РОНАН
12 лет спустя
«I Don't Care» — Apocalyptica, Adam Gontier (трек)
Виолончелист в углу бального зала играет унылую мелодию. Женщины в роскошных платьях порхают по залу, в то время как мужчины в смокингах следят за каждым их движением. Честно говоря, я ненавижу формальности политических кампаний. В конце концов, всё это шоу, силовая игра. По иронии судьбы, ни один из людей в этом зале по-настоящему не обладает властью. Ибо человек, стоящий у власти, должен быть самым совершенным из злодеев, а бессердечная сила — единственная существующая абсолютная власть.
Премьер-министр Василий отходит в сторону, и я замечаю Анастасию, цепляющуюся за руку Николая Деревичи. Пряди светлых волос обрамляют её элегантное лицо. Её платье сидит как раз впору. Боже мой, она — воплощение утончённой женщины… по крайней мере, на бумаге. Она смотрит на меня, лёгкий румянец окрашивает её бледные щеки, прежде чем Николай наклоняется, чтобы прошептать что-то ей на ухо. Он отходит в сторону вместе с группой мужчин. Я отворачиваюсь, потягивая мягкое шардоне, потому что знаю, что Ана может подойти сюда в любой момент. Она такая предсказуемая. Как обыденно.
Через несколько секунд нежная рука касается моего плеча.
— Ронан? — шепчет Анастасия. Её пальцы скользят по моей руке, когда она появляется в поле моего зрения. — Где ты был?
— Ты не должна прикасаться ко мне на людях, Ана.
Я подношу бокал вина к губам, кивая через весь зал в сторону Николая, её мужа и президента России. Я заставляю себя наморщить лоб, как будто он меня беспокоит. Враньё. Это он должен беспокоиться обо мне.
— Ты нужен мне, Ронан. — Её взгляд скользит по моему телу. — Я жажду тебя.
Я вдыхаю, притворяясь, что разрываюсь на части.
— Ах, Анастасия… Осторожнее. — Взгляд Николая устремляется в нашу сторону. Лёгкая ухмылка играет на моих губах, когда наши взгляды встречаются через всю комнату — двое мужчин, борющихся за любовь одной женщины. Так напряжённо.
— Ронан… — скулит Анастасия.
Отчаяние — столь непривлекательное качество, которым обладает девушка. Дело не в том, что я хочу Анастасию, а в том, что она мне нужна. Каждый мой шаг спланирован, просчитан, и Анастасия — лишь фрагмент головоломки, на создание которой я потратил последние семь лет. Итак, я улыбаюсь и прикусываю губу, как будто сдерживаюсь, чтобы не вывести её в коридор и не трахнуть.
— Не здесь, — шепчу я, прежде чем отойти в сторону, направляясь во внутренний дворик.
Холодный воздух и шквал снега встречают меня, когда я открываю дверь. Я останавливаюсь в дверях, чтобы вытащить сигару из нагрудного кармана и прикурить её. Дым клубится перед моим лицом, когда я смотрю на огни Москвы, усеивающие горизонт. Интересно, на что это будет похоже, когда всё это станет моим? Улыбаясь при этой мысли, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть в окно, как все маленькие марионетки танцуют на моих ниточках, о которых они даже не подозревают.
Моя челюсть сжимается, когда я замечаю Ивана Менова, разговаривающего с Николаем. Мой пульс учащается. Когда Иван замечает, что я наблюдаю за ним, на его губах появляется неловкая улыбка. Он пожимает руку Николая, проводит пальцами по волосам и направляется к двери. Как только Иван ступает ногой на снег, он вздрагивает.
— Сегодня холодно, — говорит он.
Я медленно затягиваюсь сигарой, ярко-красный отблеск уголька отбрасывает тени на его лицо. Я не говорю ни слова. Я вижу беспокойство, появляющееся на его нахмуренном лбу. Страх подобен крови в воде, он манит меня. Он вызывает во мне выброс адреналина, разжигая жажду насилия.
— Ещё одна партия отправляется в Пакистан в эту пятницу, — произносит он.
Смеясь, я выдыхаю дым прямо ему в лицо, и он кашляет. У этого человека хватает наглости подходить ко мне? Я знаю, что его люди перехватывали поставки моих боеприпасов на Ближний Восток. И я не уверен, храбрый он или просто тупой, вот почему я не приказал его убить. Ещё. Глупость требует гуманной формы смерти, но храбрость — тсс, тсс.
— Мистер Коул, — говорит он. — Груз.
— Скажи мне, Иван. Ты что, принимаешь меня за глупца?
— Нет, конечно, нет. — В его голосе слышится лёгкая дрожь. Бедная душонка.
Я протягиваю свою сигару Ивану, и его лоб морщится от замешательства, прежде чем щёки белеют. Он заикается на непонятных словах. Глупость иногда действительно приводит людей к таким неприятностям… Я делаю один шаг к нему и прижимаюсь губами так близко к его уху, что чувствую тепло его кожи, запах дешёвого лосьона после бритья, которым он облил себя.
— Я знаю, что ты сделал, Иван. Наслаждайся этой сигарой, она будет твоей последней.
Он роняет сигару, а когда поворачивается, чтобы бежать, Игорь уже преграждает ему путь. Сцепив руки вместе, я отступаю в сторону. При нажатии на спусковой крючок из глушителя вырывается лишь небольшой хлопок воздуха, и Иван падает лицом в кучу снега у дверного проёма. Я улыбаюсь, потому что брызги крови и вправду выглядят довольно празднично.
Я поправляю свой костюм и перешагиваю через тело, возвращаясь в тепло вечеринки. В конце концов, выглядело бы подозрительно, если бы я ушёл так внезапно, не так ли? Возможно, я ненавижу тонкости этих политических кампаний, но мне так нравятся иногда связанные с ними деловые отношения. Несколько человек останавливают меня, чтобы поговорить, и я подчиняюсь, в конце концов извиняясь. Я беру бокал вина и прислоняюсь к дальней стене в ожидании.
Квартет продолжает играть, а затем какой-то мужчина кричит. Я поднимаю взгляд как раз в тот момент, когда он вбегает со стороны патио, и моё тело трепещет от предвкушения.
— В человека стреляли! — кричит он. Женщины визжат, мужчины снуют вокруг, прижимая к ушам сотовые телефоны. Вокруг Ивана, лежащего в луже крови, поднимается настоящий переполох, а я просто стою, совершенно позабавленный всем этим. Смерть — естественная часть жизни. Не понимаю, почему все так расстраиваются. Мои наблюдения прерывает вибрация телефона в кармане брюк. Я достаю его и прикладываю к уху.
— Да?
— Хесус не принял наше предложение, — говорит Борис.
Моя челюсть дёргается, а пульс тикает, тикает, тикает быстрее, отдаваясь в горле.
— Прости. Что ты сказал, Борис?
— Он не продаст землю.
Я смотрю через всю комнату на Анастасию, которая цепляется за руку своего жалкого мужа.
— Купи мне билет на самолёт до Мексики. Сейчас же, — велю я, прежде чем повесить трубку, засовываю телефон в карман и ухожу с вечеринки, прижав кулаки к бокам.
У меня есть дела, которыми я должен заняться.
***
На следующее утро я сижу за столом Хесуса Гарсии, рядом со мной Игорь и Борис. Я смотрю на часы, прежде чем выглянуть в окно на пустынный пейзаж. Пустынные холмы Хуареса, кажется, тянутся бесконечно, раскалённые и выжженные солнцем.
Я решил, что ненавижу Мексику. Я ненавижу картели за отсутствие утончённости и уважения, которыми они не обладают. Они не более чем дикари с боеприпасами, но, к несчастью для меня, картель Синалоа владеет землёй, в которой я очень нуждаюсь. Может быть, когда я покончу с этим, я сотру с лица земли весь их город Хуарес. Может быть…
Дверь в кабинет со скрипом открывается, и входит Хесус, одетый в дешёвый костюм. Несколько мужчин с пистолетами в руках следуют за ним в комнату. Картели и их оружие… Чернильно-чёрные волосы Хесуса зачёсаны назад, а на лбу у него постоянная складка. Его взгляд останавливается на мне, когда он заходит за свой стол и садится.
— Я не заключаю сделок с русскими. — Он улыбается, и я ожидаю, что на свету блеснёт золотой зуб, но этого не происходит. Какое огромное разочарование.
— Четыре миллиона долларов, — произношу я, поправляя запонки. — Я дам вам четыре миллиона долларов за землю вокруг Лаго Эстрельядо.
— Нет. — Он берёт недокуренную сигару из пепельницы на своём столе и подкуривает её.
Я смотрю на него, уголок моих губ приподнимается в раздражённой улыбке.
— Не думаю, что вы понимаете, с какой щедростью я делаю вам это предложение.
— Мне насрать на твою щедрость. — Хесус широко улыбается. — Как я уже сказал, я не заключаю сделок с русскими.
Мой пульс стучит у меня на шее, кровь приливает к лицу.
— Я предполагаю, что ты не понимаешь, с кем имеешь дело, и я дам тебе ещё одну возможность принять мудрое решение, друг мой.
— Я знаю, кто ты такой, и мне насрать!
Закрыв глаза, я делаю глубокий вдох. Я не принимаю отказов. Никогда. Я открываю глаза и встаю со своего места, бросив мимолётный взгляд на Хесуса, направляясь к двери его кабинета. Я старался быть милым, правда старался.
Итак, что же с ним делать? Убийство — это так скучно, и, если Хесуса убьют без стратегического планирования, другой лидер просто займёт его место. Я любитель театральности, празднеств, поэтому просто сыграю небольшую партию в шахматы. Натравить картель на картель, сидеть сложа руки и наблюдать за бойней, как император на шоу гладиаторов. А потом, когда Рим будет лежать в руинах, я нападу и заберу свою землю. Бесплатно.
Как только мы садимся в машину, я бросаю взгляд на Игоря.
— Узнай всё, что сможешь, о картелях Хуареса и Габриэле Эстраде, хорошо, Игорь? Нет ничего лучше, чем если Хесуса уничтожит его собственный враг.