Ева
Утренний дождь постепенно перерастал в грозу. Влажный ветер запутывался в волосах Евы, что стояла на крыльце Дома и наблюдала за тем, как менялся цвет неба, медленно темнел до тех пор, пока не приобрел пугающе черный оттенок. На горизонте был слышен отдаленный, еле уловимый гром, яркие молнии просачивались сквозь плотную пелену туч.
Воздух был холодным.
Ева привыкла чувствовать на коже его уколы, но Алиса, стоящая неподалеку и смотрящая куда-то вдаль, заметно нервничала, ощущая неприятный озноб.
— Я в шоке, — вырвалось из уст Алисы, когда она сильнее укуталась в льняной палантин.
— Ты видела ее раньше?
Девушка повернулась к ней и отрицательно покачала головой.
— Она не отсюда, и я не понимаю, почему Принц с ней так обходителен.
— Меня больше волнует вопрос, почему он сам не может замещать Марию, раз уже прибыл сюда, — Ева вздохнула, глядя на бушующее небо.
— Я не знаю. Я уже вообще ничего не понимаю.
Раскаты становились все громче, белые, резко очерченные полоски света рассекали тучи, словно пробуждая дремлющих в их глубине незримых созданий, что от испытанного страха истекали слезами, обращая те в дождь.
Алиса подошла к крыльцу и встала под навес, скрываясь от порывистого ветра и крупных капель, стремительно падающих на землю. Абстрактные мысли заполонили сознание Евы, помогая отвлечься.
— Как давно ты умеешь петь? — от неожиданного вопроса Алиса вздрогнула, но после внимательно посмотрела на собеседницу.
— Это было мое увлечение с самого детства. Я писала песни, пока жила в Польше, где и родилась, но после становления Вестницей перестала.
— Почему?
— Новая судьба лишила меня вдохновения, — Ева посмотрела ей в глаза, и девушка сразу же отвела взгляд, — и свободы.
— Если твое вдохновение осталось в Польше, то почему не ездить туда между обрядами? Нам ведь это не запрещено.
— И не разрешено тоже, — Алиса вздохнула, — я посещаю ее временами, но нам нельзя общаться с людьми, нельзя самостоятельно встречаться с членами других кругов, нельзя слишком далеко уезжать. Мы всегда должны быть готовыми к обрядам и посвящать служению Луне свою жизнь, понимаешь?
— Нам запрещены невинные развлечения?
— Мелкая оплошность, и нам приходится рисковать и прятаться, как сейчас.
— Ты права, прости, — Ева медленно отвернулась, — Я успела забыть, где мы находимся и кем являемся.
— Помни, что ты ни в чем не виновата, — Алиса взяла Еву за руку, притянула к себе и обняла, — Арон грубо обошелся с тобой, но никто не может тебя ни за что наказывать.
Капли дождя беспощадно разбивались о почву, растекаясь на низкой траве, и невозвратно утекали в грунт, предаваясь забвению. Девушка прикрыла глаза, вслушиваясь в мятежные звуки грозы, шум грома, напоминающий раскаленные удары меча, сильнее ощущая покалывание ветра на ладонях и щеках.
— Алиса, скажи, мы вернемся домой?
Ее молчание обожгло грудь, заставляя дышать глубже, чтобы справиться с эмоциями. Кровь закипала внутри, несмотря на ветер — холодный, дикий, неудержимый. Его свобода в этом мире казалась безграничной, он блуждал по комнатам Дома и долине, проникал меж застывших деревьев на горизонте и играл с алыми, как пожар, волосами Вестников.
Алиса
Арон и Хариса стали настоящей проблемой для тех, кто не считал Еву провинившейся хоть в чем-либо. На все возникающие вопросы Принц отвечал одним коротким предложением: «Мы здесь из-за новой дочери Гекаты — Евы».
Некоторые Вестники поверили в то, что она являлась причиной их «заточения» в Доме Луны, тройняшки вместе с Владимиром прислушивались к Принцу и Харисе, которая с самого приезда стала устанавливать в Доме собственные правила.
— Я не намерена терпеть здесь котов, — выпалила девушка в столовой, наблюдая за тем, как Глаз мирно спал на полу возле стола, а после вышла из комнаты, с силой захлопнув дверь.
— Я не могу больше это слушать, — Ярлина подошла к Алисе, которая заваривала себе кофе на кухне.
— О чем ты?
— О том, что они говорят про Еву. Я не верю, что она чужая.
Девушка встала рядом с Алисой и взяла еще одну кружку, кинув в нее ложку сахара и кофе, а следом залив все кипятком.
— Что об этом думает твой муж?
— Он не знает, что делать. Мы не обязаны слушать Харису — она никто нам.
— Но обязаны Арона.
Ярлина недовольно фыркнула.
— Мы действительно ничего не станем предпринимать?
— А что мы можем? Он — Принц, — Алиса вздохнула, осматривая пустое помещение.
— Я не понимаю, чего он хочет и зачем он привел Вестницу из другого круга, когда есть ты.
Уголки губ Алисы дрогнули, но не успела она ничего ответить, как в комнату вошла Марго. Ее растерянный вид привлек внимание девушек.
— Что-то случилось?
— Я ищу Филиппа, — Вестница убрала прядь волос за ухо, ее руки слегка тряслись.
— У тебя все в порядке? — Ярлина осмотрела ее с ног до головы.
— Он должен был помочь мне отнести еду из оранжереи в комнату, — призналась Марго.
— Я могу, если хочешь, — отозвалась Алиса и подошла ближе, в ответ получив одобрительный кивок.
Возле лестницы, ведущей в подвальные помещения, облокотившись на стену, стоял Филипп. Заметив подходящих к нему девушек, он выпрямился и вытащил из кармана ключ от оранжереи.
— Филипп, — Марго замерла, остановившись в паре метров от него, — я искала тебя.
Мужчина нахмурился, но спустя мгновение его лицо озарила ухмылка.
— А я ждал тебя здесь.
Вестница молча смотрела на него какое-то время, после чего обернулась к Алисе.
— Может, в чем-то Арон и прав, как считаешь?
— Насчет чего?
— Насчет Евы.
Алиса едва сдержала нервный смешок, переводя взгляд на мужчину, выражение лица которого было заинтересованным, но напряженным.
— Если ты о том, что мы сейчас здесь из-за нее, то я не считаю, что она хоть в чем-то виновата.
— Значит, виновата Мария?
Филипп мягко коснулся талии Марго, оставаясь безучастным, но явно не желая продолжать этот разговор.
— Не стоит усугублять и без того тяжелую ситуацию, — Алиса обратилась к обоим, но смотрела в это время на мужчину, — я не дам ее в обиду, и ты прекрасно меня понимаешь. Ты сам в последнее время стал серьезнее и суровее, потому что несешь ответственность не только за себя.
— Да, я люблю свою племянницу, и ты тоже ее любишь.
— Я говорю не о Еве, — она покачала головой и махнула рукой в сторону Марго.
Вестник замолчал и крепче прижал ее к себе, не отрывая взгляда от Алисы. Его глаза потемнели, а стальные пальцы сжались на талии девушки.
— Да.
Марго ощутила волну жара, прошедшую по телу, воздух вокруг стал горячим, вызывая неприятные мурашки. Вестница закрыла глаза, избегая зрительного контакта, и повернула голову в бок.
Алиса улыбнулась и молча подошла к двери, распахнув ее, но на мгновение остановилась, обернувшись к паре.
— Твоя любовь сейчас нужна им, и я верю, что ты поступишь правильно.
Оранжерея была похожа на цветущий сад под землей. Она находилась в подвале, под Домом, освещенная ультрафиолетовыми лампами и спрятанная от лишних глаз. Здесь пахло сыростью и спелыми плодами.
Сад не выглядел заброшенным — множество растений в больших и маленьких горшках стояли на полу и настенных полках, в углу лежали мешки с картошкой, а рядом с ними на подставке друг на друге находилось множество корзин, предназначенных для того, чтобы можно было беспрепятственно собрать необходимое количество еды за раз.
Марго ушла в другой конец оранжереи и начала собирать все, что только видела, следом к ней присоединился и Филипп, накладывая в корзину сначала овощи, а следом и фрукты. Алиса помогала им. Никто ничего не говорил, сохраняя тишину, нарушаемую лишь шелестом листьев и ветвей.
— Все окончательно вернулись в человеческий облик? — Алиса подошла к мужчине и высыпала грозди винограда в одну из его корзин.
— Думаю, да, — он взял в руки несколько наполнившихся тар и посмотрел на Марго, которая стояла к нему спиной, — ты готова?
— Уже иду, — она обернулась, держа в руках небольшую миску со свежими помидорами.
— Я останусь здесь на какое-то время, хочу собрать еще немного ягод, — Алиса взглянула на Марго, прежде чем вновь обратиться к Филиппу, — дашь мне ключ?
— Без проблем, — Вестник улыбнулся, и, прежде чем уйти, вставил его в замочную скважину.
Марго
Они шли по коридору молча, пока Марго, наконец, не решилась заговорить, открыв дверь спальни и проникнув в помещение вместе с Филиппом.
— Ты сказал, что… — девушка не успела договорить, как мужчина остановился, глядя ей в глаза.
— Да, сказал.
Она посмотрела на него на мгновение, после чего опустила глаза и провела рукой по волосам, убирая прядь за ухо. Эмоции затмевали разум, Марго не знала, что сказать. Неловкая пауза затягивалась, когда Филипп поставил их чаши на подоконник и сделал шаг ближе к ней, беря за руку.
— Я не буду клясться тебе в любви, — начала она и дернулась, но он лишь крепче прижал ее к себе.
— Я знаю.
— Я не собираюсь говорить о любви вовсе, — Марго подняла на него глаза, — я не хочу делать тебя своим, заставлять чувствовать тебя обязанным мне из-за моих чувств.
Она уже не чувствовала пальцев, которые обхватывали его ладонь, костяшки онемели, и девушка опустила руку, но Филипп перехватил ее и сжал еще крепче.
— Ты не должна ничего говорить. Я сказал то, что считал нужным, и ничего не требую взамен, — он поднес замерзшую ладонь Марго к своей груди и аккуратно положил на нее, — мое сердце — твое, независимо от того, бьется оно или нет.
Она ощутила биение пульса под своими пальцами, пока взгляд был прикован к его почерневшим глазам.
— Мое тоже, — вырвалось у нее из уст, голос дрожал, а волнение нахлынуло на тело, от чего едва не подкосились ноги.
Она смотрела на него так, словно никогда прежде не видела, словно все это было для нее в новинку, хотя то, что мужчина ждал ее весь этот год, понимая, что нужно время, говорило обо всей серьезности его намерений сильнее всех сказанных слов.
Сердце билось в бешеном ритме, кровь прилила к щекам, а воздуха стало катастрофически не хватать. Она чуть приоткрыла рот, видя в его взгляде смятение, смешанное с восхищением. Вся темнота, вся глубина его взгляда была пропитана чувствами. Он смотрел на Марго — на ее длинные волнистые волосы, бледное лицо, тонкие руки, шею, а следом провел по ним рукой, невесомо, почти не касаясь.
Нежность, смешанная с раскаленным звериным пламенем.
Время будто остановилось, позволяя девушке провести рукой по его груди, ощущая, как напрягаются под пальцами мышцы.
В любом месте, при любых обстоятельствах она хотела быть с ним — с этим суровым, прямолинейным, но любящим хорошие шутки мужчиной. Он был ее защитой, ее самой большой в жизни удачей, даже сам того не подозревая.