Глава 6
Доминион Дранкур.
Георгий не отрываясь смотрел на спящего Артема. Его веки беспокойно трепетали, словно он хотел сбросить с себя болезненный сон и распахнуть глаза. Худенький, десятилетний мальчик… Какой же он худой! И бледный. С ввалившимися щеками и черными кругами под закрытыми веками.
Ольга приютилась осторожно с самого края кровати, боясь потревожить его тяжелый сон. Слегка обняла одной рукой, едва прикасаясь губами к темным, взъерошенным волосам. Ее глаза были плотно закрыты. Георгий знал, она это делала специально, не хотела смотреть на него.
Несколько ночей назад сердце Артема остановилось на пять минут. Целых пять минут он был без сознания, не дышал и мозг не реагировал ни на какие внешние воздействия.
— Он пережил клиническую смерть, — голос жены из телефона звучал глухо и отстраненно, — его организм почти разрушен. Он смог прожить даже больше, чем нам обещали. Как сказал Владимир Александрович, внезапная смерть от инфаркта самое легкое и безболезненное, что с ним может произойти. Это лучше, чем если он будет мучиться.
Артем родился обычным ребенком. Отмеченный сразу тремя Искрами: сила, разум и стихийные. Ему измерили размеры рисунков, поставили на учет и выдали положенный сертификат носителя. А через три года, когда они с Артемом приехали на первую положенную проверку и новые замеры, встревоженный врач, который вместо обычных полчаса стандартных процедур забрал мальчика на несколько часов дополнительных исследований, вынес им приговор.
— У вашего сына синдром Ларанга, — Мещиненко смотрел с искренним сочувствием, — мне жаль.
Судорожно вздохнула Ольга. Она была успешным и талантливым врачом и сразу поняла термин, который произнес ее коллега.
— Синдром Ларанга? — переспросил Георгий, не обладая подобными знаниями.
— Неприятие Искр, — пояснила жена.
— Ольга Дмитриевна абсолютно права, — подтвердил ее слова Владимир Александрович, — у людей с синдромом Ларанга тело не выдерживает давление силы, которое идет от Искры и носитель погибает.
— Но уже прошло более ста лет с тех пор, как в жизнь людей вошел Источник! — Георгий никак не мог понять, что хотел до него донести врач, — с тех пор люди изменились, подстроились, научились даже управлять своей Искрой.
— Пока ученые не смогли объяснить появление подобного недуга. Медицина не способна ни управлять процессом разрушения тела носителя, ни справиться с ним.
— В наше время медицина научилась справляться с раком на любой стадии, — упорно произнес Георгий, — уничтожила большую часть вирусов и избавила человечество от всех пандемий. Мы летаем в космос, доктор!
— Что нас ожидает, Владимир Александрович? — твердый голос Ольги прервал их спор.
— Пять лет, — Мещиненко уже ждал этот вопрос, — максимум семь. Первое время он будет как все дети, но потом его организм начнет разрушаться. Это будет чудо, если Артемий доживет до десяти лет. Слишком рано у него проявился сидром.
Первые два года Артем и вправду был самым обычным ребенком. Уже начали стираться и ужас приговора, и тяжесть, оставшаяся от разговора с доктором, и ощущения беды, притаившейся у порога. А потом сын начал болеть. Так они с Ольгой называли любой несчастный случай, происходящий с Артемом. Это была просто болезнь, обычное недомогание, от которого можно избавиться с помощью домашней аптечки, стараясь не впускать внутрь себя то, что их жизнь неуклонно катится под откос.
Если Тёма играл с друзьями в футбол, то любое падение или столкновение заканчивалось травмой или переломом. Если уходил с одноклассниками в поход, то возвращался на скорой с каким-нибудь отравлением. Или мог потерять сознание в школе от переутомления или любого даже незначительного волнения.
Вскоре он перестал общаться друзьями и часто сидел дома, общаясь лишь с мамой, которая ушла с работы, чтобы быть с сыном все время, и реже с отцом, которому приходилось часто отлучаться на службу.
В семь лет организм Артема перестал принимать пищу, и он стал таять буквально на глазах, пока не оказался в больнице под капельницами. Через несколько месяцев все снова наладилось, и он смог вернуться почти к нормальной жизни. Еще через полгода он вновь оказался в реанимации, когда неожиданно отказали почки, а через две недели уже был дома под опекой Ольги.
— Рисунок Искры разрастается. Она укрепляется в его крови, мутирует, а его тело не может выстроить защиту. Потом, получив силу из какого-то органа, ее рост прекращается. Но только на время, пока не будет нового всплеска.
Объяснял лечащий врач перепады со здоровьем у их сына.
Потом были и астма, и припадки эпилепсии, и кровотечения. Но они научились бороться, научились жить с этим, научились даже быть счастливыми и радоваться каждому новому дню, которые дарила им жизнь. Пока несколько ночей назад у Артема не остановилось сердце. Словно судьба, которая отвела несколько лет на остаточное счастье, постучала в дверь и сказала: «Пора!»
Георгий тихо поднялся и подошел к жене. Ольга все так же не реагировала на его присутствие. Он мягко провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Устала. Как же она устала! Как у нее осунулось лицо. И скорбные морщинки залегли вокруг губ и между бровей. Еще совсем недавно только веселые лучики разбегались вокруг глаз, когда она смеялась.
— Олька, прости, — шепотом произнес Георгий. — Это была командировка на три дня. Я тебе не врал. Просто я допустил ошибку и дал своему подопечному сесть за руль в нетрезвом состоянии. Он переключил управление на себя. А там огромный такой джип вырулил с перекрестка. Я-то почти не пострадал, ты же видишь лишь царапины. А он всмятку. Потом допросы, что да как. Архипов сказал, что я должен до конца это дело вести.
— Ты попал в аварию, когда сопровождал клиента. Он погиб. Ты получил травмы. Это то, что остальные должны знать о твоем пребывании в Макке. У моего помощника подпишешь бумагу о неразглашении. У тебя есть, что мне сказать?
Архипов вызвал его к себе после нескольких дней пребывания в лазарете Управления. Когда начали потихоньку уходить синяки с лица и затягиваться порезы. Хуже дело обстояло с коленом и рукой, но за столь короткий срок даже с учетом возможностей современной медицины его тело не смогло бы восстановиться от полученных травм.
Поэтому он и не вернулся домой, и его командировка затянулась на более длительный срок, чем он обещал Ольге. Больше всего ему хотелось к семье, но знал, что, если в таком виде покажется жене, будет только хуже.
— Я так и не понял, почему вы отослали в Макку именно меня. Моя легенда никуда не годилась. Как телохранитель, я не мог ни на что повлиять. Оленев меня посылал при любом удобном случае.
Архипов удивленно поднял брови.
— А кто бы мог повлиять? Кого бы можно было к нему приставить, чтобы он не имел право послать. У нас свободная страна и граждане не рабы. Если бы мы его к чему-нибудь принудили, он поднял бы шум, а все вокруг стали кричать о произволе дранкурцев и попирательстве прав человека. И только страж мог почувствовать Руны. И ты с этим справился, полковник.
Георгий криво улыбнулся.
— Тебя тревожит что-то еще? — уточнил генерал, слегка подаваясь вперед.
— Я не уберег своего подопечного.
Архипов откинулся назад в кресло.
— Ты — не телохранитель, Гронский. Твоя задача была почувствовать Руны и не дать им уйти в чужие руки. О предателях не стоит жалеть.
— Как скажите, Кирилл Игоревич. Я могу идти?
Генерал кивнул. Георгий поднялся, но дохромав до двери, остановился.
— Есть еще кое-что, — медленно начал он, — не знаю насколько это будет вам интересно. Мелочи, конечно, но мне кажется, я должен вам сказать.
Было видно, как Архипов напрягся. Его взгляд, казалось, сверлил подчиненного насквозь.
— Слушаю.
— Когда меня поймали, напичкали какой-то химией, и я никак не мог собраться, чтобы воссоздать рисунки в голове. Но я постоянно чувствовал эти Руны. Они были рядом. Когда я потерял сознание, меня стали обливать водой. И что-то во мне словно переключилось. Я смог очень четко сделать рисунок стихийной Искры. Все пять уровней, наполнить их силой и ударить по одному их этих головорезов.
Генерал аж подскочил на своем стуле. Помимо того, что он был главой оперативного подразделения, под его руководством был еще исследовательский отдел. И Архипов очень много своего времени и внимания уделял развитию Искры в носителях и любое, что выходило за рамки обычного, становилось предметом его изучения и страсти.
— Ты считаешь это мелочью, Гронский?
Нет, он не считал. Именно поэтому и сказал об этом. Ему нужно было заинтересовать собой генерала. Дать себе время на обдумывание сложившейся ситуации. Найти выход.
Она даже не пошевелилась. Все так же лежала, уткнувшись в волосы сына.
— Мне так жаль, Олька, что меня не было с вами в этот ужасный момент. И тебе пришлось одной все это тянуть на себе. Я и сам не знаю, как мне теперь все это пережить.
Жена молчала. По ее щеке проскользнула одинокая слезинка. Георгий опустился на пол рядом с ней, облокотившись спиной на кровать и прижавшись головой к ее напряженной спине.
Через некоторое время дыхание Ольги выровнялось, и она по-настоящему уснула. А он все сидел, слушая рваное, тяжелое дыхание сына и тревожное, беспокойное жены. За все эти семь лет он так и не смог найти ответ на вопрос почему все это случилось с ними. Как вообще в их прогрессивном и постоянно развивающемся мире может существовать подобное. Он устало опустил веки погружаясь в свое уже привычное состояние непреходящей боли и мучивших его каждодневных вопросов. На которые он так и не смог найти ответа.
У Георгия обнаружили Искры при рождении. Как и положено замерили количество условных единиц, внесли его имя в картотеку и поставили на учет. Через пять лет количество изменилось в два раза и четко стал вырисовываться рисунок Искры. К моменту совершеннолетия уже было ясно, что Георгий является обладателем в равноценном соотношении Искр разума и силы, которые дополняли элементы стихий.
Свою будущую жену Георгий встретил, когда ему было двадцать два года и ему оставалось всего год, чтобы закончить спецучилище для носителей. Со своими приемными родителями Ольга жила в Дору столице Сверского королевства. Ее удочерили в пять лет, когда после несчастного случая девочка потеряла своих близких, и в Дранкур она приезжала раз в год, навестить оставшуюся здесь родню.
Юная, стройная, с копной темно-каштановых волос, струящихся по точеным плечам и фиалковыми глазами, говорящими о ее ярком наследственном даре с преобладанием Искр стихий, она с первого взгляда перечеркнула все, что у него когда-то было в прошлом и все что имелось в настоящем, оставив лишь один возможный вариант будущего — рядом с ней. В первое свидание он сделал ей предложение выйти за него замуж, которое она приняла с такой же легкостью, с какой оно было сделано, а еще через месяц стала его женой.
Правда, родственники, что с одной стороны молодоженов, что с другой, не сказать, что были особо рады столь скоропалительному развитию событий, но вслух не осуждали и не мешали семейному счастью. Родители Георгия даже выделили молодым комнату в своей квартире, пока не обзаведутся своим жильем. К тому же несмотря на свой новый статус учебу будущий офицер не бросил, и поддержка родных пришлась как нельзя кстати.
После окончания спецучилища Гронский сразу же был зачислен в Стражу. То, о чем он мечтал с самого детства и к чему стремился, он получил даже быстрее, чем мог предположить. Через год у молодой семьи уже была небольшая квартирка на окраине города. Своя. А еще через год родился Темка.
Карьера стремительно шла вверх. Георгий просто был рожден для того этого. С постоянно растущей Искрой Силы и почти неизменяющимися рисунками других Искр, он идеально подходил для этой службы.
У них было все. Большая квартира в центре города, уютный дом в одном из Приморских районов Доминиона, свой небольшой автопарк, развлечения, путешествия, любые желания. А полгода назад на день рождения он подарил Ольге годовой абонемент на пользование воздушным пространством в границах всего Содружества. Несмотря на то, что в их время подобный способ передвижения по Доминионам был довольно популярен, годовая аренда аэрокапсулы, стоянки, обслуживание, мастера, который обязательно приписывался к машине стоили немалых денег, к тому же требовало особого разрешения доступа к зонам свободного пролета над территорией доминионов, что полковник Гронский, воспользовавшись своими связями, смог-таки выбить для своей любимый жены.
Он смог подарить ей обещанную сказку. Только никак не может продлить жизнь сыну.
Ты же не Бог, Гронский!
Эта мерзкая мыслишка жила на затворках сознания, и он никак не мог от нее избавиться. Правда и выйти на первый план Георгий ей тоже не позволял. Потому что это значило согласиться с реальностью, опустить руки, сдаться.
А он не собирался сдаваться и каждый день, каждый час искал выход. И боялся лишь одного — не успеть. И уже никогда не забудет пережитый ужас той ночью, когда у Артема остановилось сердце.
Не успел. Не успел. Не успел.
Кричало и бесновалось в его голове, когда он посреди ночи сбежал из лазарета Управления после возвращения из Макки и на бешенной скорости мчался в больницу, за эти годы ставшую вторым домом.
Ты не Бог, Гронский!
Утром перед самым обходом, Георгий поднялся с пола, на котором так и просидел остаток ночи и, поцеловав спящую жену, вышел из палаты. Он знал, что Ольга теперь не оставит сына, пока не будет хоть какой-то ясности с его состоянием. Значит, надо принести ей завтрак и кофе. Кафе еще не работало, и он успел заскочить в лабораторию, находящуюся в этом же корпусе тремя этажами ниже, чтобы забрать результат своего анализа, который он сдал вчера, как только вырвался из лазарета Управления. Забрав, большой светло-зеленый конверт, Георгий опустился на один из диванов в просторном светлом холе среди других подобных себе несчастных, ожидающих приговора врача или весточки от своего близкого.
Гронский вскрыл конверт. В его крови было обнаружено два сильнодействующих вещества. Одно из них стимулятор, который обычно колют тем, кто получил большую дозу излучения, чтобы помочь организму справиться с переизбытком энергии. Второе же — запрещенный психоактивный препарат, который может быть применим к кому-либо только по решению суда.
Георгий задумчиво кривил губы, смотря на конверт.
Ты сам еще не знаешь в какое дерьмо ты влез.
Что это за диск? Куда Оленев мог его деть? Или же теперь он главный подозреваемый?
Георгий остановил неподвижный взгляд на конверте, уходя в себя, сосредотачиваясь на своих воспоминаниях, прокручивая в голове день, проведенный в Макке. Может у него получится вспомнить или осознать какую-то мелкую, возможно упущенную деталь.
— Добрый день, Георгий.
К нему подсел уже немолодой, худощавый мужчина, в круглых очках с темной оправой и лицом, заросшим трех или даже четырех дневной щетиной. Гронский покосился на незнакомца, но не счел нужным отвечать на приветствие. Не было для него в этом дне ничего доброго.
— Простите, — смутился мужчина, словно прочитав его мысли, — за мою бестактность.
Он протянул Георгию визитку.
— Меня зовут Глеб. Глеб Еларин. Я знаю, как избавиться от синдрома Ларанга.