Допоздна беседовали Егор и Феклуша - не могли наговориться. Он рассказал ей про Отряд Конобеева и про то, что они перед операцией ночевали у нее в подполье.
- Так вы, шельмецы, оказывается, уже давно знаете про подполье и подземный ход! - поразилась она. - Это, конечно же, Санька-проныра обнаружил их? Меня не раз удивляло, как Санька внезапно то появлялся в доме, то исчезал... Как бывает, а! Миня, ваш дед, тут спасался со своими товарищами в гражданскую войну. И вам пригодилось.
Ушел Егор домой на рассвете. Напоследок сообщил Феклуше пароль, который дал отряду Конобеева.
Глава третья
Наутро после того ужасного дня, когда были перебиты на островах среди камышей эсэсовцы и полицаи, комендант Штопф организовал широкую операцию по прочесыванию низины и близлежащих станиц и хуторов. Убедил своих начальников, что в его оккупационном районе действует оставшаяся в тылу регулярная часть Красной Армии, и они выделили для проведения операции две эскадрильи штурмовой авиации и батальон солдат.
Около часа кружились штурмовики над лиманом, бросая бомбы и обстреливая из пушек и пулеметов острова и примыкавшие к камышам непроходимые заросли колючих кустов и трав. Затем крупный отряд был послан в камыши с местными полицаями. Ничего они не обнаружили, кроме трупов эсэсовцев и полицаев. И ни одного партизана или красноармейца!.. Но под кривой вербой наткнулись на неглубокую яму, в которой, судя по отпечаткам и остаткам ржавчины, находились небольшие железные ящики... После всего этого Штопф чуть не сошел с ума: надерзил своим начальникам, требовавшим от него быстрейшего внедрения "нового порядка" в районе... А тут еще, в ночь после "этой пустой, но хвастливой операции пузанка-Штопфа", как говорили в штабе, были полностью уничтожены база горючего и склад смазочных материалов, предназначенных для танковых частей. И этого ему не простили.
Штопфа сместили с должности коменданта и отправили на тяжелый Восточный фронт. Штопф до конца дней будет проклинать своего незадачливого помощника Пауля Ненашкова... Куда же он исчез, в конце концов?! И куда подевались золото и драгоценности, которые все-таки существовали, - они ведь лежали в железных ящиках?! Кто похитил "арнаутку" и таинственные пшеничные гибриды Уманского? Кто уничтожил горючее? Партизаны? Красноармейцы, оставшиеся в тылу?.. Он никогда об этом не узнает.
Новым комендантом района был назначен штурмбанфюрер Трюбе, любитель и знаток истории донского казачества, как он себя рекомендовал. Трюбе имел ученую степень бакалавра по истории славянских народов, мечтал написать большой роман о войне с ними, а пока собирал материал.
К приезду нового коменданта в станице Ольховской готовился массовый спектакль. Штурмбанфюрер Трюбе придумал не просто назначать старост и атаманов по хуторам, слободам и станицам, а выдвигать их на казачьем кругу, как было в старину на Дону и в Запорожье, голосованием, в прямом смысле этого слова - не с помощью рук, а голосом, криком. Он считал, что такие "выборы" повышают авторитет немецких ставленников у крестьян, делают их послушными, а это служит быстрейшему внедрению "нового порядка" на обширных оккупированных славянских территориях.
Панёта, обласкав и накормив вернувшегося внука, передала ему последние станичные новости:
- Спозаранку забегала Даша. Запереживательная такая: "Где Ёрчик? Еще не вернулся Егорчик? Чего ж он не возвращается?.." - Бабка чуть-чуть передразнивала Дашу. - А мне Пантюша сказал, мол, ты через день-два вернешься. Пошел, мол, проводить отряд Конобеева. А когда ночью заполыхало в Старозаветинской, догадалась я, как вы там провожались... Ну, Даша на огороде со своим звеном работает - овощи заготавливают. Гриню отпустила лихоманка. Пантюша хозяйнует на дальнем таборе. Во второй бригаде косят гарновку - собрал наш зять Витютя стариков, своих друзьяков, да молодиц...
- Так отпустили родича?!
- Ригораш за него побеспокоился. Сам ездил позавчера в Старозаветинскую, гостинец возил кому-то, ну тот взял гостинец, а Витютю отпустил... Ну, что еще? Пантюшиха с Фросей и Просей, Митенькиной матерью, на ферме, около свиней...
- А капитан Селищев как себя чувствует? - нетерпеливо перебил Егор.
- Слава богу, поднялся на ноги. Прогуливается по ночам. Фрося взяла его к себе.
- Ага! Зараз пойду проведаю его.
Егор сначала зашел к Грине. Тот, похудевший, желтый, валялся на веранде с книгой на немецком языке. Вскочил, завидев его, радостно потряс за плечи:
- Чертяка кудрявый! Живой? Греци тебя не взяли? А я тут лежу переживаю!..
- Переживаешь, а сам немецкие книжки читаешь? Надеешься стать контрразведчиком?
- А я уже стал им. Меня атаман Ригорашев переводчиком управы взял. Теперь мы все будем знать про немцев.
- Ага! Все-таки пригодился тебе дядько.
- Он и тебе пригодится. Учетчик атаманской управе нужен. Ну я сказал дядьке, что ты по математике отличником был. Так что жди его к вечеру.
Они вместе пошли к Фросе. Васютка и Митенька, ответственные за жизнь и безопасность Селищева, неожиданно возникли перед ними, бросились на шею - до последнего часа не знали, что те вышли из камышей целые и невредимые.
Селищев находился в плотницкой мастерской, стоявшей в тылах усадьбы. Митенька дернул за веревочку где-то под стрехой, внутри звякнуло, и дверь открылась.
У Егора сердце екнуло: снова напомнил ему Селищев Темку Табунщикова. Бледноват, правда, он, загар сошел с лица, но глаза - такие же синие, полные жизни и улыбчатые - оставались прежними.
- Товарищ капитан, разрешите доложить, - начал было по-военному Егор.
Но тот шагнул к нему, обнял:
- Егорка, дружище мой, рад тебя видеть!.. Ну и растешь же ты - какой парнище стал за это время!
- А вы? Как вы себя чувствуете?
- Еще слабоват, но дело на поправку идет. Вот видишь, - Селищев показал на верстак, где лежали части табуретки, - мастерю потихоньку, разминаюсь, набираюсь сил. Ну как там бойцы мои?.. Садитесь, ребята, послушаем Егора и Гриню.
Часа два не расставались ребята с капитаном.
Вернувшись домой, Егор занялся хозяйством. Три коровы да телка-летошница на подворье - не шутка. До вечера хлопотал. Только присел отдохнуть, пришел Ригорашев.
Панёта приветливо, с шуткой встретила Ригорашева:
- Такая честь нашему дому! Сам атаман пожаловал.
- Еще не атаман, а исполняющий обязанности. Тот же завхоз, каким и был. Ответил он сдержанно, как всегда, без каких-либо проявлений чувств на своем скованном, застывшем лице. - Могут и не прокричать за меня. Слыхала, небось, как ставит атаманов наш новый комендант герр Трюбе.
- Прокричим за тебя, Алексей Арсентьевич. Ты нашему народу известный человек.
Ригорашев поздоровался с Егором за руку, скользнув по нему вроде бы спокойным взглядом, и сел рядом на скамье под грушей.
- Значит, так, Егор Алексеевич... Пантюша с тобой говорил - дело тебе изложил. Все ясно-понятно?
- Да вроде бы...
- Ну тогда будем работать, Алексеич. Ты, я слышал, по математике в школе шел на "отлично". Так?
- Не последним был, а что?
- Учетчик мне нужен в первую бригаду, ну и организатор также. Учетному делу тебя подучит Ион Григорьевич, счетоводом я взял его в управу. А как организатор ты бригадиру Витюте поможешь народ сватажить. С молодыми будешь иметь дело.
- Ладно, - согласился Егор без лишних слов и спросил у него: - Как же вам удалось вырвать Витютю?
- Да кое-как удалось... Кузякин, нынешний полицмейстер, а бывший работник райсельпо, помог мне вытащить Витютю из лагеря. Я же вместе с Кузякиным в тюрьме сидел, так он вот теперь по-приятельски ко мне относится.
- Ага, Кузякин! - воскликнул Егор и спохватился, убавил тон: - Слышал я о нем... Везет же моему родичу, отчаянной голове! Уж сколько раз влипал он во всякие истории и всегда удачно выкручивался.
- Повезло ему перво-наперво в том, что вылущили всех Ненашковых, а то бы не выкрутился на этот раз, - заметил Ригорашев, поднимаясь. - Приходи завтра утречком, к семи, в контору. Актив соберется, бригадиры, десятидворщики, потолкуем о том, как жить и работать будем. С оккупантов надо кашу варить умно, а то не расхлебаем.
Глава четвертая
Егор выпил литровую кружку парного молока и погнал своих коров в череду на выгон, еще не проснувшись до конца. Недоспал - до третьих петухов свиданьичал с Дашей.
А утро было редкостно-чудесным. На рассвете белый пар натек в станицу с приречной долины. Утонула она в нем, как в молочном киселе. Но вот взошло солнце, туман осел, утяжелился и устремился обратно в долину неторопливыми волнистыми потоками, мягко блестя под красными лучами. Лишь головы медленно плывущих коров торчали из него; розово-белые пряди завивались вокруг их позолоченных солнцем рогов. И Егор остановился, по шею укутанный невесомым одеянием; подняв руки, процеживал сквозь пальцы этот блестящий, отбирающий глаза, мираж.