- Сам наливай, - бросил Карнаух, не обернувшись; он в самые глаза глядел Саньке. - И вот сзади тебя земля, спереди земля, с боку, с другого. А ему ползти. Кабы в запасе был кусок пустопорожнего места, так он бы сейчас землю туда бы пересовал и сверлил бы ход вперед. А? А ежели вот вплотную, - и Карнаух прижал со всей силы палец, так что скрипнул стол. Поползет он? Нет? - И он щекотал Саньку своими живыми зрачками.
- Должен поползти... - сказал Санька, помедля.
- Должен! - крикнул Карнаух. Он вскочил со стула. - А если я тебя в кирпичную стенку замурую и должен ты ползти, - куда ты, к черту, сунешься? Ха!
Карнаух весело и задорно глядел на Саньку.
- Замуруют тебя, погоди, - бормотал парнишка, тянулся за чайником.
- А он ползет, стервец. Ползет, как прожигает. Я опробовал. - Карнаух сел. - Выбрал я такой, сказать, ящик, - он огородил на скатерти руками четырехугольное место. - Земли туда натрамбовал, поймал червяка, туда его, сверху опять землей. Намочил, нагородил три кирпича. - Карнаух показал над столом рукой. - Дал ему сутки сроку, - пусть, как хочет.
- А он, скажи, у меня и подох наутро, - ворчал парень.
- Ну, скажите, прохвост! Уполз ведь в самый угол, - еле сыскал, - в самый, что есть, низ прокопался. Жрет он эту землю? Черт ведь его знает. Вот вы скажите, - знаете, как это он? А?
- Понемногу, расталкивает кусочки... - начал Санька.
- Да нате вам червяка, - Карнаух заерзал на стуле, огляделся, нет ли где, - возьмите вы его, растолкайте-ка червяком, не то землю, а вот хлеб, сказать, этот. Он же тля-мля, вроде ничего - кисель. А вот, гляди! Карнаух весь засветился. - А вы говорите тля-мля, вот и тля!
- Не знаю, - сказал Санька, глядя как в блюдечке, в чае, жмурится солнце, - не знаю, не читал как будто про это. Наверно, есть где-нибудь в книгах.
- А самая лучшая книга, - вскочил Карнаух, - во! - Он повернулся к полке и достал толстый переплет, из которого торчали замусоленные углы страниц. - Во! - Карнаух хлопнул ладонью по книге. - Книга Верна. Уж верно, не верно, а что здорово, так да. Читали?
Санька открыл книгу и узнал знакомые картинки из "Капитана Немо" Жюля Верна.
- Вот бы такую штуку смастрячить. Набрать ребят - уж чтоб во! Карнаух выставил кулак. - И пошел под воду. А?
- А там здорово набрехано? - заглядывал Карнаух Саньке в глаза, когда тот переворачивал страницы; милой и сердечной казалась ему эта книга на скатерти с синими линялыми кубиками. - Вот мне Алешка говорил, - продолжал Карнаух, - что вы там в лаборатории все. Да?
- Да, я химик, - сказал Санька, едва отрываясь от затасканных иллюстраций.
- Это что же?
- Да вот узнаем, что из чего состоит.
- Состав?
- Да, да, состав. Разлагаем.
- А вот лист - тоже можно знать, из чего составлен? - Карнаух сорвал листок герани с подоконника и расправил на скатерти перед Санькой.
- И лист тоже.
- Разложить?
- Да, разложить.
- В пух? А потом снова скласть, чтоб обратно лист вышел? - Карнаух совсем зажегся и, запыхавшись, спрашивал Саньку.
- Нет, не можем.
- Вот что, - сказал упавшим голосом Карнаух и бросил лист на подоконник.
- Нет, некоторое можем. Вот можем запах сделать. Фиалковый или ландышевый, и никаких цветов за сто верст пусть не будет. Все в баночках, в скляночках.
- И настояще фиалками будет?
- В точности, - сказал Санька с удовольствием.
- Ах ты, черт! - Карнаух отвалился в угол на стул и с треском тер рука об руку. Он уж с благодарным восторгом глядел на Саньку. - И до листа дойдут. Дойдут. - Он стал искать лист на подоконнике. - А вот что я вам покажу...
- Я пойду, - сказал парнишка и встал. Он протянул Саньке руку, уважительно и крепко пожал. - Ты с ключом, Митька, не мудри, ну тебя к дьяволу, а положи просто под половик. Что у нас брать-то? А то сезам устроишь, хоть у соседей ночуй.
Карнаух рылся в крашеном шкафчике, что висел в углу на стенке. Наконец он вернулся к Саньке и поставил на стол машинку. Она была тонко и мелко сделана, отшлифованные части сияли на солнце. Санька с любопытством оглядывал машинку и чувствовал, как напряженно глядит из-за спины Карнаух.
- Что это, по-вашему? А? - спросил, наконец, Карнаух. Санька молчал и заглядывал сквозь рычажки и колесики.
- Ну, а так? - Карнаух пальцем шевельнул в машинке, и она сделала движение. - Что? Не понимаете? Ну, ладно. Она не кончена. Как готова будет, позову смотреть. - Он бережно взял машинку и, любуясь дорогой, поставил в шкаф.
Солнце стало уходить со стола. Санька поднялся идти.
Он теперь оглядел всю комнату. Две узких кровати, стол, три стула, полка и висячий шкафчик, - Санька все уж тут знал. Он заметил на стене вырезанный из журнала портрет Пастера и рядом с ним голландской принцессы Вильгельмины.
- А красивая баба, - сказал Карнаух, - мухи уж только попортили, сменить пора, - и содрал Вильгельмину. Карнаух проводил Саньку до конки.
- Уж слово дали, так буду ждать, - он до боли даванул Саньке руку.
Седьмая
ПО ПУСТОЙ, блестящей от дождя мостовой трясся на извозчике Башкин с городовым. Городовой сидел, съехав на крыло пролетки, оставив сиденье Башкину. Рукой он держался за задок и подпирал спину Башкина. От этой мокрой, твердой, деревянной шинели, от крепкой, как спинка, руки городового, от толстого красного шнурка, тяжелого, как железный прут, и от мокрых, как будто металлических, голенищ на Башкина вдруг пахнуло твердой силой, силой кирпичного угла. Первый раз Башкин был рядом с городовым и подумал с тоской, с почтительным страхом: "Вот они какие, городовые-то".
Извозчик методично и лениво подхлестывал клячу. Холодный дождь с ветром резал навстречу. Башкину стало холодно, и он калачиком засунул руки в рукава. Он не решался заговорить с городовым - нет, ни за что, такой не ответит.
Башкин не знал, как ему сидеть: то он наклонялся вперед, то отваливался на руку городового. Наконец он съежился и вобрал голову в плечи, поводя спиной от озноба.
- Ничего, недалече уж, сейчас приедем, - сказал городовой. - Погоняй, ты. - Городовой сморкнулся и подтер нос дубовым мокрым рукавом шинели.
Извозчик стал перед воротами большого дома.
- Пожалуйте, - сказал городовой. Калитка отворилась им навстречу в железных воротах и резко хлопнула сзади.
- Прямо, прямо, - командовал сзади городовой, - теперь направо.
Башкин вошел. Каменная лестница вела вверх - обыкновенный черный ход большого дома. Два жандарма и какие-то хмурые штатские стояли внизу.
- Прямо, прямо веди, - сказал жандарм; он ткнул маленькими глазками Башкина. Городовой сзади слегка подталкивал Башкина в поясницу, чтоб он шел скорее. По коридору Башкина протолкал городовой до конца и тут открыл дверь.