Ближе к вечеру на сборе произошёл неприятный инцидент. О возникшем конфликте и зреющем недовольстве в нашем трудолюбивом обществе мне поведал Боб. На закате, когда основная часть племени вернулась в город, а другая встала в дозор, я выждал момент, а после, взяв с собой Кобаго, отправился проверять бдительность наших постовых. Мне не хотелось верить, что всё настолько плохо.
Дети Кобаго и Хохо отличались особой бойкостью и рвением, их мотивировала жажда мести за предков. Претензий к ним почти не было. Остальных же наших солдат, в большей своей части, недовольные трудяги характеризовали лентяями и дураками. Сегодня перед ужином один из рабочих пожаловался на детей Лап-лап, мол, когда все трудились, они, усевшись на бревне, смотрели не туда, куда должны, болтали и потешались над другими. Уже тогда, вечером перед ужином, я хотел вызвать их и публично отругать. Но, узнавший, что в числе тунеядцев была замечена его дочь, Кобаго предложил другой вариант.
Здоровяка не особо беспокоила чужая ненависть и злые языки, пытавшиеся запачкать и без того запятнанную честь. Кобаго плевать на то, что говорят кролли. Единственное, на что ему не плевать, так это семья, боевой настрой и оружие, с которым он пойдёт в бой против хищника. Здоровяк до конца не верил сплетням о дочери… Сложно описать его удивление, когда мы застали девку в обществе двух покинувших посты стражников с голой жопой и верхом на члене.
В полумраке мы легко подобрались к ним поближе. Едва один любвеобильный кролли закончил, а второй спустил штаны, как мы незамеченными подобрались ещё ближе. Член скорострела коснулся вагины кролли, как тут же за их спинами, словно телепортировавшись, возник взбешённый происходящим Кобаго. От страха и ужаса перед огромным силуэтом вынырнувшим из тени, всё внутри дочки Кобаго сжалось настолько сильно, что прищемило член заверещавшего стражника.
— О-отец, ты всё не так понял… я… — Мощный удар в челюсть вырубает стоявшего к нему спиной мальчишку. Обмякнув, тот приземляется прямо у раздвинутых женских ног. — Пап, п-подожди… — Прихватив девку за растёгнутый кожаный жилет, словно пушинку, тот отрывает её от деревянной колоды.
Бля, ну не ударит же он собственную дочь?
Мощный, точный удар кулаком, прямо в зубы, перекручивает девку прямо в руке Кобаго. Ударил… ёбаный псих, он ударил её! Ещё и сильнее, чем первого.
— П-подождите, г-господин охотник, я извиняюсь, п-прошу… — Пятясь, щебечит последний.
— Прими своё наказание. — Ещё один сокрушительный удар в зубы от Кобаго кладёт на насыпь третьего. Дела…
Но на этом приключение провинившейся голозадой троицы не закончилось. Не став даже штаны натягивать на задницу дочери, Кобаго закидывает ту себе на плечо. Двух других, взяв за шиворот, тянет к костру. Сердце моё бешено стучало, ожидая начала шоу, которое я сам, в виду своей мягкотелости, никогда бы не смог устроить.
Кролли, как и ранее, подходя к костру отдельными группами, общались между собой, обсуждали повешенных волков, Му, и то будущее, ожидавшее наши племена. «Теперь мы не одни, теперь всё будет по другому…» — чувствовались нотки оптимизма в их словах и взглядах. Это радовало.
Появление у костра Кобаго привлекло всеобщее внимание. По особенному хмур, недоволен и зол. Сегодня, двухметровый гигант выглядел в разы страшнее, чем когда-либо ранее.
Тела парней падают у костра, на них приземляется и мычащая дочь. Кажется, ту подташнивало, возможно даже у неё сотряс, но Кобаго не проявлял какой-либо жалости или предвзятости к ней. В его глазах все они одинаковы — все воины.
— Сегодня эти трое выродков опозорили меня, и я прошу прощение! — Внезапно, встав на колено и опустив уши, Кобаго склоняет свою голову перед народом кролли.
Вот этого я точно не ожидал. Думал услышать от него трёхэтажный мат, оскорбления, избиение и порицание, но никак не извинения…
— Это отребье, эти уроды, рискуя нашими жизнями, жизнями наших детей, не нашли места для сношения лучше, чем стена. Мы доверили им свои жизни, взялись их кормить, вооружать, обогревать, а эти твари посмели плюнуть нам прямо в лицо!
Толпа загудела, на лицах их проступило понимание и недовольство. Все, включая доносчика, сообщившего о непотребстве на позициях, напряглись. Зная о нравах Кобаго, тот запросто мог выгнать из поселения провинившегося или, чего хуже, в горяче снести глупую голову с плеч. По естественным причинам, ни первого, ни второго я не мог допустить. Кролли лишь привыкали к правилам и стандартам. Нет, безусловно, они заслуживали наказания, но не столь жестокого. Я готовился вмешаться.
— Я опозорен, и дочь моя, кровь моей крови, этому виной. Староста дал нам оружие, дал нам высокие стены, дал надежду, которую не могли дать даже боги… — Так, ладно дружище, пора завязывать. Слова здоровяка сильно тронули сердца кролли, ещё немного и эти горячие головы крови требовать начнут…
Едва я двинул к костру, как откуда ни возьмись, меня обратно притянула ручка Хохо. Рядом с ней стоял Кобо, на лице его, как и на лице отца, огнём пылала ярость.
— Сегодняшний день, день скорби. Я, гордый отец, впервые почувствовал горечь разочарования в своих детях и за них прошу прощение, в первую очередь у вас, староста. — Повернувшись ко мне лицом, вновь поклонился Кобаго. Чувствуя его настрой, из толпы к костру выбежал и старик Лап-лап, так же рухнувший головой в землю. — Простите, что не смогли оправдать ваших ожиданий.
— Просим прощения… — Повторил Лап-лап за охотником.
Тишина, траурная, гнетущая, повисла над поселением. Все, включая очухавшихся провинившихся, в немом страхе перед свершённым проступком, молчали, не осмеливаясь перебить извинявшихся глав семей.
Ожидание моего слова затягивалось. Все глядели на меня, ждали вердикта, а я… а я хер знает чё делать. Когда я успел стать судьёй? У меня ж ни образования, ни лицензии, да и как я должен наказывать за секс на позиции? Месяцем воздержания, кострацией, изъятием одного яйца⁈
Тяжёлый вздох Кобаго прервал затянувшуюся паузу.
— Староста, вижу вас тревожат тяжёлые мысли. — Не поднимая головы, проговорил Кобаго. — Как воину, мне стыдно произносить следующие слова… Но, как отец и мужчина, завещавший своей жене заботиться о детях, я должен. Прошу, пощадите мою идиотку дочь. Дайте глупому отцу ещё один шанс перевоспитать своё дитя.
Хух…слава богу, Кобаго, мастер же ты нагнетать. Ну конечно, пусть живут!
Мой тяжёлый вздох не остался без внимания толпы. Кролли внезапно ощутили неправильный эмоциональный посыл, всплывший на моём худом лице. На колени пали все, так или иначе, связанные с семьями Лап-лап и Кобаго. Даже сама Хохо, опустившись на колено, произнесла: Пожалуйста, пощадите…
Ощущение, как-будто кто-то по моему приказу сегодня просто обязан умереть, повисло надо мной и моими следующими словами. Как всё так вышло то⁈ Меня что, опять всемирным злом выставить пытаются?
— Я принимаю ваши извинения, Кобаго, Лап-лап. Уверен, вы сумеете объяснить своим детям, какому риску они подвергли не только себя, но и всех нас. — На выдохе, от волнения, едва сдерживая дрожь в голосе, проговорил я.
— Конечно, спасибо, спасибо… — Запричитал Лап-лап, прижимая к своей старой груди головы детей.
— Но… этого ведь недостаточно? — Учуяв выдуманную недосказанность, произнёс Кобаго. Да с хера ли недостаточно? — Староста Матвеем гораздо мягче к нам всем, чем предатель Эрл. Будь он здесь, и случись набег на нас Рыкунов из-за этих трёх, всех бы забили палками.
Толпа одобрительно загудела. Провинившиеся, словно читая мысли здоровяка, покидают объятия старика и один за другим снимают с плеч свои одеяния.
Спустя пару минут я понял для чего. Кобо принёс отцу кожаный ремень с костяной упряжкой на конце. Удары Кобаго и без того несли за собой огромную, смертельную опасность. Теперь, когда он своими ручищами собирался кого-то пороть, это выглядело ещё более угрожающим.
— Не ты, Кобаго… — Когда тот поудобнее перехватил пряжку, прервал охотника я. Так не пойдёт. Он их просто заебашит, от горя или от стыда. — Пусть бьют другие стражи. Те, кто стоял рядом и видел, чем занимаются эти троя, и ничего не сделал. Хохо, Муррка и Момохо, соберите поевших, возьмите арбалеты, подмените наших мужчин на постах и призовите всех дежурных к костру.
Десять минут, все, как один, кролли охранники стояли напротив Кобаго.
— Бей. — Передав охраннику ремень, потребовал охотник.
Первой в очереди стояла дочь здоровяка. Охранник сомневался, он боялся и Кобаго, и статуса павшей на колени девушки. «Раз уж требуют…» — Не став спорить с охотником, кролли, нервно вздохнув, вполсилы шлёпнул девушку по спине ремнём, тут же получив мощный удар кулаком в грудь, усадивший его на задницу.
— Да как ты смеешь… — Прорычал недовольно здоровяк.
— Стой… — Поднял я руку, прервав Кобаго. Время использовать стандартные фишки из кино и книг. — А ты, ещё раз ударишь вполсилы, будешь наказан вместе с ними. — Мои слова понравились Кобаго, тот поднял с земли ремень, вновь всучив его воину.
Кожа, рассекая воздух, рухнула на оголённую женскую спину. Крик, извинения, слёзы, сначала женские, после и мужские.
Была порка, жестокая, с соплями, с кровью на спине, но не до смерти. Когда всё закончилось, под недобрый взгляд Кобаго я велю обработать спины пострадавших. Своё наказание они получили, теперь пусть поправляются и снова в строй.
Когда с наказаниями и разьяснительными беседами закончили, Кобаго, поблагодарив меня, ещё раз извинился, поспешив занять место дочки в дозоре. Повторить подвиг того намеревался и старик Лап-лап, но благо незанятых детей у того хватало. Деда отправили обратно в его шалаш, а заинтересованная арбалетами молодёж вместе с Кобо двинулась на стену.
Порка помогла местным не только осознать важность бдительности часовых, но и пробудить у подрастающего поколения интерес к данной профессии. Я детально объяснил кролли почему военные не бездельники, не дармоеды, как принято их называть. Они щит, необходимый в ножнах государства меч, лишь наличие которого сдерживает злобные умы соседей от нарушения границ и посягательства на чужое имущество.
Мда… жизнь жестока, без проблем, мелких неприятностей и доброй ложки дёгтя никуда не денешься. Это подтвердила мрачная, ожидавшая моего возвращения в дом, Муррка. Спинкой подпирая стену, лапкой своей она пинала камушки и что-то, едва звучно, бубнила про себя. Моё появление девчушку немного обрадовало.
— Матвеем… — Внезапный оклик Хохо, донесшийся из-за моей спины, вернул на лицо красноглазой красотки грусть. — Слушай, я тут думала… ой, Муррочка… простите, не заметила. Я, наверное, вам помешала, в другой раз поговорим. — Опустив глаза, словно провинившаяся школьница, Хохо, целившаяся в дом также как и я, делает вид, что забыла что-то на стене и вновь возвращается к воротам, оставляя нас с Мурркой наедине.
— Обба говорил, этой ночью вы веселились с Хохо… — Обба? Сукин сын, я то думал, кто ночью ошивался возле двери хищницы. Теперь понятно, к чему были эти его переглядки. Не стыдно, там его мать «воспитывали», а он…
— Да… — Слова не лезли в голову, меня словно жена за изменой застала.
— Обба говорил, ей понравилось. — Блять… ну и как мне на это отвечать? Что я должен сказать? Кивнув, так же подпёр спиной стену. — Я не такая смелая и умелая, как Хохо. Да и делаю это не ради семьи, лишь ради себя, своего удовольствия. А это нечестно, нечестно по отношению к тем, кто ещё может родить тебе здорового ушастика.
— Ты ревнуешь? — Глядя в усталые, полные смуты глаза, спросил я.
— Нет. — Решительно, словно ожидав именно этого вопроса, выдала Муррка. А после, когда наши взгляды пересеклись, осеклась. — Немного…
— Зря, ты красивее её. И формами, и грудью, глупенькая немного, но тебе это даже идёт. К тому же, я не против делать это просто так. Мне ведь тоже приятно.
— Хохо тебе глаза выцарапает, если узнает, что ты сравнивал её с другой женщиной. — Пытаясь скрыть проступившую на лице улыбку, опустила голову Муррка.
— Тогда не рассказывай. — Глядя на румяные щёчки, попросил я.
— Не буду. — Фыркнула она.
Я знал, чего хочет моя спутница. Она, в свою очередь, боялась в этом признаться. Утомлять нас обоих ожиданием не стал. Взяв ту за руку, завёл на второй этаж, как принцессу уложил на тёплые шкуры, а после, сделал всё, что требуется от честного и порядочного кобеля.
Лишь после наших с ней физических упражнений, на лице Муррки вновь расцветала та прекрасная улыбка. Лишь после секса говорила она не о всякой жизненно важной херне, а о чём-то волнующем лишь нас двоих. Я не обижал Муррку, не гнал после соития, как некогда давно поступали другие кролли. Всегда и везде в быту я относился к ней так же, как в постели. Это её и покорило. Моя робость, местами нерешительность, трусость, стали важной для крольчихи основой, отличавшей мою скромную персону от других. Внезапно там, где я считал себя трусом, кто-то увидел необычный подход и мужество. Хотелось бы ещё верить, что магия моя тут ни при чём, но, увы, тогда бы она врала мне, а я, веря в эту глупость, обманывал бы сам себя. Девушки любят сильных, и не обязательно, чтобы сила эта была физической.
Сон наползал на глаза. Накопленная за день усталость брала верх над телом, уже будучи готовым провалиться в глубокий сон, слышу некий скрежет.
— Ша-ма-н… — Словно из ночного кошмара, донёсся чей-то зов.
Открыв глаза, замечаю Муррку. Закинув на меня ножку, та мирно посапывала мне на ушко. Может показалось? Глядя в тёмный, мрачный потолок, вновь слышу чьё-то скрежетание. Может мышь? Но мыши не разговаривают.
— Ша-ма-н… - Повторил голос, и мне стало не до смеха.
Скинув с себя Муррку, поднимаюсь, с голым задом и палицей, стоявшей у двери, осторожно выглядываю в коридор. Мрачные тени окружают пространство, в котором я не замечаю стражника, что обязан присматривать за пленницей. Не мог же этот идиот сам зайти к ней в комнату⁈ Судорожно прильнув к двери комнаты, проверяю засовы, подпоры и прочее. Заперто!
— Ша-ма-н, помоги… — Звала меня всё это время именно хищница. Напугала, чёрт бы её подрал!
— Задрала шкрябать, чего тебе?
— Помоги…
— Чем? Заболела что ли?
— Нет…
— Тогда что?
— Течка… — шмыгая носом, словно плача из-за собственных слов, простонала Пом.