бежал оттуда, с трудом разбирая дорогу, — он издал смешок безумца, — даже бронзовый топор свой там оставил, — Анил поднял взор, в котором читалась надежда, тонущая в пучине отчаяния, — что я скажу Богине-матери, когда настанет мой последний час? Что хладнокровно уничтожил десятки ее творений? Безо всякой на то причины?
Шанкар не ответил. Он не знал, что ответить. Ему нечего было ответить. Ибо сам он был не без греха.
— У тебя ведь сегодня встреча со жрецом? — спросил Анил.
— Да, около полудня.
— Я слышал, он хорошо к тебе относится.
Шанкар, молча, кивнул.
— Узнай у него, что там происходит, — глаза лесоруба безумно заблестели, — ради чего такое варварство?
— Я узнаю. Обещаю.
Внезапно лицо Анила слегка побледнело и перекосилось, будто от солнечного удара. Он подался вперед. Никогда еще охотник не видел его таким отчаявшимся.
— Я не видел диких зубров, Шанкар, — голос лесоруба дрогнул, словно тот готов был разрыдаться в следующий миг, — я не видел диких зубров уже очень давно. А ты?
— Я редко хожу на север, — тихо ответил Шанкар, — в основном на восток, а они там не водятся.
— Я не видел диких зубров, — зловеще прошептал Анил, смотря на охотника пустыми глазами.
— Тебе необходимо поспать, — он встал и положил руку на осунувшееся плечо лесоруба, — я зайду ближе к вечеру.
— Благодарю, — Анил с трудом поднялся следом, чтобы проводить гостя, — мне и вправду нехорошо.
***
Шанкар возвращался на главную улицу, осторожно двигаясь по узкой подворотне. Солнце светило над городом, заполняя округу яркими жаркими лучами. Отовсюду доносились возбужденные голоса, беззаботный смех детей и лай собак. Но охотник не слышал всего этого, полностью погрузившись в мрачные мысли. Разговор с Анилом не добавил положительных эмоций, а одна из последних фраз лесоруба никак не желала покинуть голову, воспроизводясь снова и снова.
«Я давно не видел диких зубров».
Да, он тоже не видел. И то, что эти животные не водились на востоке, было ложью.
***
Охотник уже почти добрался до каменного моста, перекинутого через канал, отделяющего Цитадель от остального города, когда услышал знакомый громовой бас:
— Ба, да это же мой старый знакомый, Шанкар! А я, как раз, хотел за тобой послать!
Он обернулся на голос и увидел кузнеца, стоящего на пороге своей мастерской. Здоровенный детина, он выделялся на фоне остальных жителей Мохенджо-Даро. Оно и неудивительно. Ведь родом тот был из Магана[3].
— Рад тебя видеть, Брасид, — подходя, поприветствовал кузнеца Шанкар и пожал его могучую ладонь. Она оказалась перепачкана сажей и потом.
— Доброго дня тебе! Ты не слишком занят?
— В полдень у меня встреча со жрецом.
— Значит, время есть, — довольно заулыбался Брасид.
— Для чего ты искал меня? — спросил охотник, скрещивая на груди руки, предварительно отряхивая ладонь от сажи.
— Мне нужны шкуры, — сразу взял быка за рога кузнец.
— И ты хотел послать за мной по этому поводу?
— Может, тебе этот повод и покажется мелочным, — он развел мощными руками, — но без прочной кожи в моем ремесле никуда.
— Значит, тебе повезло, — сдержанно улыбнулся Шанкар, — вместо меня твой гонец обнаружил бы очаровательную девицу.
— Вот как? — Брасид подмигнул. — Хорошая выдалась ночка?
— Что-то вроде того, — уклончиво ответил охотник, — так, насчет шкур. Какие именно нужны?
— Дикого зубра.
Шанкар закусил нижнюю губу и промолчал. Легкая тень накрыла его лицо, словно от облака посреди ясного неба.
Кузнец с беспокойством посмотрел на него:
— В чем дело? Могут возникнуть трудности? Так, я заплачу больше обычного.
— А почему бы тебе не обратиться на свиноферму Панишвара? — после короткого раздумья нарушил молчание Шанкар. — Уверен, он продаст тебе партию шкур по выгодной цене.
— С этим гаденышем я дел больше не веду! — Брасид смачно харкнул на мостовую.
Шанкар удивленно вскинул брови:
— Вот как? Что стряслось?
— Этот пройдоха продал мне сплошную рвань, — руки Брасида непроизвольно сжались в кулаки. Одной из них он рассек воздух, словно кузничным молотом. — Ободрал меня, как липку, а я до сих пор расхлебываю последствия той сделки. Из-за некачественных мехов, я испортил более дюжины металлических подков, так что нет. Пока у меня не будет хорошей и прочной шкуры, — тут он указал пальцем на ящик с деревянными черенками, который стоял у входа в мастерскую, — к мотыгам даже не притронусь. А Панишвар может идти в задницу!
Проницательный взгляд охотника сразу подметил, что черенки для мотыг изготовлены из свежесрубленных пород дерева, отборного качества древесины. Шанкар нахмурился.
«Уж не то ли это дерево, щепки которого сейчас летят в верховьях Синдху?».
— Ты слишком мрачен сегодня, — подметил кузнец. Он участливо смотрел на Шанкара, продолжавшего кусать нижнюю губу.
Охотник сумел выдавить из себя улыбку:
— Не беспокойся, ничего серьезного.
— Это из-за нее?
— Кого?
— Ну, той девки из борделя. Вынесла тебе все мозги? — кузнец хмыкнул.
— Нет, Брасид, — улыбка охотника стала чуть естественнее, — на самом деле, она единственное светлое пятно в череде событий, произошедших за последние сутки.
— У тебя неприятности?
«Возможно, скоро у всех нас возникнут неприятности, Брасид. А твои проблемы со шкурами и вправду покажутся чересчур мелочными».
Подумал Шанкар, однако вслух, разумеется, этого не сказал:
— Ничего такого, что стоило бы твоего внимания. Так, насчет шкур…
— Я заплачу больше обычного, — напомнил кузнец.
— Помню.
— Так, что же? — нетерпеливо наседал кузнец.
— Я подумаю.
— Подумаешь? — Брасид выпучил глаза. — Боги пустыни, да ты никогда раньше не отказывал!
— И сейчас не отказал, — Шанкару становилось все труднее поддерживать этот разговор и, при этом, не сболтнуть лишнего.
Он не хотел ничего скрывать от добродушного кузнеца, но не осмеливался поведать того, в чем еще сам не был до конца уверен. И, предварительно, не обсудив все с Верховным жрецом.
— Твое «подумаю» прозвучало именно, как отказ, — Брасид встревожено посмотрел охотнику прямо в глаза. Шанкару стоило огромных усилий, дабы не отвести взгляд.
— Хорошо, постараюсь доставить шкуры к концу недели, — сдался он.
— Вот это другой разговор! — снова заулыбался кузнец. — Ну, не смею более задерживать?
— Да, мне нужно на встречу, — облегченно вздохнул Шанкар.
Брасид хлопнул его на прощание по плечу, оставляя на белоснежной рубахе пятно сажи:
— Попутного ветра, дружище! — и скрылся в сумраке мастерской.
Вскоре позади Шанкара раздался звон кузничного молота. Охотник попытался стряхнуть сажу с рубахи, но стало только хуже. Грязь размазалась по ткани серым разводом. Недовольно нахмурившись, он направился к выходу с рыночной площади.
«Я пообещал ему шкуры дикого зубра. А что еще нужно было ответить? Извини, Брасид, но шкур больше не будет, довольствуйся свиньями Панишвара? Он бы спросил почему. Слишком много вопросов, а у меня не так много ответов. Но даже те, что имеются, не предназначены для посторонних ушей. Во всяком случае, не сейчас».
Стараясь больше не думать о кузнеце и его проблемах, а сосредоточиться на своих, Шанкар продолжил движение вперед.
Перейдя по мосту через канал, он начал взбираться по пологому склону холма, на котором стояла Цитадель. Обнесенная кругом кирпичных стен, она возвышалась над городом в безмолвном величии и служила олицетворением силы местной власти, сосредоточенной в руках жрецов.
Ловко орудуя руками и быстро переставляя ступни, Шанкар, не затратив особых усилий, достиг вершины холма и остановился возле массивных деревянных ворот крепости. Около них несли службу двое стражников. Все их вооружение составляло одно длинное копье с медным наконечником. Никаких дополнительных ножей, клинков или щитов. Даже простенькой брони в виде кожаных чешуек или набедренных щитков стража Мохенджо-Даро не носила. Да и какой смысл? Воевать люди Синдху ни с кем не собирались, а для того, чтобы справиться с рыночными воришками тяжелые доспехи и вооружение не нужны. Серьезные преступления в государстве происходили крайне редко. Все ограничивалось пьяными драками и мелкими кражами. По крайней мере, ничего более существенного на памяти Шанкара не случалось. Люди жили в гармонии и достатке, а хорошая жизнь редко толкает на неправедный путь.
Стражники вежливо поприветствовали охотника и приоткрыли перед ним створки ворот Цитадели. Кивком поблагодарив их, Шанкар нырнул в образовавшийся проем и оказался внутри.
Справа возвышался двухярусный храм, внешним видом чем-то напоминающий зиккураты[4] Междуречья, с которым у Мохенджо-Даро имелись кое-какие торговые связи. Как рассказывал Брасид, медные и бронзовые изделия Ура намного прочнее и долговечнее, нежели из здешних мест. Зато в тех далеких краях не растет хлопок, и жители Двуречья вынуждены довольствоваться одеждой из козьих шкур, да овечьей шерсти.
Впереди виднелось двухэтажное здание школы — типичная, ничем не примечательная, постройка, в которой жрецы и вельможи обучались письму, астрологии и счету.
Верховный жрец назначил встречу охотнику в банях. Они находились в здании с огромным бассейном под открытым небом, всегда заполненным чистой прохладной водой. Бани стояли сразу позади школы, неподалеку от главного городского зернохранилища — огромное сооружение, походившее на отдельную крепость, нежели на склад с зерном. Хранилище состояло из крупных кирпичных блоков, разделенных между собой узкими промежутками, что позволяло обеспечить постоянный приток свежего воздуха к зерну.
Обогнув школу с левой стороны, Шанкар вышел к северному входу в бани и постучал в небольшую деревянную дверь.
Проход открыл престарелый привратник, жестом пригласивший охотника пройти внутрь. Преодолев пару смежных комнатушек, служащих пристанищем для слуг, Шанкар вышел к бассейну. Прозрачная вода блестела на солнце, отбрасывая блики на стены. Яркие зайчики, отраженные от голубой глади, играли на стенах и сводах помещения, производя приятное умиротворяющее действие. Бассейн окружала длинная веранда, с расположенными на ней деревянными столиками и плетеными тростниковыми стульями.
За одним из таких столиков и сидел Верховный жрец в ожидании прихода охотника.
Он был уже человеком в возрасте. Волосы и борода покрывал серебристый налет седины. Лоб испещряли глубокие морщины, и Шанкар знал, что они не являются исключительно следствием старости. Жрец нередко искал уединения, проводя целые часы в глубоком раздумье, в поисках решения проблем города и его жителей, чтобы люди могли спать спокойно. Орлиный нос и глубоко посаженные глаза только подчеркивали мудрость и знания этого человека. Несмотря на довольно полную комплекцию тела и преклонный возраст, в нем все еще угадывалась недюжая сила. И рукопожатие, которым он обменялся с охотником, только подтверждало это. Жрец был одет в такую же длинную белоснежную хлопковую рубаху с открытым левым плечом, как и сам Шанкар. Только, в отличие от одеяния охотника, она была расшита фиолетовыми узорами в виде лепестков лотоса. Фиолетовый цвет считался символом богатства и высокого статуса в обществе Мохенджо-Даро. Краситель добывался из морских моллюсков Восточного моря и являлся крайне редким и дорогим ресурсом.
— Приветствую вас, господин Девадат, — произнес Шанкар, присаживаясь напротив.
— Доброго тебе дня, Шанкар, — молвил в ответ жрец, а затем, подождав, пока тот устроится поудобнее, добавил, — хотя, судя по твоему виду, денек предстоит скверный.
Вместо ответа Шанкар тяжело вздохнул.
Жрец поинтересовался:
— Ты завтракал сегодня?
— Нет.
— Вот и я нет. Умираю с голоду. Эй, там! — крикнул он слуге-привратнику, прикорнувшему на деревянном табурете у входа к бассейну. Тот мгновенно вскочил в ожидании дальнейших приказов. — Принеси нам жареного цыпленка, тарелку бобов, пару пшеничных лепешек и кувшин вавилонского вина, — здесь Девадат поинтересовался у охотника, — ты не против?
— Все замечательно, — ответил он, ощущая урчание в животе. Прогулка на свежем воздухе разыграла аппетит.
Слуга исчез в подсобке. Они остались у бассейна одни.
Где-то над ними, нарушая тишину своим пением, пролетел бледноклювый цветочник. Безоблачное синее небо отражалось от поверхности воды.
Наконец, Девадат прервал затянувшееся молчание.
[1] Панджнад — река в Азии, самый крупный приток Инда.
[2] Сал — вид деревьев семейства Диптерокарповые (двудольные растения). Может достигать 35 м в высоту и 2,5 м в диаметре.
[3] Маган — древний регион. Находился на территории современного Омана.
[4] Зиккурат — многоступенчатое культовое сооружение в Древней Месопотамии и Эламе, типичное для шумерской, аккадской, вавилонской, ассирийской и эламской архитектуры.