Такие мелкие загадки отвлекали от главного. Их все .надо разгадать и по возможности быстро. Но мало .знать, где и когда, надо узнать — как и почему.
Кружковод Баярд спит в сене, а не в палатке Великого советника оттого, что любит понежиться в тишине и покое. Иначе, в палатке, он вставал бы вместе со всеми, а то и раньше, под визги разминающихся каратэистов. Нy ладно, это не великая беда, если его индейское Величество любитель поспать.
Откуда берутся петухи в пустой палатке? Кто-то их приносит, факт.
Улугбек засел в засаду у палатки. Было очень рано, чуть брезжил рассвет. Ему хотелось лечь в кустах на бок, поджать ноги... Все же на короткое время он задремал, потому что увидел человека уже у палатки. Человек открыл полог, присел и вытряхнул в палатку что-то из мешка.
Это был садовник Монахов в белых штанах.
В первый момент Улугбек хотел вскочить и издать боевой клич. Вот бы садовник сам закукарекал! Но вождь апачского рода Красный Лис зажал себе рот. Надо узнать все до конца.
Первое звонкое колено соловья заставило умолкнуть птичью разноголосицу. Звезды таяли, и земля просыпалась под чистую песню соловья.
Красный Лис бежал по полю за петухом. Длинные ноги, по сравнению с петушиными, не давали ему никаких преимуществ — он не имел крыльев. Петух лупил что есть силы, иногда взлетывая. За ним кружился розовый пух одуванчиков.
Впереди показалось крошечное селение. Улугбек заметил, куда свернул петух и замедлил шаг. Во дворе хедой старик обтесывал бревно.
- Мир вашему дому, аксакал!—почтительно поздоровался Улугбек.
- Мир и тебе, мальчик,— ответил старик, рассматривая его.— Зайди в дом, отдохни.
Улугбек вошел во двор.
—К вам сейчас петух прибежал, дедушка. Это ваш?
Старик сел на бревно, знаком попросил Улугбека подойти ближе и шепотом спросил:
- Он что-нибудь плохое, сделал, петух?
- Нет, я просто увидел, как он бежит по полю.
- А-а. Очень интересный случай...— И рассказал, как к нему неделю назад пришел из лагеря человек и купил двух петухов. Одного взял с собой, а за другим', сказал, придет завтра. И приходит ни свет, ни заря, уносит петуха, а через час этот петух бежит обратно. И шайтаны снова дерутся, клюют друг друга.
- Интересный старик, белые штаны. Не знаю — мои петухи теперь или не мои петухи? — старик смотрел на Улугбека выцветшими добрыми глазами.— Живут у меня, едят мое зерно, это да. Но деньги я за них получил, это тоже да. Такой вопрос.
Он вынес из дома пиалу холодного зеленого чая. Улугбек вежливо выпил и отправился в лагерь. По пути он размышлял — зачем нужна Монахову странная затея с петухами? Ответа пока не было.
Он лег досыпать. Еше и сон успел увидеть: на отряд апачей, пробирающихся по прериям, скачет легион громадных петухов. На каждом петухе сидит садовник Монахов в белых штанах и воинственно размахивает кривой саблей.
Третья тайна — самая важная. Улугбек подслушал один разговор. Это получилось случайно. Он шел мимо кабинета начальника. Из раскрытого окна вылетело слово «апачи». Ноги вождя сами подогнулись, глаза сами отыскали местечко в кустах... и Красный Лис притаился у окна.
- В лагерь собирается комиссия проверять всю нашу работу,— говорил Диваныч.— Надеюсь, мы найдем правильные слова в разговоре с ними. Племя апачей существует в лагере для детей и во имя детей. И еще. Очень интересуются племенем родители — что за индейщина такая?
- Мы тут посидели, честное слово, надо создать еще одно племя.— Ашот Свисток.— Что — «апачи, апачи!» А сколько обиженных в лагере осталось!
- Есть ли смысл? — с сомнением спросил начальник.— Появится соперничество между племенами, вражда. Зачем нам это?
- Вах, зачем! Они в индейцев играют, больше никому нельзя, да? Тайны двух племен, а?.. Когда одно племя — так себе, а когда два — хорошо. Клянусь. У нас племя будет тайное, поборемся с ними.
- Хм... А Баярд знает?
— Конечно, знает. Он за.
Красный Лис выбрался из кустов.
Он шел в отряд, глубоко задумавшись. И посоветоваться не с кем.
Думай и решай сам, Улугбек! Так и взрослеют люди. Или же сделай вид, что никаких задач на свете нет. Многие живут и по такому принципу.
Несмотря на высокий в отряде авторитет Олега Гречко — как никак человек один на один сражался со степным пожаром — для апачей он оставался бледнолицым. При его приближении замолкали разговоры о делах племени и мальчишки мямлили о погоде и о «кинушке».
Олега это оскорбляло. Он понимал, ему нужно совершить что-нибудь такое, чтобы, говоря пышно, «въехать в племя на белом коне». Случай представился.
Кто-то подбросил в сад картину. На двух склеенных ватманах был нарисован сморщенный индеец, похожий на Ашота Шамана. Он жалко заслонялся от томагавка, который держал индеец с благородным лицом. Кричал: «Сдаюсь!» Чтобы никто не заблуждался, его набедренная повязка состояла из слова «а-п-а-ч», а победителя — «г-у-р-о-н». Внизу написано: «Истинные краснокожие скоро снимут с вас грязные скальпы».
Олег здраво рассудил, что автор рисунка — враг апачей и взялся найти его. Под каким-то предлогом он попал к завхозу в конторку и сумел заглянуть в инвентарную книгу. Вожатый Маломёд получил в начале смены пять листов ватмана. Из двух листов он слепил отрядную газету. Еще один ушел на — «Отряд шагает по маршрутам». А где оставшиеся два?
Потом Олег сделал сравнительный анализ красок— в столе вожатого и на картине, которую выпросил у Улугбека. После этого сомнений не оставалось — Маломёд. Олегу и в голову не могло прийти, что он не ищет врага, а заранее выбрав кого-то, изо всех сил пытается доказать его вину.
Как раз в этот неподходящий момент Маломёд решил поговорить с Гречко «по душам». Он пригласил Олега к себе в крошечную комнату между палатками мальчиков и девочек и завел разговор. Это правда, что Олег хорошо рисует? Супер! Не поможет ли Олег нарисовать новую газету? Правда, сейчас ватмана нет — «Так!»—отметил про себя Олег,— но завтра будет.
—Видишь, Олег, корзину с травкой? Котеночек будет здесь баиньки, ему будет удобно...
Гречко мрачно посмотрел на корзину, стоявшую в углу и подумал, что хорошо бы надеть ее на голову Маломёда. Вожатый видел его мрачность. «Ну, фрукт!».
- Значит, завтра и приступим.
- К чему? — процедил Гречко, не глядя на него.
- Как к чему? К газете.
— У меня тоже грязный скальп...,
—Ты бредишь, Гречко? — изумился вожатый.— Какой скальп?
Олег сходил в палату и принес картину.
- Кто рисовал? Рассмотрев рисунок, Маломёд расхохотался.
- А что, похоже.
«Связать бы его, привести к костру апачей и поставить на колени.— Гречко закрыл глаза, представив такую сладостную картину.—Да... попробуй возьми...»
—Пусть рисуют те, у кого скальпы чистые.
Гречко взглянул на маленькую розовую лысинку Маломёда и мрачно ухмыльнулся.
Маломёд задохнулся.
—Ах ты... Я хотел по-хорошему... Не понимаешь когда с тобой по-человечески!..— взяв Олега за плечи развернул его к двери, едва удерживаясь от желания добавить коленом.— Видеть тебя не могу, дылда противная!
Олег, обозленный, ушел из отряда, забрался в самый глухой уголок лагеря. Двигался напролом, не разбирая дороги, испытывая наслаждение, когда продирался сквозь кусты, и ветки рвали майку, терзали тело
Впереди послышался голос. Олег постоял, раздумывая, .куда свернуть. Ему никого не хотелось видеть.
Голос бубнил сонно, будто читал молитву. Кто мог находиться здесь, в почти таежной чащобе? Раздвинув кусты, он увидел на полянке лежавшего в траве толстого Гроша. Вокруг него сидели малыши.
- Нашлись цветнокожие...— Грош говорил, будто что-то жевал без аппетита.— Пугают людей: «Подождите, пропоет наш петух!» Ну пропоет, а что дальше? Побьют нас?
- Побьют, запросто,—сказал один из пацанят...—У них копья...
- Тоже копья сделать!— воинственно крикнул другой.— И в атаку на апачей!
- Да им грош цена, этим апачам!..— Интересно, что он говорил равнодушно, как заведенный, тусклым голосом.
Изодранный Олег вышел из кустов и коротко сказал:
—Я апач.
Сверху он видел лежавшего в траве Гроша, как чуть уменьшенную копию толстого Маломёда. И сами собой сжались кулаки.
- Ну и что!—сказал Грош, садясь.— А я...
- Жирная свинья!
- Тянешь? — сказал Грош, поднимаясь. — Сейчас получишь.
Олег захохотал. Будто споткнувшись, падая, он двинул локтем в живот Гроша. Толстяк икнул и повалился на него.
—А, ты драться? — закричал Олег.— Ты за что меня ударил?
Грош рассвирепел. Поднявшись, он с сопеньем бросился на Олега. Во что бы то ни стало дотянуться до этого тощего и длинного, подмять его под себя. А Олег прыгал вокруг него и кричал:
—Смотрите, люди, он сжимает кулаки, подходит ко мне! Ой, он сейчас ударит меня! Ой, замахивается ногой! Ха-а, он промазал!— И Грош снова оказался на траве.— А я...я попал!
Замороченные малыши вертели головами. Получалось, что Грош нападает на Олега и сам себя избивает.
Когда Грош не сделал попытки подняться с травы, Олег пнул его напоследок и двинулся дальше. Покружив по кустам и оставив на них последние клочья майки, он вышел к урюковому саду.
На дорожках стояли дозорные.
—Тебе сюда нельзя!— сказал Сломанный Томагавк, преграждая копьем путь.
— Алька, ты что?
- Я не Алька,— сказал младший Гречко,— я Сломанный Томагавк.
- Сейчас ты у меня будешь Сломанной Головой. Ты в кого целишь копьем? Мне нужно сказать апачам, кто нарисовал эту дрянь. Для вас же стараюсь, лучше хочу сделать.
Ничего не ответил ему Сломанный Томагавк, а поискал для ноги надежный упор, чтобы не опрокинуться при внезапной атаке брата. Он лучше всех знал повадки старшего Гречко.
Олег подумал, что легко смог бы дать братишке хорошего леща. Но за ним внимательно наблюдали остальные дозорные.
—Комиссары кругом, воспитатели! Уже и братишка воспитателем стал!..— Он плюнул и повернулся.
Весь день Олег пропадал за лагерем. Не явился к обеду, не откликался на радиообъявления. На вечерней линейке его заклеймили, как последнего хулигана.
—Вы посмотрите, как он стоит, руки в карманы...
Неправда, не стоял так Гречко. Голос старшей вожатой гремел, многократно усиленный динамиками:
Ему глубоко безразлично, что о нем думают и говорят. Ему наплевать на всех! Тебе не в лагерь надо, в колонию, Гречко. Ты драчун, почти уголовник!
- Ну и пусть!— буркнул он довольно громко и потрогал рубашку, где шевелился теплый комочек с когтями, изредка царапающими его живот.
Сегодня на педсовещании решим: отправим тебя, хулигана, домой или пока оставим в лагере.
Педсовещание началось с туманного выступление Маломёда.
- Я хочу сказать об апачах, товарищи. С одной стороны, никто из нас не знает, куда апачи идут и к чему придут. А могут прийти к горькому итогу. С другой стороны, они могут прийти к хорошему делу, даже к великому. Вот так. Если вспомнить о пожаре, когда апачи тушили,— хорошо. Или посмотреть в столовой, где сидят апачи, там всегда тихо и порядок. А если присмотреться, чем они занимаются у себя в саду, это кошмар. Страшно орут и бросают копья.
- Откуда вы знаете? — спросил Диваныч.— По- моему, никто из вас в саду не бывал. А зря. Могли бы поинтересоваться, чем они там занимаются.
— Так они же не пускают, Денис Иванович!— вскричали несколько голосов.
Диваныч посмотрел на Баярда, сидящего за столом, и кивнул: ответь на это, верховный индейский правитель!
— Мы...— Баярд откашлялся,— приглашаем всех вожатых в гости. Выберем день... Кто приходит к нам с добром, тот с добром и уходит.
— Здесь очень многое зависит от вождей, Денис Иванович,— продолжил Маломёд.
— Конкретнее, ваши предложения!?
— Могу и предложения. Я бы взял на себя руководство племенем, Денис Иванович, если вы настаиваете.
— Я настаиваю, чтобы вы, наконец, взяли на себя руководство вторым отрядом, — сказал Диваныч сердито, подумав, что вожди могут расплодиться, как грибы после дождя. Весь лагерь — из одних вождей.— А то, как ни посмотришь, сидите у радиста чаи распиваете,
— А отряд у меня первый!
— Это не столько ваша заслуга, сколько Улугбека, председателя совета отряда,— сказала старшая вожатая, глядя на Маломёда сквозь очки.— Он ведет ребят за собой.
Маломёд, оскорбившись, отвернулся. Часть вожатых высказалась, что работать в лагере тяжело. Групповщина из-за апачества. Мальчишки, как заговорщики — тайны от вожатых, постоянно шепчутся, косо смотрят на непосвященных. Иногда бывает, что слово вожатого для них не закон.
В защиту апачей выступила вожатая первого отряда. Подростки народ сложный и трудный, говорила она. Обычно ребята в первом отряде покуривают, пошаливают. А здесь в племени самодисциплина. За годы работы в пионерлагерях ей не приходилось видеть такой сдержанности в ребятах, такого дружного отряда.
Ее поддержали. Только себялюбец не может (или не хочет) видеть пользы, которую приносит племя с его железным порядком. Нет никакой групповщины. Не надо провоцировать ребят, и все будет в порядке.
Высокое собрание раскололось на две половины.
- Какой может быть педагогический авторитет, если ребята скрывают от нас часть своей жизни?
- Авторитет не медаль. Им нельзя наградить, его нельзя отнять. Авторитет — фокус вашего характера.
- О фокусе характера, товарищи, хорошо сказал Ларошфуко: имей характер, вот и весь фокус.
- А вот Спиноза сказал...
И разгорелся высоконаучный педагогический спор. Если бы кто-то вдруг сказал: «А как быть с Гречко?»— на него посмотрели бы с удивлением и, может, даже раздражением — какой Гречко, причем здесь Гречко?— мы говорили о Макаренко, Бенджамине Споке и Сухомлинском.
Диваныч, подперев щеку рукой, улыбался, слушал вожатых, пока не устал.
—Вернемся к нашим апачам. Как взять их под педагогический контроль, подумаем во вторую смену. До конца этой осталась неделя: проводим фестиваль, готовимся к закрытию — никаких индейских сборов, Баярд.
С первого дня будущей смены, пожалуйста, играйте. В лагере практически те же дети все лето...
* * *
Безлунье. Чернильная темень разлилась среди урючин. Тотемный столб под накидкой похож на ракету, покинутую на чужой планете.
Улугбек привел Гречко в сад, попросил его отвернуть накидку, посмотреть на лицо Великого Манито.
—Не видно ни черта,— бормотал Гречко, ладонями ощупывая грубое деревянное Лицо.— Дерево и есть дерево.
Улугбек вполголоса сказал:
- Оно живое.
- Что ты лапшу вешаешь на уши! — грубо отозвался Олег и сам услышал, что вышло сплошное шипение и сплюнул. — Тут человека не считают за живого!...
- Поэтому ты никогда не станешь хорошим индейцем,— сказал Улугбек с сожаленьем.
После его ухода Олег лег на землю у столба и стал смотреть в небо. Высоко над ним висел и покачивался на невидимом крючке звездный ковш. Чем больше Олег смотрел на него, тем отчетливее слышал тихий звон, будто в ковш задувал звездный ветер. И ему стало казаться, что вся ночь пронизана прерывистым, тихим звоном звезд. Он почувствовал себя одинокой песчинкой в этом громадном мире. Болело расцарапанное тело, ныли ушибы и ссадины. Но еще больнее было его душе. «Мать Большая Медведица!..» — хотел он взмолиться и попросить у нее.
Чего, Олег, ты хотел бы попросить у звезд?
Он и сам не знал.
Ему хотелось близости, участия, дружбы. Но он не умел ни просить, ни предложить сам.
По тайному решению совета вождей каждый апачский род собирался в свободное время, работал на племя.
Изготовляли про запас копья, луки, томагавки. Ни одной бросовой доски не осталось на хоздворе. В дело пошла и часть старого, валявшегося забора. Половина оружия хранилась у палатки Великого советника, половина в мастерских.
Обе мастерские загружены работой. Все по дереву — у Ашота Шамана, все по металлу — у Баярда. Украшали оружие орнаментом. Каждому хотелось, чтобы его томагавк был самым красивым.
Готовили налобные повязки. На рубашки нашивали герб апачей
Отплескал флагами фестиваль. Прощальный костер
пылал в ночи, выбрасывая в ночь красные языки,
Водили вокруг него последний в этой смене хоровод.
И настали минуты — колонна автобусов покатила к городу под синее мигание милицейской «Волги». Остановись, встречный! Какие бы важные грузы ты не вез, подожди у обочины. Едут дети!