Вулфрик шел уже почти час, прежде чем понял, что так и не принял никакого решения о том, в каком направлении ему идти. На первый взгляд, здесь не было ничего особенного. Вершины было трудно не заметить — они внушительно возвышались на восточном горизонте.
У него было непреодолимое чувство, что он точно знает, куда идет, но не может объяснить этот факт, что было странно. Казалось, что он идет от кирхи до своего дома, и этот путь был ему настолько знаком, что не требовал никаких размышлений.
Время от времени он оглядывался по сторонам, чтобы увидеть кого-нибудь из остальных, но как только он входил в лес, то не видел ничего, кроме деревьев. Это не имело большого значения, так как он не мог взаимодействовать ни с кем другим, даже если бы они шли рядом с ним. Когда они доберутся до перевалов в Высоких Землях, их снова соберут вместе. Ему было любопытно посмотреть, кто дойдет до них первым, будут ли его ноги ступать по свежему снегу или по следам, оставленным другими.
Пока он шел, мысли Вулфрика витали в воздухе. Когда первоначальное волнение улеглось, уже мало что оставалось — одна нога впереди другой, не упасть, не налететь на дерево. Мысли Вулфрика, как это неизменно случалось, обратились к потенциальным опасностям путешествия. В одиночестве сломанная лодыжка может оказаться смертельной, а покрытая снегом земля может оказаться коварной. Однако не это беспокоило его больше всего.
Белеки спускались с Высоких Земель в любое время года, но зима была их любимым сезоном. Они были зверями не инстинктивными, а разумными. Им нравился холод. Считалось, что они бродят по земле в одиночку, не наслаждаясь обществом своих собратьев, но одна из самых известных историй Анжеста была о схватке с двумя одновременно — по слухам, он был единственным человеком, когда-либо пережившим встречу с двумя, не говоря уже о том, чтобы убить их обоих. Он пытался напомнить себе, что встретить одного из них — редкость, но сам факт того, что это вообще произошло, вызывал дрожь по позвоночнику. Один из них мог преследовать его в этот самый момент.
Его отец убил белека, и у него была накидка из роскошного меха стального цвета. Вольфрам всегда говорил, что белек, как и человек, наслаждается охотой не меньше, чем убийством. Преследование белека было не столько охотой, сколько соревнованием; обе стороны были готовы к убийству, и чаще всего белек побеждал. Они были порождением кошмаров, и даже Этельман, посвященный в магию богов, говорил о них со смесью страха и уважения.
Некоторые, кто сталкивался с ними, говорили, что белеки тоже посвящены в магию богов, что от них исходит то же потустороннее покалывание кожи, которое излучают жрецы, когда исцеляют или призывают богов для церемоний. Что бы ни было правдой, для Вулфрика это не имело значения. Если он встретит кого-нибудь из них, это будет смертельная схватка.
Темнело, но Вулфрик шел вперед, пока не стало слишком опасно. Он нашел укромное место и после тщательного обдумывания решил разжечь костер. Он мог привлечь белека, но это отпугивало волков, и он чувствовал, что ему пригодится тепло и комфорт, которые он даст — чем в лучшем состоянии он будет находиться, тем быстрее он сможет двигаться. Он подумал, не разжег ли кто-нибудь еще такой же, и огляделся по сторонам. В гуще леса кто-то мог быть всего в нескольких сотнях шагов от него, но его не было видно; то же самое касалось и его костра. Он собрал немного хвороста и поднес к нему искру, стараясь забыть обо всех неприятных способах умереть в лесу.
На следующее утро Вулфрик проснулся рано, после крепкого сна. Костер уже давно погас, превратившись лишь в теплую кучку пепла, и он дрожал от холода. Он не стал долго задерживаться и лишь немного поел, прежде чем отправиться в путь. Утренняя прогулка по большей части шла в гору, пришлось пересечь две небольшие речки. Лес был густой и не имел никаких признаков того, что его коснулась рука человека, и не было никаких следов других людей.
Идти пришлось гораздо медленнее, чем он ожидал, и он надеялся, что для остальных это будет так же трудно. Меньше всего ему хотелось встретить остальных на пути домой, когда он все еще находился в милях от скалы Джорундира. Выжить в пути — это все, что от них требовалось, но за годы тренировок между ними выросло соперничество, и Вулфрик не хотел быть последним.
На открытых пастбищах вокруг деревни было нетрудно понять, куда ему нужно идти. Высокие земли всегда были видны, возвышаясь над лесами на востоке, — постоянный ориентир, позволяющий сориентироваться. Сейчас, когда он находился в лесу, под пологом деревьев, вершины часто скрывались из виду. Он остановился и оглянулся в ту сторону, откуда пришел. Несмотря на то, что он не знал, где находится, он чувствовал странное желание идти дальше, как будто какая-то неведомая сила тянула его вперед. Он знал, что может ходить по кругу, а сила, влекущая его вперед, была лишь плодом его воображения. За неимением ничего лучшего, он поддался этому.
Если он продолжает идти в гору, значит, он идет в правильном направлении, и именно к этому его побуждала странная сила. Тем не менее, ему не терпелось добраться до линии деревьев и снова выйти на открытое пространство.
Его путь становился все круче, снег все глубже, а воздух все холоднее. Растительность изменилась: широколиственные деревья уступили место соснам с хвоей. Когда стемнело на вторую ночь пути, холод усилился до такой степени, что он не мог сдержать дрожь, но он знал, что это не столько от температуры, сколько от усталости. Пора было остановиться на ночлег.
Проснувшись на следующее утро, Вулфрик замерз и окоченел. Он развел огонь и дрожащими руками быстро подогрел немного бульона. Он выпил его, как только он стал достаточно горячим, чтобы подействовать, и почувствовал, как тепло разливается по его внутренностям. Потягивая, он думал о том, как далеко находится линия деревьев — следующий показатель его продвижения. Как только бульон был допит, он собрал свои вещи и двинулся в путь.
По мере продвижения уклон становился все круче. Через несколько часов его бедра горели, а каждый шаг казался подъемом по лестнице. Он остановился, чтобы перевести дух, и огляделся. Он никого не видел и ничего не слышал, кроме своих быстрых, хриплых вдохов. Воздух казался более разреженным, как будто легкие не могли втянуть достаточно воздуха, чтобы удовлетворить его потребности. Казалось, что он работает гораздо интенсивнее, чем на самом деле. Линия деревьев, несомненно, была уже далеко. Дальше были только скалы, снег и лед, пока он не достигнет скалы Джорундира, если, конечно, доберется до нее.
Только теперь, когда лес поредел настолько, что можно было разглядеть хоть какое-то расстояние, перед ним открылась грандиозность того, что лежало перед ним. Он знал, что это долгий путь, трудное восхождение, но когда Высокие Земли оказались ближе, чем когда-либо, он был ошеломлен. Гора перед ним доминировала над небом. Ему пришлось смотреть почти прямо вверх, чтобы проследить за ней, хотя вершина была скрыта облаками. Он был благодарен, что скала Джорундира находилась в долине, а не на самой вершине.
К одинокому звуку его дыхания присоединился треск ветки позади него. Вулфрик повернулся и оглянулся. Он ничего не мог разглядеть и не был уверен, откуда доносится звук — с лесной опушки или с дерева. Птиц вроде бы не было, но и на земле не было никаких признаков движения. Он продолжал осматривать лес в том направлении, откуда пришел, но все было неподвижно. И снова он слышал только звук собственного дыхания. На снегу не было никаких следов, кроме отпечатков его ног. Он понял, что крепко сжимает рукоять меча, и ослабил хватку. Он должен был оставаться начеку, но паранойя только отвлекала его. Если он хотел выжить в том, что ему предстоит, ему нужно было сосредоточиться, а не прыгать на каждый неожиданный звук.
Он двинулся вперед. Как только он вырвался за линию деревьев, на него обрушился ледяной ветер, от которого его пробрал озноб. Это была первая веха на его пути, и добраться до нее без проблем было счастьем. На просторах снега и скал перед ним было мало ориентиров, и порой было трудно определить угол подъема, из-за чего Вулфрик спотыкался и падал в снег. С каждым разом это отнимало у него все больше сил.
После, казалось, нескольких часов, проведенных в снегу, он увидел вдали на горе черную фигуру. Сначала он принял ее за камень, но не сразу понял, что она не приближается, а значит, движется примерно с той же скоростью, что и Вулфрик. Он никак не мог определить, кто из других учеников это, но это означало, что один из них, по крайней мере, находится дальше в пути, чем Вулфрик.
Вулфрик на мгновение остановился и стал наблюдать за неумолимым продвижением фигуры. Если бы только его собственная решимость идти вперед была такой же сильной. За первое место не полагалось награды, но он знал, что каждый из них питает такое стремление. Ему было интересно, какой путь выбрал другой ученик, что позволило ему добиться такого преимущества.
Одна нога впереди другой, сказал он себе. Это было все, что требовалось. Единственным преимуществом такого холода было то, что его ноги не промокли от тающего снега. Когда он поднял ногу, снег посыпался с кожи брюк, как мелкий порошок. Толстая меховая подкладка согревала ноги и не причиняла боли, которую мог вызвать холод. Этельман рассказал им всем об опасностях, с которыми они могут столкнуться из-за холода, и о том, на что следует обратить внимание, чтобы заранее предупредить о проблеме. В горах погибали не только белеки.
По словам Этельмана, наибольшему риску подвергаются пальцы рук и ног, а также лицо, если его не прикрыть шарфом. Закутанный в толстые зимние меха, он больше походил на медведя, чем на человека. Он быстро проверил пальцы и ступни. Удовлетворенный тем, что ощущение тепла и комфорта не было мнимым, он снова двинулся вперед.
Дышать становилось все труднее. Как бы сильно он ни задыхался, он не мог удовлетворить свою потребность. Он оставлял клапан на шапке расстегнутым до тех пор, пока нос, щеки и подбородок не стали чесаться и болеть от холода. Только тогда он снова застегнул его.
Этельман говорил, что от того места, где кончаются деревья, до Скалы — один день пути при прочих равных условиях. Он достиг линии деревьев вскоре после рассвета; если повезет, он сможет добраться туда к рассвету следующего дня. Остановки больше не будет, пока он не вернется к деревьям.