— Вероятно, лучше задать этот вопрос Оливеру.
— Неужели? — я не скрываю своего удивления. Старший Кенсингтон похож на тот тип людей, которые не переступают черту.
Крю читает это на моем лице.
— Я не знаю наверняка. Только то, что он был здесь, пока папы не было в городе.
— Тебя это удивляет?
— И да, и нет, — Крю вздыхает. — Он старается этого не показывать, но… — он жестом указывает между мной и собой. — Это должен быть он. Жениться первым, стать генеральным директором и все такое.
Мое лицо остается нейтральным, когда я спрашиваю:
— Ты думаешь, он может что-то сделать? Посеять раздор в совете директоров?
— Нет, я так не думаю. Оливер рационален, может быть, даже слишком. Он видит общую картину. Не думаю, что он хочет жениться. Я даже не уверен, хочет ли он унаследовать должность генерального директора. Это принцип… все должно принадлежать ему.
Незнакомое чувство вины скручивает мой желудок. В шестнадцать лет я не думала об этом под таким углом. Я не думала о других людях, на которых повлияло бы мое импульсивное требование — то, что я использовала ту малую власть, которая у меня была. Расходуя то небольшое количество энергии, которое у меня было.
— Ты хочешь этого? — спрашиваю я.
Он наклоняет голову, чтобы лучше рассмотреть меня. Я слышала сплетни о властности Крю. Его внешности. Его уверенности. Люди мало говорят о его интеллекте. Глубина его глаз, в которую я сейчас смотрю, внезапно кажется главным его достоинством. Он видит меня, видит меня насквозь. Сквозь защиту, которая не пускает всех остальных.
Выбор — это роскошь, которую мы не можем себе позволить. Я понимаю, что он может подумать, что я спрашиваю о другом, нежели о том, что имела в виду.
— Быть генеральный директором, — уточняю.
У него нет выбора, когда дело касается меня. Больше нет. Объявления были сделаны. Организация уже идет полным ходом. Для любого из нас было бы скандалом шокирующего масштаба отказаться от этого брака сейчас — удар по репутации обеих наших семей. Это не должно иметь значения — не должно меня беспокоить, — что у него больше нет других вариантов.
— Да, хочу, — подтверждает он.
Громкий хруст очередного укуса подчеркивает это заявление.
— Отлично, — мой голос полон фальшивой радости и настоящего сарказма. — Мы должны вернуться. Все будут гадать, где мы.
— Они, наверное, думают, что мы уже утопили друг друга в бассейне.
Я бросаю на его очаровательную улыбку и полный отвращения взгляд в ответ.
— На самом деле, мы пока не можем вернуться.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что мы пока не можем вернуться?
— Мне нужно тебе кое-что отдать.
— О, — я понимаю, о чем он говорит, затем бросаю взгляд на полки, уставленные разноцветными банками и коробками. — Здесь, в кладовке?
— Не думаю, что струнный квартет или башня из шампанского подойдут.
Черт возьми. Я думаю, что минимальное число наблюдателей — это мой подход, и мы с Крю на одной волне. Если у него запланирована какая-то сложная речь с предложением, я, наверное, начну смеяться. Делать вид, что это нечто такое, чем на самом деле не является правдой, и мне это неинтересно, особенно когда мы одни.
Какое бы выражение лица у меня ни было, оно вызывает у него гримасу, очень похожую на веселье.
— Да, я так и думал.
— Думал о чем?
— Пошли, — Крю выходит из кладовой. Мы возвращаемся по нашим следам обратно в тот же зал с видом на бассейн и двор.
Он подходит к лестнице слева. Я молча следую за ним. Вверх по лестнице, по устланному ковром коридору и в большую комнату со стенами из темного дерева и старыми книгами. В воздухе витает затхлость, которая пахнет отталкивающе. Здесь не очень уютно, но и не похоже на музей, как в остальной части особняка, за исключением кладовой.
Я прослеживаю узоры на витражах, пока Крю подходит к картине с изображением вазы с фруктами на стене. Он снимает ее, обнажая переднюю часть сейфа. Я продолжаю осматривать комнату, украдкой поглядывая на него.
Раздается контрольный звуковой сигнал. Дверца сейфа открывается и закрывается. Картина возвращается на свое место. Крю направляется ко мне. В поле зрения нет ничего, что можно было бы назвать помпезностью.
Здесь достаточно отстраненно, обыденно. Признак приверженности, основанной только на бизнесе. В этом моменте нет ничего романтичного — пыльные книги, затхлый воздух, пустое выражение лица Крю, — но мой пульс все равно учащается. Я чувствую что-то, когда ничего не должна чувствовать.
Головокружение.
Предвкушение.
Интерес.
Вместо этого я пытаюсь притвориться, что нахожусь здесь с Оливером Кенсингтоном. Если бы ко мне приближался старший брат Крю, меня бы это не беспокоило. Я бы не стала мысленно измерять разделяющие нас сантиметры, которые неуклонно сокращаются.
«Может быть, я испортила свою жизнь, согласившись на это», — внезапно осознаю я.
Крю останавливается менее чем в полуметре от меня. По моим подсчётам, тридцать сантиметров.
— Вот.
Я смотрю на маленькую черную коробочку, которую он только что положил мне на ладонь. Один взгляд на его лицо — это все, что я позволяю себе, прежде чем открыть ее. На меня смотрит огромный бриллиант, окруженный более мелкие камнями. Оно выглядит дорогим, но не кричит об этом. Оно — неподвластная времени классика. Что-то, что я бы выбрала для себя.
— Оно прекрасно, — честно говорю я.
Крю не делает какие-то движений, поэтому я достаю кольцо из коробки и надеваю его на палец. Кольцо кажется тяжелым, незнакомым. Если бы я сняла его прямо сейчас, я бы все еще чувствовала его стойкое ощущение на своей коже, как клеймо.
Скарлетт Кенсингтон. Я прокручиваю в уме фамилию будущего мужа, пытаясь привыкнуть к ней так же, как мне придется привыкать носить на руке сверкающее напоминание о Крю
На этот раз я понятия не имею, что еще сказать. Спасибо? Это кольцо, без сомнения, стоило дорого. Но он купил его не потому, что хотел или потому, что я этого хотела. Я не раздаю благодарности и извинения так просто, как это делает большинство людей.
— Ужин скоро будет подан.
Я киваю. Нет никаких причин чувствовать себя ущемленной. Он ведет себя именно так, как я ожидала от него с самого начала: холодно и отстраненно. Как я хотела, чтобы он вел себя. Если бы он не согласился изменить наш брачный контракт, чтобы я сохранила полный контроль над своим журналом, и не накормил меня печеньем в шоколаде, я бы не боролась со странным желанием спросить его, что не так прямо сейчас.
С точки зрения Крю, я — приз.