— Что тут происходит? — в комнату вплывают две довольно-таки тучные женщины в темных одеждах. На них платки. Лица строгие и чем-то похожи, будто они сестры. Две пары глаз впиваются в меня с острым любопытством. Изучают пристально, внимательно. Вряд ли это прислуга. По их виду, по стати, по поведению. Впрочем, мне так плохо, что совершенно наплевать кто это такие.
— Добрый день, госпожа Гарифа, госпожа Нурия, — суетится Валентина. — Ох, извините, за это все недоразумение. Это Софья, бедняжке плохо стало, температура высокая, надо что-то предпринять, доктора вызвать. Софья, это тети Карима Исхановича. Хозяйки этого дома.
Цепенею. Это родственницы Абашева. Я слышала про них. Богатые надменные дамы, любительницы хороших ресторанов и дорогих курортов. О них любят сплетничать в городе. Вырастили Карима, когда его родители погибли.
Мне ужасно неловко в их присутствии. Чувствую себя самозванкой под их цепкими взглядами. Словно два коршуна на меня смотрят. Буквально съеживаюсь, теряясь и не зная, что им сказать. Слипшиеся губы не способны произнести ни звука. Мне стыдно, что я такая неуклюжая, и больная, и бессловесная, но разговор с Абашевым выбил меня из колеи, а потом пробежка по снегу абсолютно ослабила.
— Здравствуйте, — все же считаю нужным сказать, опираюсь на ручки кресла в попытке встать.
Но не выходит. Снова падаю в кресло, вынужденная присутствовать при разговоре обо мне в третьем лице.
— Гостья Карима? Он не предупреждал ни о каких гостях, — бурчит одна из теток. Пока я их не различаю. — Мы бы тогда не стали заезжать к Диляре, она еще и на рынок нас с собой потащила. Я без сил совершенно. Валентина, пусть Айгуль сделает нам чай, да побыстрее. Девушке тоже не помешает горячее.
— Да, конечно, сейчас все будет.
Другая вторит ей, недовольно поджимая губы:
— Очень странно, я вот буквально пару часов назад общалась с племянником. Почему не сказал? Знал, что мы вот-вот приедем, мог предупредить. Да и ты, Валентина, впредь будь расторопнее. Знаешь, что я люблю быть в курсе. Где сейчас Карим? Врача уже вызвали?
Валентина быстро отчитывается, но не успевает договорить до конца, как одна из теток, та, что повыше, поднимает руку.
— Ладно, сходите за моим племянником, а я пока познакомлюсь с его гостьей. Добрый день еще раз, меня Нурия Айдаровна зовут, а это моя сестра Гарифа. Карим нам ничего не говорил о вас. Что случилось? Вам нехорошо, милая? Валентина, у девушки ноги промокли! Немедленно принеси другие тапки! Что случилось?
Тетушки опускаются на диван, начинают засыпать вопросами. Причем спрашивают они что-то у меня, тут же переговариваются друг с другом, потом снова возвращаются ко мне. Ощущение, что они как вышли с рынка, где, наверное, бойко торговались за товары, так там и остались мысленно. Для моей чугунной головы самое настоящее испытание.
И это я еще молчу о том, как жутко волнуюсь оттого, что встретилась с родными Абашева. Мало мне его самого было. Я совершенно не знаю, чего ждать. Чувствую себя наглой самозванкой!
Что сделает Карим, когда увидит меня здесь?
***
— Не надо тапки, спасибо вам за заботу, но я все же пойду, — делаю очередную попытку встать, но Нурия Айдаровна придавливает меня своим взглядом к месту, давая понять, что я сделаю так, как она скажет.
Это не обсуждается.
Суровая женщина, хоть и назвала меня милой и побеспокоилась о новой сухой обуви для меня. Пока собираюсь с мыслями, Валентина возвращается с сухими тапочками. Они темно-бордовые, с узкими носами и украшены золотистой тесьмой и вышивкой. Не тапки, а нарядная обувь для наложницы султана.
Видимо, мысли мои совсем помутились от высокой температуры, раз я о такой ерунде думаю. Просто атмосфера дома сама по себе навевает подобные сравнения.
— Врач скоро приедет, минут через тридцать, — сообщает Валентина, глядя на своих хозяек в ожидании вопросов или новых приказов.
Нурия Айдаровна поджимает губы и отмахивается от нее, как от назойливой мухи, подсаживается ко мне, в то время как ее сестра смотрит с подозрением. Под их бдительными взорами переодеваю тапки. Руки еле шевелятся. Измотанная таким простым действием, откидываюсь на спинку кресла.
— Ты не боишься заразиться, Нурия? — ворчит Гарифа. — Сейчас столько разных инфекций ходит. Давай врача дождемся, чтобы он диагноз поставил. Сказал, что с этой девушкой происходит.
— Я еще не так стара, чтобы подхватывать любую инфекцию и сразу отдавать концы, и вообще, невежливо так говорить, — с фырканьем парирует та и поворачивается ко мне, — извини, Софья. Лучше скажи, зачем же ты в гости пошла, если себя плохо чувствуешь? Как тебя родители отпустили?
Понимаю, что она делает: пытается выяснить мою подноготную. И возраст.
— У меня только отец, брат сейчас… — спотыкаюсь, стесняясь того, где находится мой брат. — В отъезде.
— В отъезде? А чем он занимается?
— Он художник, — говорю как есть.
Лицо Нурии Айдаровны озаряется улыбкой.
— А-а-а, ясно, так, значит, твой брат — подопечный нашего племянника? Видишь, Гарифа, все понятно, Карим наверняка опекает этого молодого человека. Мальчик обожает искусство! Ты тоже рисуешь, Софья?
— Совсем немного…
— Ну-ну, — хлопает меня по руке, — стесняться не надо. Обязательно покажешь нам свои картины. Я тоже люблю искусство, занимаюсь вышивкой, а Гарифа увлекается икебаной. Что, Айгуль? Тебе что-то надо? — замечает она недовольную девушку, стоящую у нас над душой с подносом в руках. — Не видишь, мы беседуем с гостьей Карима? Она и ее брат — художники. Устраивают выставки и знамениты даже за границей! — говорит она то, что совсем сбивает меня с толку.
Она бредит или я это сказала? Разве я так говорила? Морщу лоб, сталкиваясь взглядом с Айгуль. Та с кислой миной стискивает зубы. Не надо быть физиономистом, чтобы догадаться, как она ко мне относится. Будь ее воля, меня бы тут уже и след простыл.
— Меня за чаем послали, вот я и принесла, — цедит, словно с силой и злостью выталкивая из себя эту фразу. Пальцы крепко сжимают края серебряного подноса.
Чем я ей насолила? Смотрит так, словно не за чаем ходила, а делала самую грязную работу по дому по моей вине. Ставит поднос на низкий прямоугольный столик, расположенный рядом с креслами, начинает аккуратно разливать его по чашкам. Подмечаю, что Гарифа Айдаровна одобрительно кивает, наблюдая за тем, как девушка возится с посудой и заварочным чайником. Видно, что она довольна ею. А вот вторая тетка не особо удостаивает Айгуль своим вниманием.
Невольно подмечаю и фиксирую для себя расклад сил в этом доме.
Айгуль пользуется расположением Гарифы Айдаровны, тогда как Нурия Айдаровна относится к ней снисходительно. И обе они обожают собственного племянника и очень даже не прочь влезть в любые аспекты его жизни.
— Давайте пить чай, — садится Гарифа Айдаровна рядом со столиком на диванчик с изогнутыми ножками и обивкой из золотой парчи. — Айгуль, спасибо, дорогая. Садись с нами. Айгуль у нас тоже умница, с детства умеет и хозяйство вести, и этикету обучена, и готовить умеет. А как поет. У нее дивный голос.
Взяв кружку в руки, делаю маленький глоток ароматного чая, с удивлением взирая на тетушку Карима. У нас тут что, негласное соревнование? Такое ощущение, что меня сравнивают с этой Айгуль, чьи глаза готовы прожечь во мне дыру.
Чувство неловкости сковывает меня по рукам и ногам, и я даже готова снова увидеть Абашева, чтобы он прогнал меня отсюда, чем сидеть здесь больной и изображать вежливость.
Сердце уходит в пятки, когда хлопает дверь…