КАМИЛЛА
«Killing in the Name» — Rage Against the Machine (трек)
Я захлопываю дверь своей спальни. Ёбаный Русский! Каждый раз, когда я думаю, что контролирую ситуацию, он выводит меня из себя.
Он трахнул меня пистолетом — заряженным пистолетом, — и мне это понравилось. Я хотела этого! Чёрт, я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь была так возбуждена, так отчаянно нуждалась в мужчине. Секс — моё оружие, но он так легко обращает его против меня. Я закрываю глаза, представляя, как он сжимает свой член, как его мышцы напрягаются и выпирают под кожей. Свирепый, но полностью контролируемый взгляд его глаз, когда он наблюдал, как я разваливаюсь на части на полу лимузина.
Мои глаза резко открываются, и я разочарованно стону, плюхаясь на кровать. Предполагалось, что я должна сблизиться с ним так же, как сблизилась с Хесусом. Богомол же блядь ни за что не попадает в собственную ловушку. Он играет со мной так же жёстко, как и я с ним, но мне есть что терять. Мне нужно сломить его. Мне нужно ослабить дьявола.
Я встаю и подхожу к шкафу, натягивая через голову шёлковую ночнушку. Она едва достаёт мне до верхней части бедра, и как бы мне ни было всё равно, я не могу быть слишком очевидной. Ронан Коул не из тех, кто бросается на очевидность. Поэтому, я надеваю шёлковый халат и завязываю его на талии, прежде чем выйти из комнаты и спуститься по лестнице.
Низкий женский голос, говорящий по-русски, разносится по фойе, и я иду на этот звук к двери гостиной. Вот он сидит со стаканом бренди в одной руке и сигарой в другой. Я вхожу в комнату и направляюсь прямо мимо него к шкафчику с напитками в углу. Его глаза прожигают дыру в моей спине, пока я наливаю напиток, и я смотрю на деревянный сервант, где всего несколько дней назад сидела и трогала себя для него. Я ухмыляюсь его напряжённому контролю.
Он не прикоснётся ко мне? Это мы ещё посмотрим.
Я хочу выведать все его грязные секреты один за другим и использовать их против него.
Когда я оборачиваюсь, его взгляд прикован к телевизору.
— Какой хаос учинил сегодня? — спрашиваю я в шутку.
— Я бы не назвал похороны премьер-министра хаосом.
Я пересекаю комнату и сажусь на диван в паре футов от него, скрестив ноги.
— Знаешь, идти на похороны человека, которого ты убил, должно быть, дурное предзнаменование. — Я выпиваю напиток, опустошая его одним глотком.
Его взгляд блуждает от бокала в моей руке к бутылке на серванте.
— Это мой фирменный бренди, который ты так небрежно пьёшь…
Я закатываю глаза.
— Если ты собираешься пить, то пей. Не потягивай его, как слабак.
— Хороший бренди предназначен для того, чтобы его смаковали.
— Ага. — Я встаю на ноги и возвращаюсь к серванту, беру хрустальный графин с его драгоценным бренди. Я снимаю крышку и возвращаюсь к дивану, наливая немного в свой бокал.
Он смотрит на меня, прежде чем выхватить графин из моих рук.
— Вполне возможно, что ты самое близкое существо к дикарю, с которым я когда-либо сталкивался.
— О, Русский, — смеюсь я. — Не притворяйся, что тебе не нравятся немного дикие вещи. — С самодовольной улыбкой я поднимаю свой бокал и выпиваю содержимое, не сводя с него глаз. — Расслабься, — говорю я.
Он делает жест в сторону телевизора и проводит рукой по пиджаку спереди.
— Я итак расслаблен.
Я бросаю взгляд на телевизор. Я не понимаю, о чём они говорят, но по экрану прокручиваются изображения фабрики с китайскими надписями и ракетами.
— Я слышала, ты увлекаешься оружием. — Я прищуриваю глаза. — Рисковый бизнес.
Его глаза вспыхивают от восторга.
— Мне нравится их сила. Страх, который они внушают.
— А-га. Я предпочитаю не привлекать внимания всех правительственных учреждений в мире. Держу пари, у американцев огромный стояк на тебя — русского дилера оружия. — Я не могу не рассмеяться.
— Мы с ФБР в таких отношениях, — он скрещивает пальцы вместе в улыбке.
Он ведь шутит, верно?
Его глаза не отрываются от моих.
Чёрт возьми, я так не думаю.
— Просто… — я указываю на него и качаю головой. — Мне нужно выпить. — Я двигаюсь, чтобы схватить графин бренди, но Ронан лишь хватает меня за горло, удерживая на расстоянии вытянутой руки.
— Больше никакого моего праздничного бренди. — Он кивает в сторону серванта. — Бери столько русской водки, сколько захочешь.
Я корчу гримасу.
— За кого ты меня принимаешь? За Русскую? Кто, чёрт возьми, пьёт водку? — говорю я, вставая. Я подхожу к шкафчику, открываю графин и нюхаю. — Божечки, воняет бензином. — Я наливаю немного в бокал и, поморщившись, выпиваю.
Он качает головой.
— Ты планируешь напиться?
— Я застряла здесь с твоей очаровательной компанией в грёбаном замке Дракулы. Как ты думаешь? — я снисходительно наливаю ещё один бокал.
Он проводит рукой по лицу, прежде чем подняться с дивана и направиться ко мне. Он берёт водку, наливает ещё, затем закупоривает бутылку.
— Ты не можешь завтра страдать от похмелья.
— Почему? — я вздыхаю. — Планируешь ещё одно покушение?
— У меня церемония открытия в Детской больнице, — улыбается он. — Открывается новое отделение трансплантации костного мозга имени Ронана Коула.
Я непонимающе смотрю на него.
— Вот теперь ты шутишь… — я откидываю голову назад и делаю глубокий вдох. — Чёрт, я даже не знаю, что сказать.
— Думаю, синее платье прекрасно подошло бы для завтрашнего дня.
— Есть ли у меня выбор? Благотворительность и святое поведение… на самом деле это не моё.
Тихий смешок срывается с его губ.
— Для тебя больше не существует такого понятия, как выбор. — Его палец проводит по моей щеке.
— Ну пожа-а-алуйста. — Он хмуро смотрит на меня. — Повторяю, — говорю я. — Пожа-а-алуйста. — Ещё сильнее хмуриться. Я не могу удержаться от улыбки. Его челюсть подёргивается, и я нахожу это сексуальнее, чем хотелось бы.
— Развлечение, которое ты мне доставляешь, быстро проходит.
Я пожимаю плечами.
— Я бы сказала то же самое, но ты наименее весёлый человек из всех, кого я когда-либо встречала. — Я знаю, что давлю на него. Не уверена, нравятся ли мне острые ощущения, чувство опасности, или я хочу посмотреть, смогу ли заставить его огрызнуться и убить меня. Он говорит, что я жива только для его развлечения, но мы оба знаем, что это неправда. Это ещё не всё. Я окидываю взглядом его дорогой костюм. Может быть, он такой же, как и все остальные. Возможно, он просто хочет трахнуть меня. — Почему тебе нужно, чтобы я пошла? — спрашиваю я.
— Потому что такой мужчина, как я, не появляется в одиночестве, а твоя красота мне идёт. — Он достаёт из буфета свой фирменный бренди.
— Что ж, я так рада, что попала в твой постоянно растущий гарем. — Я наклоняю голову. — Прямо по соседству с женой российского президента. — Я кладу руку себе на грудь. — Мой папочка был бы так горд.
Лёгкая ухмылка растягивается на его губах.
— Будь готова к десяти, — говорит Ронан, поворачиваясь ко мне спиной. Меня оставили без внимания.
***
Я стою на возвышении, откуда открывается вид на толпу обычных людей «белых воротничков». Члены правления и врачи жмутся поближе к сцене, улыбаясь Ронану.
Если бы только они знали…
Он произносит какую-то речь по-русски, и они аплодируют ему. Он поворачивается ко мне с широкой улыбкой, и вспыхивают камеры. Я притворно улыбаюсь, наблюдая, как он перерезает бледно-голубую ленту золотыми ножницами. Люди снова хлопают, и Ронан пожимает несколько рук, прежде чем подойти ко мне и положить руку мне на талию, в то время как его губы касаются моей щеки.
— Улыбнись, Красивая. — Он поворачивается к толпе, в то время как камеры продолжают делать снимки.
Я изображаю минутную застенчивость и слегка прижимаюсь лицом к его груди.
— У меня, блядь, уже лицо болит, Русский.
— Ах, но фотографии будут так красиво смотреться в газетах. Люди могут даже подумать, что ты цивилизованная женщина.
Я продолжаю улыбаться сквозь стиснутые зубы.
— И люди будут думать, что ты второе пришествие Матери Терезы, а не парень, который, вероятно, замышлял её смерть с неизвестными целями.
Он смотрит на меня и улыбается.
— Мне нравилась Мать Тереза.
— Так и знала. — Я прищуриваюсь, глядя на него. — Я знала, что она продажна. Никто не может быть настолько чертовски праведным.
Он смеётся, собственнически кладёт руку мне на талию и уводит со сцены. Люди останавливают его то тут то там, пожимают ему руку и поют дифирамбы, пока, наконец, мы не выходим на улицу. Машина ждёт на кольцевой развязке, её водитель придерживает дверцу. Я забираюсь внутрь, и Ронан садится рядом со мной, всё ещё улыбаясь людям, собирающимся снаружи, когда дверь закрывается. Машина отъезжает, и он на выдохе откидывает голову на спинку сиденья.
— Как ты это делаешь? — стону я. — Все эти улыбки, хрень и грёбаные любезности.
— Мне скорее нравится эта театральность. Манипуляция с нанесением одной маски на другую и ещё на одну, пока на меня не будут смотреть не иначе как на святого или дьявола, в зависимости от того, кого ты спросишь.
Я фыркаю.
— Ты не настолько хорош, Ронан. Дьявол не может спрятать свои рога.
— У дьявола нет рогов, маленькая кошечка.
— Нет, очевидно, он носит костюм, сшитый на заказ.
Его глаза блестят.
— Вполне возможно, что ты самая забавная заложница, которая у меня когда-либо была. Поздравляю!
Я нацепляю на лицо милую улыбку.
— Ты мудак, ты знаешь это? — он, конечно, игнорирует меня.
Город проплывает за окном, и мне интересно, как долго он продержит меня у себя. Сколько ещё мне нужно времени, чтобы придумать способ уничтожить его? Мы едем через весь город, и машина замедляет ход, останавливаясь перед рестораном, снаружи которого слоняются группы бизнесменов.
Водитель открывает дверь, и мы оба выходим, направляясь в ресторан. Молодой администратор встречает нас в дверях с напряжённой улыбкой. Не говоря ни слова, она проводит нас в отдельную комнату в задней части здания. Ронан останавливается в дверях и качает головой, говоря ей что-то по-русски. Она застывает и бледнеет, прежде чем развернуться на каблуках и повести нас в главный ресторан. Он буквально вселяет в людей страх Божий, и я не буду притворяться, что наблюдать за этим неинтересно.
Администратор раскладывает меню на столике у окна. Ронан отодвигает мой стул, и она ошеломлённо смотрит на меня. Думаю, он не часто приглашает женщин на ланч… Он что-то ей говорит, и она поспешно уходит. Нахмурившись, я сажусь на своё место, и он пододвигает стул, прежде чем сесть напротив меня. Кладёт салфетку на колени и одаривает меня ослепительной улыбкой. В ответ мой желудок слегка сжимается. К чёрту его и его лицо, достойное модели.
— Почему мы здесь? Ты с кем-то встречаешься? — спрашиваю я, но тут всего два стула.
Он бросает взгляд на часы.
— Уже полдень.
— И? Ты не нападаешь с пассивно-агрессивными угрозами до пяти?
— Сейчас время обеда. — Он замолкает. — Мы обедаем.
Я морщу нос.
— Мы обедаем… в ресторане… типа свидание?
Широкая улыбка появляется на его губах.
— Именно так.
Я откидываюсь на спинку стула и барабаню ногтями по накрахмаленной белой скатерти.
— Дай угадаю, президент и его супруга должны прибыть с минуты на минуту?
— Нет.
Что, чёрт возьми, он задумал на этот раз?
Он всегда что-то замышляет. Я не возражаю быть частью его планов, если я знаю, в чём они заключаются, или, по крайней мере, смутно представляю, в чём их смысл, но мне не нравится не знать чьих-то мотивов. Напевая себе под нос, он берёт меню, и я переключаю своё внимание на то, что лежит передо мной. Всё написано ёбанными иероглифами.
Подходит официантка с бутылкой вина и наливает два бокала. Ронан закрывает меню и складывает руки на столе перед собой, разговаривая с ней, я думаю, делая заказ. Я тычу пальцем в случайный пункт меню и показываю официантке. Она меня не замечает.
— Я заказал за тебя, — говорит он, когда официантка берёт меню и исчезает.
Я закатываю глаза.
— Ну конечно же.
Он тянется через стол и берёт мою руку.
— Итак, дорогая Камилла, что самое худшее, что когда-либо случалось с тобой? — я свирепо смотрю на него и пытаюсь выдернуть руку, но его хватка становится болезненной. — Оставь руку, — приказывает он.
— Не твоё дело, — я прищуриваюсь, глядя на него, — Русский.
Он убирает свою руку от моей.
— Предполагаю, для тебя это больная тема, что даже твой собственный отец не спас тебя. Человечность тьмы может быть ужасно трудной для восприятия.
Откуда он всё знает?
— Мой отец был деловым человеком. — Я вздёргиваю подбородок. — Я не какая-то светская девица, Русский. Я не нуждаюсь в спасении. В конце концов, темнота — это то, что делает людей такими как ты и я, не так ли?
— Так и есть. — Он достаёт из кармана пиджака сигару и закуривает её. — Я нахожу темноту, — он делает длинную затяжку, — довольно возбуждающей.
— А что насчёт твоего отца, Ронан? Как он умер? — если он хочет ткнуть меня в больное место, то я ткну его.
В его глазах появляется лёгкий огонёк, как будто чиркают спичкой, и едва заметная улыбка изгибает его губы.
— Он был зверски убит. — Его палец проводит по шее, имитируя порез ножом. — Ему перерезали горло от уха до уха.
Я делаю глоток вина, внимательно наблюдая за ним.
— Очень надеюсь, что ты нашёл человека, который это сделал.
— Ох… Нашёл. — Он берёт нож со стола, проводит пальцами по его лезвию. — Дело в том, что властью, Камилла, могут управлять только очень плохие люди, а мой отец только думал, что он плохой человек. У него было слишком много… — он вонзает нож в стол, и я подпрыгиваю, — сердца.
— Ты убил его? — я выдыхаю, удивлённая волной жалости, которая захлёстывает меня. Мой отец был плохим во всех смыслах этого слова, но я любила его, уважала. Мир Ронана сводится к противостоянию силы и слабости. Сильные против бессильных. Я в восторге от этого, но в каком-то смысле это трагично.
— Это был просто бизнес. — Садистская ухмылка расползается по его губам, и я вижу, что для него это именно так. Он изучает меня, эти холодные голубые глаза сверлят меня насквозь, как будто хотят разорвать на части кусочек за кусочком. — Такие люди, как мы с тобой, восстают из пепла, — произносит он. — Именно когда человек находится в самом низу, он находит в себе стремление стать великим, не так ли?
— Мой отец часто говорил, что человек должен упасть лицом в грязь, прежде чем по-настоящему найти себя. Он либо будет лежать там, либо найдёт волю, подобно которой он никогда не знал. — Я знаю по собственному опыту, насколько верно это утверждение. — Но я не могу себе представить, что ты когда-либо был в грязи, Русский.
Он вновь затягивается сигарой.
— Я действительно пришёл с очень скромных начал. Но не ты.
Я бросаю взгляд на его дорогой костюм. Я знаю, что он делает — он хочет что-то узнать обо мне, потому что знание — это сила. Я хочу закрыть эту тему, но мне также нужно узнать о нём побольше, поэтому я предлагаю предварительную сделку. Вдыхая, пока его глаза держат меня в плену, я приподнимаю губы.
— Не-а. Наркота и кровь хорошо оплачиваются. Мой отец управлял всем этим, он начал ещё в те времена, когда кокаин даже не касался американской земли. — Я пожимаю плечами и провожу пальцем по донышку своего бокала с вином.
— Как бы он гордился, узнав, что его дочь руководит картелем Хуареса, а не его единственный оставшийся в живых сын.
— У Габриэля не хватило духу сделать то, что нужно было сделать в те дни, — осторожно говорю я.
— Похоже, у него всё ещё не хватает духу.
— Возможно. — Я бросаю взгляд на Ронана. — Или, возможно, ты его недооцениваешь.
— Ну же, Камилла. — Понимающая улыбка появляется на его губах, когда он поднимает сигару.
— Габриэль такой и есть… временами он эксцентричен.
— Я не хочу говорить о твоём брате или моём картеле, — говорит он. — Только о тебе.
Я вздыхаю и постукиваю ногтем по столешнице.
— Что бы ты хотел знать обо мне? — спрашиваю я сквозь стиснутые зубы, моё терпение быстро иссякает.
— Почему огонь?
Я прищуриваю глаза.
— А почему бы и нет?
— Я не пропустил мимо ушей, когда ты сказала, что в этом есть что-то священное, Красивая. И я плохо переношу ложь.
— Я не лгала, — отвечаю я. Ронан приподнимает бровь. Ожидает.
Глубоко вздохнув, я на мгновение наклоняю голову вперёд и позволяю воспоминаниям, которые я стараюсь держать похороненными, всплыть на поверхность.
— В первый раз, когда меня схватили враги моего отца, — говорю я, — мне было четырнадцать. Невинная. Наивная. И ты прав, он пришёл не за мной. Они насиловали меня, пытали и сжигали… — я саркастически улыбаюсь. — Это что-то сотворило со мной. Уничтожило меня, но, как ты говоришь, я восстала из пепла более сильной, очищенной, если хочешь. Мне не нужно было, чтобы мой отец спасал меня. Я сбежала и сожгла тот дом дотла вместе с моими похитителями внутри, так что да, он могущественный и священный.
— Понято. — Ронан затягивается сигарой, в его глазах пляшет болезненное понимание, прежде чем он замолкает.
Из ниоткуда появляется официантка и ставит наши тарелки на стол, и мы едим в тишине, классическая музыка разносится по ресторану, создавая ироничную музыкальную тему для нашего обеда. Через несколько минут я кладу нож и вилку на свою тарелку с недоеденной едой.
— Почему картель? — говорю я. — Мы оба знаем, что тебе не нужна ничья помощь. — Этот вопрос гложет меня с тех пор, как он забрал меня. Картель могущественен, но Ронан Коул ведёт совершенно другую игру. В этом нет никакого смысла, и всё же я знаю его достаточно, чтобы понимать, что Ронан ничего не делает без причины. Я прищуриваю глаза и делаю ещё один глоток вина. — Хесус рассказал мне о земле, которую пытался купить «тот Русский»…
Он промокает рот салфеткой.
— Я подумал, что это было бы прекрасное место для загородного дома, с его прекрасным озером и жужжащими насекомыми. — Он ухмыляется.
Лёгкий трепет пронизывает мою грудь, ощущение того, что я застала противника врасплох.
— Без сомнения. Очевидно, ты жаждешь более тёплого климата. — Я никогда не видела, чтобы кто-то чувствовал себя в этой замёрзшей пустоши как дома больше, чем этот ублюдок. Там, в том озере, что-то есть. Что-то, чего ему достаточно нужно, чтобы уничтожить целый картель. Ронан откусывает кусочек стейка, и остальная часть обеда проходит без лишних слов.
Официантка приносит счёт. Ронан бросает пачку рублей на стол, вскакивает на ноги и уходит, едва взглянув в мою сторону. Я следую за ним к выходу из ресторана, потому что, что ещё мне оставалось делать? Ледяной воздух обвивает меня, как только я выхожу на улицу. Я прижимаю подбородок к груди, пытаясь согреться, и натыкаюсь на что-то твёрдое. Ронан резко оборачивается и заключает меня в объятия. На секунду я напрягаюсь. Он сияет, прежде чем крепко обхватить меня рукой за поясницу. Его губы касаются моей щеки, его тёплое дыхание овевает мою холодную кожу. Я чувствую, словно получаю удар хлыстом от его горячих и холодных эмоций.
— Я никогда не пробовал такой сладкой киски, как у тебя, — шепчет он мне в шею. — И то, как краснеют твои щёки, когда ты кончаешь… это божественно.
Моё сердце бешено колотится в груди, когда я медленно поднимаю взгляд. Его голубые глаза пригвоздили меня к месту, когда он провёл кончиками пальцев по моей щеке.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я в замешательстве.
Он отвечает с ухмылкой, которая является чистым грехом, затем наклоняется, пока его губы не оказываются всего в одном дыхании от моих.
— Улыбнись в камеру, маленькая кошечка. — Камера? Боже, какой же он осёл. Я толкаю его в грудь, но он отказывается меня отпускать. — Давай не будем ссориться, — говорит он.
— Пошёл ты нахуй, Русский! — Мне удаётся вырваться от него и броситься к машине, но он стоит за мной, смеясь. Водитель спешит ко мне и открывает дверь. Я забираюсь внутрь, за мной следует Ронан, и дверь захлопывается. — Знаешь, — я села, — я не против, чтобы меня использовали, но небольшое ебучее предупреждение, прежде чем ты атакуешь меня на улице, было бы неплохо. — Сердитый выдох вырывается из моих лёгких, но, конечно же, Ронан меня не замечает.
Я хочу подобраться поближе. Мне нужно, чтобы он хотел меня. Искренне хотел меня. Мы оба запутались в схемах поверх схем. Он использует меня, я использую его. Здесь нет никаких линий, только чернильно-чёрные пятна, маскирующиеся под какую-то форму цивилизованной войны.
Так что, похоже, здесь нет никакой чести, лишь грязная тактика.