На следующий день Вульфрику разрешили встать с постели. Его мать все еще была против этой идеи, желая, чтобы он провел еще несколько дней, укутавшись в постели, но Этельман твердо настаивал на том, чтобы Вулфрик вышел на свежий воздух и позанимался спортом. Приказ был музыкой для ушей Вулфрика; ему не терпелось поделиться историями с другими, завершившими свое паломничество. Волнительно было думать, что, выйдя на дневной свет, он стал воином, помазанным и избранным Джорундиром. Ему было интересно, испытал ли кто-нибудь еще то же, что и он на Скале. Но прежде всего он хотел увидеть Адалхаид.
Он умылся, оделся и уже собирался выйти, когда услышал шум в передней комнате. Выйдя из своей комнаты, он увидел мать и Адальхаид, деловито складывающих тяжелый темный плащ в льняную упаковку. Прежде чем заговорить, он взглянул на Адальхаид, чтобы убедиться, что она действительно здесь. Она выросла и теперь была выше его матери, ее длинные рыжие волосы волнами ниспадали по спине.
'Что это?' спросил Вулфрик, точно зная, что это такое.
Тебе пока не следует этого видеть", — со смехом ответила Адальхаид.
Она вела себя так, словно никогда не уезжала, хотя, учитывая, как давно она вернулась, у нее было достаточно времени, чтобы освоиться. Вульфрику это показалось странным.
Он пожал плечами. 'Ну, теперь уже слишком поздно'.
Адалхаид взяла в руки меховой плащ. Клыки были отполированы и отделаны серебром для застежки. И она, и его мать сияли от гордости. Вульфрик взял плащ, не зная, что сказать. Это была далеко не та окровавленная шкура, которую он содрал с мертвого белека. Сильный запах существа исчез, что было огромным облегчением. Он не хотел вспоминать запах зверя каждый раз, когда надевал плащ, и не хотел пахнуть так же, как он. Адалхаид и его мать обшили его тонкой тканью винного цвета, и швы были настолько тонкими, что их почти не было видно.
Спасибо, — сказал он, накидывая плащ на плечи. Он много раз видел, как это делал его отец, и значение этого момента не прошло для него бесследно. Не потеряла его и мать, глаза которой наполнились слезами.
Вулфрик не знал, что сказать.
"Я выйду подышать свежим воздухом", — сказал Вулфрик. Я не буду долго гулять.
'Не больше часа', - сказала его мать. Ты еще не полностью выздоровел".
Вулфрик кивнул.
Ты еще слаб, — сказала Адальхаид. Тебе не следует выходить одному.
Его мать нахмурилась на мгновение. 'Она права.'
Сердце Вулфрика подпрыгнуло. Что он скажет ей? Адальхаид взяла его за руку, когда они вышли на улицу. Он понимал, что она следит за тем, чтобы он не потерял равновесие, но чувствовал себя так неловко, как никогда раньше. Они не разговаривали почти три года, а она здесь, как будто ее присутствие — самая обычная вещь на свете.
Сначала они шли молча, Вулфрик не знал, что сказать. Воспоминания о путешествии через лес, где он был уверен, что слышал ее смех и разговоры, заставляли его чувствовать себя неловко.
'Как давно ты дома?' спросил Вулфрик, не в силах больше выносить молчание и не в силах придумать, что еще сказать.
Я вернулась, как только получила известие об отце. Я приехала в тот день, когда вы все отправились в свои паломничества. Я разминулась с тобой всего на несколько часов".
Мне жаль твоего отца. Он умер храбро".
Я бы предпочла, чтобы он вообще не умирал, — сказала она.
Ее акцент был немного другим, как и манера говорить. Это было лишь едва заметное изменение, но его было достаточно, чтобы она казалась чужой в теле друга.
Джорундир примет его", — сказал Вулфрик, не уверенный, что его слова ее утешат.
Он был всего лишь копьеносцем. Я думаю, что зал Джорундира предназначен для воинов".
Он умер с мечом в руке, в окружении павших врагов. Джорундир узнает это".
Она фыркнула, но ничего не ответила, и Вулфрик почувствовал себя глупо, что сказал это. Он подумал, как сильно изменил ее город, подумал, не кажется ли ей теперь деревня отсталой лачугой, а он — невежественным дикарем, как считали все южане, которых он встречал.
Они шли молча. Его плащ притягивал восхищенные взгляды всех, мимо кого они проходили. Белая и серебряная застежка в виде клыка белека резко контрастировала с темным, переливающимся мехом плаща. Вульфрик обнаружил, что не может не выпячивать грудь, когда они с Адальхаид шли к городской площади. Ему пришло в голову, что он — единственный дееспособный мужчина в деревне, имеющий право носить такой плащ. Все остальные истребители белеков были убиты или покалечены по дороге в Расбрук. Когда разум вытащил это воспоминание из темной глубины, оно было подобно удару в живот. Жизнь в Леондорфе уже никогда не будет прежней, сколько бы раз он ни позволял себе выкинуть этот факт из головы. Когда надвигалась опасность, люди смотрели на него. Он больше не мог быть испуганным ребенком. Он был тем, к кому испуганные дети бежали в поисках безопасности.
Как все произошло так быстро? Люди смотрели на него с тем же уважением, с которым они смотрели на таких, как Бейн Белека и его отец. Это было странно. Он чувствовал себя обманщиком. Он постоянно напоминал себе о том, что он сделал, и думал, сможет ли он когда-нибудь с этим смириться.
Он бросил взгляд в сторону Адалхаид, когда они шли. Он не мог понять, о чем она думает, и боялся заговорить еще сильнее, чем отправиться в паломничество. Он не мог смириться с тем, что она стала считать его не более чем хамоватым жителем Нортленда.
Они добрались до площади, и, хотя он не хотел этого признавать, прогулка оказалась настолько утомительной, насколько Вулфрик рассчитывал. На ступенях Большого зала стояла группа мужчин. Вулфрик узнал их всех, но не знал никого из них по имени — признак перемен, пришедших в деревню. Ни один из них не был воином. Ни одного из них он не ожидал увидеть рядом с Большим залом всего несколько месяцев назад.
Вульфрик почтительно кивнул им. Они не принадлежали к классу воинов, но все они теперь были членами деревенского совета, а это факт, заслуживающий определенного почтения. Учитывая, как мало было трудоспособных воинов, что он завершил свое паломничество и теперь носил плащ-белек, Вулфрик ожидал, что его приглашение вступить в совет будет не за горами. Все мужчины на ступенях смотрели на Вулфрика, но никто не ответил. Он был воином и имел право на их уважение, но выражения их лиц говорили о другом. Он бросил на них взгляд, но это была проблема для другого дня.
'Когда ты собираешься вернуться на юг?' — спросил Вулфрик.
'Не знаю, вернусь ли я', - сказала Адалхаид. Мать здесь одна, я не хочу ее оставлять. Я закончила свое обучение, так что нет необходимости возвращаться".
Перспектива того, что она останется, наполнила Вулфрика радостью, которая была сдержана чувством дискомфорта. Будет ли все по-прежнему, или время, проведенное в городе, изменило ее до неузнаваемости? Он отчаянно хотел спросить ее, почему она не написала, почему не вернулась в промежуток между семестрами, как обещала, но не знал, как к этому подойти. Он пожевал губу, пытаясь найти слова, но не смог. В голове всплыло лицо Сван, что удвоило его дискомфорт. Почему жизнь должна быть такой сложной?
Я начинаю уставать, — сказал он. Наверное, нам пора возвращаться.
'Определенно жатва?' сказал Белгар.
Пастух кивнул, и Белгар выругался. За ночь было уведено около дюжины голов скота. Похоже, до них наконец дошли слухи, что после битвы с Расбруком они остались практически беззащитными, и даже зимы оказалось недостаточно, чтобы отвадить воров от такой легкой добычи. Этот год не был удачным для фермеров, и урожай был скудным. Их пополняли за счет стад, но всегда лучше, если ты можешь прокормить своих людей за счет чужого скота. Судя по тому, что говорили ему проезжавшие мимо купцы, так было во всем регионе. Он знал, что дюжина голов скота — это только начало. Это была плохая примета. Никто не любил пахать зимой. Если бы урожай был достаточным, Леондорф, скорее всего, оставили бы в покое до весны. А так соседи будут обгладывать землю до тех пор, пока ничего не останется, если их не остановить.
Без молока, сыра и мяса, которые давал скот, их собственные посевы не выдержали бы и зимы, и Белгар не раз видел, как стада опустошались бродягами. Он снова поклялся, глядя на пастбище. Будь он проклят, если позволит такому случиться с Леондорфом. Пора было дать понять, что Леондорф будет защищать то, что принадлежит ему, и убьет любого, кто попытается украсть у них.
После обеда Вулфрик размышлял о своем коротком разговоре с Адальхаид и знал, что это не перестанет его беспокоить, пока он не разберется с этим. После ужина он выскользнул из дома, прежде чем мать успела остановить его, и направился прямиком к дому Адальхаид. Их вечерние прогулки в детстве были так хорошо отрепетированы, что ему не нужно было ничего говорить, когда он пришел. Как только она увидела, что он стоит у двери, она сняла свой плащ с прищепки на стене и вышла к нему.
Некоторое время они шли молча, пока Вулфрику не пришло в голову сказать что-то такое, что позволило ему полностью избежать вопросов, которые он намеревался затронуть. 'Как тебе город?' — спросил он.
Адальхаид глубоко вздохнула. 'Замечательный, красивый, восхитительный…'
Сердце Вулфрика заныло.
'- разрушающий душу, отвратительный, поверхностный. Здесь есть все, что только можно себе представить, и все это собрано в одну огромную массу зданий и людей".
Я бы хотел увидеть это однажды", — сказал Вулфрик.
'Я не думаю, что тебе понравится'. Она увидела реакцию Вулфрика. Я ничего такого не имела в виду. Я знаю, как сильно ты любишь открытые пространства, виды, горы. Город может вызывать клаустрофобию; со всех сторон тебя окружают такие высокие здания, что приходится смотреть прямо вверх, чтобы увидеть небо".
Я тоже это люблю", — сказала она. Я и забыла, какое это невероятное место. Как Высокие Земли проникают в твою душу, когда ты смотришь на них".
Вулфрик улыбнулся. Ничто не сравнится с ними. Даже там, наверху, в самом центре, от них захватывает дух".
Я бы хотел увидеть то, что ты видел там".
Это было трудное путешествие, — сказал он.
Я знаю. Я слышала о Хейне. Мне жаль. Я знаю, какими хорошими друзьями вы были".
Вулфрик пожал плечами. Воину не подобало бы выказывать скорбь по поводу потери товарища.
О, я и забыла, какой ты теперь большой и сильный воин", — сказала она.
Они оба рассмеялись, и понемногу расстояние, которое выросло между ними, исчезло.
Мне будет его не хватать, — сказал Вулфрик. Вся деревня будет скучать по нему".
Ты не должен быть таким со мной, ты знаешь. Я горжусь тем, чего ты добился, и знаю, каких трудов и сил это стоило". Она взяла его за руку. Это не значит, что ты должен изменить свою сущность.
Как ты можешь вернуться сюда и быть счастливой, после всего, что ты видела и пережила на юге?
Учиться в нормальной школе было замечательно, и я бы хотела получить шанс поступить в университет. Но юг таков, каков он есть". Она колебалась. "И тебя там нет".
Глаза Вулфрика расширились. Ты никогда не писала мне, — сказал он, его голос был неуверенным. Я думал, что…
'Мне жаль,' сказала она. Я не знала, что делать, когда уезжала. Ты сын Первого Воина, а я всего лишь дочь копьеносца. Я не видела счастливого конца, поэтому ушла — а когда ушла, разорвать связь показалось самым простым выходом для нас обоих. Вот почему я не писала и не приезжала".
'Я никогда не хотел этого', - сказал Вулфрик.
Полагаю, ты скоро обручишься со Сван". Она принужденно улыбнулась. 'Даже женишься, теперь, когда ты завершил паломничество'. Она попыталась вернуть свою руку, но Вулфрик крепко сжал ее.
Сван не имеет для меня значения, и я знаю, что не имею значения для нее. Она была бы так же счастлива с Роалом, Фарлофом или любым другим достойным воином, как и со мной. Ей нужен не человек, а только статус. А она — не тот человек, который нужен мне".
Адалхаид улыбнулась. Он поцеловал ее.
Это чушь!" — сказал мужчина, его голос был невнятным.
Расказчик поднял бровь. 'Правда? Как это?
'Ульфир Кровавый спал с дюжиной северных девиц за ночь. Это всем известно. Он бы в мгновение ока переспал с этой белокурой ледяной королевой. И еще с сотней других. Такого мужчину не удержать одной женщиной". Он огляделся, но не нашел поддержки, на которую рассчитывал. Только молчание.
"Любой идиот может уложить в постель дюжину девок за ночь, если только у него лицо как у статуи или кошелек размером с корову", — сказал рассказчик под приглушенный смех и молчание мужчины. 'Только очень особенный тип мужчин может любить одну женщину, исключая всех остальных. Исключить все остальное. Носить память о ней через полмира и обратно, зная, что смерть — это, скорее всего, все, что его ждет". Он сделал паузу, чисто для эффекта. 'Действительно, очень особый тип мужчин'.
Лицо Вульфрика все еще покалывало от поцелуя, когда Френа ввела Белгара в дом. Вулфрик сидел в кресле отца и думал об Адалхаид — и, что тревожило, о том, что его нутро стало мягче, чем когда-либо. Слишком много отдыха и слишком много еды. Опека, которую он получал во время выздоровления, имела свои недостатки. Его легко было исправить, и откладывать это на потом было ни к чему. С тем настроением, в котором он находился, он верил, что может с легкостью добиться чего угодно, ведь он чувствовал себя так, словно выиграл величайший приз из всех существующих.
Ты хорошо выглядишь, мальчик. Как ты себя чувствуешь? сказал Белгар, садясь напротив Вульфрика.
'Намного лучше', - сказал он.
Белгар кивнул. Я рад это слышать. У тебя не будет возможности отдохнуть подольше. Мы потеряли несколько голов скота".
"Много? Вулфрик почувствовал вспышку волнения и страха.
Несколько. Мы должны показать, что у нас есть воины. Продемонстрировать силу, пусть и небольшую. Пусть все знают, что мы позаботимся о том, что принадлежит нам. Что они прольют кровь за это, если попытаются снова. Совет решил послать вас в поход".
Казалось, день будет идти своим чередом. Вульфрик пожалел, что осталось так мало. Когда мы отправляемся?
План такой: выехать завтра утром, доехать до зимних пастбищ и вернуться обратно. Оставь много явных следов, пусть все знают, что здесь есть воины. Я поеду с тобой, как и еще один член совета". Лицо Белгара исказилось, словно он почуял что-то недоброе. 'Теперь, когда у них есть право голоса в управлении делами, они хотят иметь свой собственный набор глаз на все происходящее, так что нам придется нянчиться с одним из них'.
Невозможно было ошибиться, кто такие "они". Вульфрик не мог отделаться от ощущения, что Белгар отчасти был причиной его собственного недовольства, но он согласился, что альтернативы не было. Они все еще были далеки от безопасности, а помощь требовалась со всех сторон.
'Нелепая идея', - сказал Белгар. Надо оставить его там, пусть сам найдет дорогу домой. Это научит их не вмешиваться в то, что им не подвластно".
'Кто пойдет с нами?'
'Они еще не решили. Теперь, когда люди действительно слушают болтовню, которая вылетает из их уст, они не могут заткнуть их и спорят по любому поводу. Я думаю, они примут решение к завтрашнему утру. Так или иначе, будьте готовы выехать к рассвету. Мы вернемся к ночи, так что тебе не придется собирать вещи".
Белгар оставил Вульфрика обдумывать ситуацию. То, что Белгар сожалел о приглашении новых членов совета в Большой зал, было очевидно, но столь же очевидно было и то, что сейчас с этим ничего нельзя было поделать. Попытка изгнать их привела бы к расколу деревни. Это было единственное, что удерживало ее вместе, что бы ни говорили старшие воины. Вульфрику пришло в голову, что ни о нем, ни о других новых воинах, введенных в совет, не упоминалось. Он задался вопросом, будет ли это когда-нибудь.