— Они бегут на восток! — воскликнул Амрит, возникая в дверном проеме здания школы.
Чудамани поднялся из-за стола. Его ноги слегка дрожали. Лицо осунулось. Под глазами виднелись круги, а живот сводило от голода.
Они ничего не ели более трех дней. У всех поголовно возникла слабость и сонливость. Воины неоднократно делали вылазки в город с целью найти пропитание. Свиноферма Панишвара, находившаяся к северо-западу от Цитадели, казалась лакомым кусочком. Многие, забываясь беспокойной дремой, видели перед глазами жареную свинину на вертеле. Как жир плавно стекает по розовой тушке. Как сало на шейке покрывается хрустящей корочкой. И тем горче было их разочарование, когда они пробуждались ото сна и обнаруживали, что по-прежнему заперты в Цитадели. А единственной оставшейся едой являются подошвы собственных сандалий. Но никто из тех, кто выходил за стены в город, не возвращался обратно. Последователей Панишвара было слишком много. Жестокая и беспощадная расправа демона, учиненная им перед воротами Цитадели, только придала уверенности сомневающимся в словах хозяина свинофермы. Словно доказательство того, что чудовище ниспослано Богиней-матерью за грехи, которые нуждаются в искуплении.
Они внимательно следили за передвижением воинов. Безумцы не стояли вплотную к Цитадели, карауля ворота. Нет. Они выжидали на почтительном расстоянии, дабы не спугнуть страдающих от голода людей. И тем, кто выходил наружу в поисках пропитания, всегда оставляли выбор — отречься от благ земных или быть растерзанными. И далеко не все сопротивлялись до последнего. Ведь покаявшемуся грешнику в обмен на оружие и одежду полагалась миска горохового супа и пшеничная лепешка. Мало, кто сможет устоять перед таким предложением, когда твой живот сводит от боли.
И вот сейчас Амрит сообщает, что настоящая толпа этих безумцев движется по городу на восток.
— На восток? — хрипло переспросил он.
Воин быстро кивнул.
Мгновенная догадка пронеслась в голове Верховного жреца, озаряя разум, подобно молнии в ночи.
— Шанкар, — прошептал он потрескавшимися губами.
Амрит снова кивнул:
— Я тоже так думаю. Надеюсь, он увидел сигнальный костер.
Чудамани сделал несколько решительных шагов вперед. В ногах разливалась слабость, но он старался не обращать на нее внимание.
— Это наш шанс! Нужно выступить. Немедленно. Зайдем им в тыл, пока они пытаются расправиться с отрядом Шанкара.
— Не думаю, что они полностью ушли от Цитадели, — неуверенно возразил Амрит.
— И ты предлагаешь просто сидеть и ждать?! — рявкнул Верховный жрец.
Воин вздрогнул и посмотрел Чудамани прямо в глаза. Они покраснели от недосыпа.
Верховный жрец облизал пересохшие губы языком, покрытым белым налетом. В последнее время Чудамани стал чересчур раздражительным и злым. Это было совсем непохоже на тихого и рассудительного человека, коим он был до того дня, как Панишвар решил примерить на себя роль посланника Богини-матери. Верховный жрец сам прекрасно осознавал, что изменился. Корил себя за несдержанность, но ничего не мог поделать. Чувство голода притупляло разум. А вид гибнущего города и всего того, что было ему дорого, приводило в ужас и отчаяние.
— Мы выходим! — твердо сказал Верховный жрец. — Лучше умереть здесь и сейчас, чем продлевать бессмысленные мучения. А за безумцем Панишваром я идти не собираюсь!
Сердце Амрита застучало с удвоенной силой. Он понимал, что Чудамани прав. Они должны воспользоваться шансом. Нельзя сидеть тут вечно. И тем не менее, осознание того, что в их жизни настал решающий момент, заставляло потеть ладони, а тело пробивать на дрожь.
— Собраться у западных ворот Цитадели! Построиться в боевой порядок! — отчеканил Чудамани.
— Да, Ваша Светлость! — Амрит выбежал наружу, дабы передать приказ Верховного жреца воинам.
Поджав губы и игнорируя слабость, Чудамани вышел на улицу, подставляя осунувшееся лицо лучам утреннего солнца.
— Воины готовы, Ваша Светлость, — доложил Амрит.
Верховный жрец перевел взор на стражников. Те выстроились перед воротами Цитадели в четыре одинаковые линии. Бронзовые наконечники копий угрожающе сверкали в свете дня. Бледные и изможденные лица были полны решимости. Решимости покончить с собственными лишениями. Каким бы ни было способом. С каким бы ни было результатом.
— Жрецы, лекарь, тюремщик и трое заключенных остаются здесь, — произнес Чудамани, — если нас ждет успех, то мы вернемся за ними. Если же нет, — тут он тяжко вздохнул, — то для них уже ничто не будет иметь значения.
Легкая тень пробежала по лицу Верховного жреца. Говоря о людях, он вспомнил своего верного старого привратника. Несчастный не выдержал всех этих испытаний и отошел к богам прошлой ночью. Чудамани постарался отогнать от себя печальные мысли.
«Сейчас не время оплакивать мертвых. Нужно подумать о живых».
— Трое заключенных? — переспросил Амрит.
— Да.
— Разве вы забыли?
— Забыл, что?
— Случай с Брасидом.
— Хмм.
— Он разбил себе голову о стену еще в тот день, когда Панишвар затеял это безумие.
Чудамани на секунду прикрыл глаза.
«Нужно собраться… но это так тяжело, когда тебя крутит от голода».
— Начинаем, — наконец, произнес он, поднимая веки. — Нужно спешить.
***
Сегодня Анил вел себя тихо. Девадата это даже удивляло. Обычно бывший лесоруб истошно вопил, заполняя темницу своими безумными криками. Но в этот день в тюрьме стояла тишина, прерываемая лишь вялым потрескиванием пламени факелов.
«Хм. Любопытное изменение».
В обычное время его мало заботили стенания Анила. Он считал, что тот получил по заслугам за то, как варварски относился к дарам богов. Просто внезапная тишина казалась непривычной.
Если бы Девадат мог видеть сквозь стены, то обнаружил бы, что Анил забился в дальний угол камеры. Обхватив голову руками, он тихо дышал сквозь ладони, прижатые к лицу. Лесоруб затих. Словно в ожидании неизбежного. Чего-то, что произойдет уже совсем скоро.
Камера Девадата располагалась прямо напротив стола тюремщика. Тот сидел на своем неизменном табурете, уткнувшись лицом в столешницу, и тяжело дышал. Бывший Верховный жрец подметил, что толстяк сбавил в весе. Оно и неудивительно. В последние дни ни у кого из них во рту не было и сухой крошки. К тому же чутье подсказывало Девадату — тюремщик боится. Боится не только за себя. Ведь его жена осталась в городе. Совсем одна. Пока он вынужден скрываться здесь, в темнице за стенами Цитадели.
«Скрываться от Великолепного змея. Демона, коим они его считают. Несчастные глупцы. Они не понимают, что Богиня-мать дает им шанс на искупление. Протягивает им руку милости. Но они упрямо отвергают ее, бессмысленно цепляясь за остатки прежней жизни. Жизни, которая уходит в небытие».
Внезапно Девадат заметил, как тюремщик вздрогнул. Слегка осунувшееся лицо поднялось над столом и обернулось в сторону узника. Бывший жрец увидел, как пухлая ладонь тянется к связке с ключами, а глаза толстяка закатываются, оставляя видимыми только белки.
Лицо Девадата расплылось в торжествующей ухмылке…
***
— Приготовьтесь, — повелел Чудамани, когда рядом с ним встали его телохранители.
Двое стражников подошли к створкам и начали отпирать ворота. Лязгнул огромный засов, выходя из пазов.
Чудамани заметил, как сильно напряглись лица людей, когда проход перед ними начал медленно открываться. Раздался скрип. Негромкий, но в окружающей Цитадель тишине он прозвучал подобно раскату грома. Верховный жрец, не отрываясь, смотрел на образующийся проход. Его дыхание участилось, а ладони непроизвольно сжимались в кулаки. Наконец, спустя около минуты, ворота были открыты. На внешней стороне створок виднелась засохшая кровь. Верховный жрец почувствовал легкое головокружение. Перед глазами все начало двоиться. Крепко зажмурившись, он вдохнул свежего утреннего воздуха и поднял веки. Зрение пришло в норму.
«Надо поторопиться. Со временем слабость лишь усилится».
— Выходим, — приказал он, — осторожно, не торопясь и сохраняя строй.
Отряд начал движение. Ряды стражников прошли через ворота. За ними двигался Верховный жрец с телохранителями. Воины Мохенджо-Даро покинули Цитадель меньше, чем за минуту и выстроились возле входа.
Перед ними расстилался обзор на город. В лучах восходящего солнца он казался непривычно пустым и заброшенным. Далеко с востока доносились приглушенные крики. В остальном — Мохенджо-Даро утопал в тишине и безмолвии. Таких непривычных для самого себя. Никто не обменивался дружелюбными приветствиями. Рыночную площадь у подножия холма не заполняли возгласы зазывающих торговцев. Не было слышно ни звона молота кузнеца, ни стука колес по мостовой, ни криков погонщика зебу. Только ветер шумел над головами, да в проулках между домов. Водная гладь канала под мостом переливалась в лучах восходящего солнца, но сегодня эти «зайчики» не вносили умиротворения в души людей.
— Богиня-матерь, — прошептал кто-то из воинов, находившихся впереди. У него начались рвотные позывы, однако они так ничем и не закончились. Бедняга не ел уже больше трех дней.
— Что там? — поинтересовался Чудамани.
— Тела, — донесся до него глухой звук голоса Амрита, — их так никто и не убрал.
— Их много? — голос Верховного жреца дрогнул.
— Да, Ваша Светлость. Ими усыпана дорога до самого моста и дальше… на рыночной площади… — Амрит умолк, не в силах продолжать. Он был потрясен представшей картиной.
— Идемте, — взволнованно проговорил Чудамани, — нужно помочь Шанкару. С остальным после разберемся.
Отряд возобновил движение, спешно спускаясь с холма в сторону моста. Стражникам то и дело приходилось перешагивать через обезображенные и истерзанные тела, лежащие прямо на дороге. С каждым проделанным шагом, лица воинов становились все бледнее. Кто-то периодически невольно вскрикивал, с трудом узнав в погибшем близкого друга или знакомого… или того хуже. Однако останавливаться было нельзя. Нужно достичь восточных ворот города, как можно скорее. Помочь Шанкару и его отряду. Иначе оплакивать убитых будет уже некому.
Они спустились с холма и вступили на каменный мост, перекинутый через небольшой канал.
Один из телохранителей тихо застонал.
Чудамани покосился на него:
— Ты в порядке?
— Да, Ваша Светлость, — угрюмо ответил тот.
Верховный жрец одобряюще улыбнулся:
— Скоро все закончится.
— Да, — иронично хмыкнул телохранитель в ответ, — так или иначе.
Чудамани промолчал. Улыбка медленно сползла с его потрескавшихся губ.
«Он прав. Так или иначе».
Они вступили на рыночную площадь. Вид пустующей мастерской, из трубы которой сегодня не валил дым, вновь натолкнул Верховного жреца на мысли о кузнеце.
— Напомни, как это случилось? — попросил он.
— Я не знаю, — уныло ответил телохранитель. По лицу было видно, что ему неприятно возвращаться в прошлое. — Тюремщик говорит, что когда вернулся, то Брасид был уже мертв.
— Он отлучался? — спросил Чудамани только для того, чтобы заполнить окружающую тишину.
— Да. За пшеничными лепешками… — воин сглотнул, — сказал, если бы знал, то приберег их на потом.
Верховный жрец кисло улыбнулся:
— Богатство — как тень облака[1].
— Ха, — невесело поддакнул телохранитель, — верно, Ваша Светлость. Красиво говорите, даже в такой страшный момент.
— Я же Верховный жрец, как никак, — попытался отшутиться Чудамани, но получилось плохо.
Крики впереди стали отчетливее. Они постепенно нарастали в сплошной гул, состоящий из яростных воплей.
— У вас есть силы? — спросил Чудамани. — Требую честного ответа.
— Не уверен, — произнес после короткой паузы Амрит.
— Не знаю, — сказал один из стражников.
— Есть! — выкрикнул второй, но голос его прозвучал совсем не бодро. Скорее вымученно.
— Тогда продолжаем движение в том же темпе, — решил Верховный жрец, — если сорвемся на бег, то в схватке от нас не будет никакой пользы. Растеряем все силы по дороге.
— Но тогда мы можем не успеть! — воскликнул Амрит. — Выдержит ли Шанкар?
— Будем молить богов, чтобы выдержал, — прошептал Чудамани.
Они миновали рыночную площадь. По обе стороны от главной улицы выстроились ровные ряды хижин. Окна были закрыты ставнями. Оттуда не доносилось ни звука.
«Либо жители покинули свои жилища, либо просто затаились. Где-то здесь живет семья лесоруба. Мина и Нирупама. Что с ними стало? Живы ли они?».
Чудамани хотел узнать ответы на эти вопросы, но не мог позволить себе начать искать прямо сейчас. Восточные ворота Мохенджо-Даро — вот их главная цель.
Верховный жрец ощущал гнетущее чувство обреченности, что источали от себя эти хижины. Словно они хотели раздавить его своим весом, медленно нависая над ним с обеих сторон. Вновь появилась слабость и легкое головокружение.
«Не сейчас. Не сейчас!».
Они отошли от рыночной площади более, чем на сотню локтей. Крики с востока уже отчетливо свидетельствовали о проходящей в той стороне ожесточенной схватке. Это подстегивало воинов, заставляя едва ли не срываться на бег. Но Верховный жрец постоянно одергивал их, напоминая о необходимости беречь силы. Он и сам с трудом не поддавался порыву, но понимал — если они совершат бросок, то просто упадут замертво. Поэтому старался не вслушиваться в звуки боя, а сосредоточиться на чем-то другом.
«Например, на хрусте известняка под ногами? Да, почему бы и нет?».
Он начал прислушиваться к этому приятному звуку. Будто собака неторопливо смакует куриную кость, аппетитно обгладывая хрящики. На удивление это даже помогло слегка успокоиться. Сердце стало биться чуть тише, дыхание сделалось ровнее. А жажда ринуться вперед на помощь Шанкару притупилась. Чудамани прикрыл веки и сосредоточился на шуме известняка.
Хрум-хрум-хрум.
Он не заметил, как их отряд преодолел еще сотню локтей, пройдя примерно половину главной улицы города. Впереди чуть справа показался знакомый проулок. Именно в нем находилась хижина Анила и его семьи.
«Заглянуть? Нет, не сейчас!».
Возле проулка распростерлось безжизненное обнаженное тело. Из груди трупа торчало копье. На лице мертвеца застыла гримаса удивления и ярости.
«Один из безумцев Панишвара. Наверняка, это тот самый, что гнался за Амритом в ту ночь. Они даже не удосуживаются хоронить своих мертвых. Чего уж говорить о других».
Он вновь сосредоточился на хрусте известняка.
«Уже скоро, Шанкар. Уже скоро».
Крики и звуки битвы продолжались. Это пугало и обнадеживало одновременно. Все знали, с кем им придется столкнуться, и это вызывало дрожь. Но раз битва еще идет, значит, отряд охотника пока держится.
«Уже скоро. Уже скоро».
Чудамани продолжал слушать, как хрустит известняк под ногами. И Верховному жрецу показалось, что звук немного изменился. Словно ноги стражников, взбивающих дорожную пыль, стали тяжелее.
Хррум-хррум-хррум.
Верховный жрец нахмурился. Он стал внимательнее вслушиваться в хруст.
Хррум-хррум-хррум.
Он стал другим. Явно изменился.
«Что-то не так».
Чудамани настолько проникся этим звуком, что невольно вскрикнул:
— Стой!
Хруст резко прекратился.
— Ваша Светлость? — раздался недоуменный голос Амрита. — Почему мы остановились?
— Хруст изменился, — проговорил Чудамани.
— Хруст? — судя по тону Амрита, тот решил, что Верховный жрец сошел с ума.
— Да, — подтвердил Чудамани, продолжая вслушиваться.
— Ваша Светлость, — начал оборачиваться Амрит, — мы должны поспешить, если хотим… — он оборвал себя на полуслове.
Верховный жрец увидел, как сильно побелело его лицо. Глаза вылезли из орбит. Их взгляд устремился куда-то за спину Чудамани.
Даже не оборачиваясь, Верховный жрец все понял. Перед ним на мостовой возникла огромная тень. Голова на длинной шее. С острым рогом на конце. Раздался громкий свист, словно над ухом воздух рассекли плетью. Позади с одного из домов посыпалась штукатурка.
Чудамани горько усмехнулся.
«Видимо, сейчас все и закончится».
[1] Древняя индийская пословица.