- Сидите на месте, - едва слышно буркнул квартальный.
В это время резким рывком открылась входная дверь, мелодично зазвенели шпоры. Жандармский ротмистр ткнул зазевавшегося дворника. Околоточный вскочил навстречу и поправил фуражку.
- Ну что? - спросил ротмистр.
- Изымаю, - быстро сказал надзиратель и отшагнул от стола. Ротмистр, слегка согнувшись, огляделся. Повилял фалдами шинели.
- Это вы - Башкин? Башкин встал.
- Да, да, я Башкин, только я не понимаю, ничего не понимаю, - Башкин сделал веселое лицо, - зачем-то перемяли мне белье, только из стирки... сегодня... то есть третьего дня...
- Ага, - сказал, не слушая, ротмистр. - Вы, господин Башкин, одевайтесь, мы вас задержим. А тут не беспокойтесь, - все это у вас будет цело.
- Свезешь!
- Слушаю, - сказал городовой.
Он держал пальто и помогал Башкину попадать в рукава.
- Ей-богу, я ничего... ничего не понимаю, - говорил Башкин и деланно улыбался.
Ротмистр перебрасывал книги.
Голые люди
АННА Григорьевна вернулась к столу красная, ушла лицом в себя, села и чужими рассеянными глазами мигала на Саньку, на Наденьку.
Все помолчали минуту.
- Все-таки нахал, как ты хочешь, - сказал Санька, ни к кому не обращаясь. Так, через стол. И отхлебнул чаю. Никто не ответил. Вдруг Анна Григорьевна проснулась.
- Нет, нет, - заговорила она и еще пуще покраснела, - он, наверно, перенес что-нибудь, что-нибудь ужасное... или судьбу чувствует.
- Роковой... подумаешь, - сказал Санька с полным ртом.
- Не форси, не люблю, - сказала Анна Григорьевна. Наденька молча перелистывала Ницше, прищурив глаза.
- Простите, что это у вас? - спросил Подгорный. Он глядел, как Наденька переворачивала странички.
- Ницше, немецкий... - и сейчас же уставилась прищуренными глазами на Алешку. - Скажите... мне вот интересно, - сказала Наденька, - если б вам задали вопрос, дети, скажем... Как авторитету... спросили бы: есть Бог? Нет, или лучше так: верите ли вы в Бога или нет?..
Санька глядел на Подгорного с улыбкой, с надеждой, готов был радоваться. Он не знал, что скажет Алешка - да или нет, но уж наперед верил, что здорово.
Наденька, вся сощурясь, глядела пристально на Алешку. Анна Григорьевна осторожно поставила стакан, чтоб не брякнуть.
- Должно быть, верю, - сказал Алешка, улыбнулся и сейчас же нахмурился, - потому что злюсь на него и ругаю каждый день раз по сту.
- Ну, а если б спросили: есть он?
- Спрашивали меня: членораздельно ответить не могу.
- Гм, так, - сказала Наденька. - Тогда лучше не отвечайте. - И опять принялась за странички.
- Конечно, в Бога с бородой, верхом на облаке... - начал Алешка. Он слегка покраснел.
- Это я знаю, - сказала небрежно Наденька, - вы уж ответили.
- Это она констатирует и формулирует, - сказал Санька. Он тоже прищурил глаза и показал, как Наденька держит головку.
- Отрежь мне хлеба, - сказала Наденька.
- Тебе побуржуазней или пролетарский кусок? - Санька взял нож и насмешливо глядел на Наденьку.
- Пошло!
- Скажите, какой соций у нас завелся. Святыни задели.
- Отрежь хлеба, я прошу же, - сказала Наденька строго.
- Это что, уж диктатура приспела? Да?
- Дурак.
- Мы-то все дураки. А я тебе говорю, что посели вас всех на Робинзонов остров, первое, что построите, - участок. Да, да, и еще красный флаг поверх поставите. Режу, режу, не злись.
Санька протянул кусок хлеба.
- Скажите, вы в самом деле социалистка? - спросил Алешка, спросил серьезно и уважительно. Наденька на секунду взглянула на него. Алешка мягко и сочувственно глядел на Наденьку.
- Да, я придерживаюсь взглядов Маркса, - бросила Наденька.
- Скучная история.
Анна Григорьевна вздохнула и прошла в кухню.
- Слушай, Надька, - заговорил весело Санька, - ты расскажи нам этот марксизм. Нет, попросту. Ну, представь себе, что земля первозданная, целина, леса, бурелом всякий. А люди все голые - с начала начнем, - так нагишом и сидят на земле. Все рядышком. Ну, кто здоровей, тот сейчас...
- Возьми, пожалуйста, и прочти и не будешь вздор городить. Надо приучиться марксистски мыслить прежде всего.
- Я понимаю еще - логически выучиться мыслить, а как-нибудь там технологически, или филологически, или марксологически - это уж ересь.
И Санька глянул на Подгорного: правда, мол? Поддержи.
Но Алешка обернулся к Саньке и серьезно вполголоса сказал:
- Это тебе не арифметика. Ты бывал влюблен? Так знаешь, что все тогда по-иному кажется. Что было плохо, то стало дорого...