Я неловко ерзаю под тяжестью этого вопроса.
— Не знаю. Ребенок, — он делает глоток воды, все это время изучая меня. Я пытаюсь сдержаться от вопроса, но он все равно вырывается наружу. — Зачем спрашиваешь?
Его ответ звучит мгновенно.
— Я хочу дать тебе все, что ты хочешь.
Этот голубой взгляд должен сопровождаться предупреждающей надписью. Он проникает в каждый сантиметр моего тела, оставляя после себя клеймо. Я ожидала, что чувства к нему достигнут предела. Вместо этого они, кажется, распространяются подобно лесному пожару, который невозможно сдержать.
Официантка выбирает этот момент, чтобы снова появиться, суетясь над нашими пустыми тарелками и болтая о десерте, одновременно привлекая внимание Крю. Он не смотрит на нее. Я прерываю зрительный контакт, чтобы изучить улицу.
Чего я хочу, так это… его. Жизнь, которую мы строим вместе с собакой, ребенком и шутками, понятными только нам. Я хочу этого так сильно, что это пугает меня.
Я лучше ничего не получу, чем получу все… но без него.
Только когда Крю вылезает из машины вслед за мной, я понимаю, что он не собирается возвращаться в офис. Он вынудил меня признать, что я могу сделать все, что мне нужно, из пентхауса, а не из своего офиса, поэтому мы приехали сюда после окончания обеда.
— Ты можешь вернуться к работе, — говорю я ему, заходя в лифт.
— Мне и здесь хорошо, — отвечает он, следуя за мной.
Его внимательность вызывает у меня беспокойство. Настанет день, когда я даже не смогу до него дозвониться, и буду помнить об этом — о том, как он бросил все ради меня, — и в результате это будет намного больнее.
— Я думала, ты большая шишка в «Кенсингтон Кансалдид»? На корпоративной вечеринке все говорили мне, что ты — будущее компании. Разве они не будут скучать по тебе?
— Скарлетт, — говорит он с большим терпением, чем я ожидала, — я понимаю, что то, как я говорю тебе, как делать свою работу, будет воспринято примерно так же, как ядерная атака. Ты все еще ненавидишь двойные стандарты?
Мне нечего на это сказать, и это меня бесит. Он прав — то, что он говорит мне, как делать что-либо, а тем более управлять журналом не прошло бы бесследно.
Когда он научился так хорошо спорить со мной?
Двери лифта открываются.
— Я собираюсь принять ванну.
Не говоря больше ни слова, поднимаюсь по лестнице и направляюсь в ванную, которая несет на себе явные признаки его присутствия. Мы никогда не обсуждали это, но теперь мы делим одно и то же пространство. Спим в одной постели. Его костюмы висят у меня в шкафу. Рядом с раковиной есть вторая зубная щетка.
Я затыкаю слив и включаю горячую воду, присаживаюсь на край ванны и смотрю как она медленно наполняется.
У меня больше пены для ванн, чем нужно одной женщине, но я не утруждаю себя изучением этикеток. Я выдавливаю понемногу из каждой бутылки в воду, окутанную паром. Решение, о котором я сожалею, когда внезапно появляется толстый слой пузырьков. Я сбрасываю одежду и погружаюсь сквозь ароматную пену в обжигающую воду, большим пальцем ноги закрывая кран.
Несмотря на мое сопротивление ранее, это определенно лучше, чем ходить по офису на высоких каблуках.
Я расслабляюсь в ванне, пока пузырьки не исчезают и вода не становится холодной. Сливаю ванну, заворачиваюсь в пушистый халат и шаркающей походкой иду в спальню. Но останавливаюсь.
Крю растянулся на кровати и печатает на своем ноутбуке. Он сменил костюм, в котором был раньше, на серые спортивные брюки и белую майку.
Крю в рабочем костюме выглядит чертовски сексуально. Крю в домашнем вызывает у меня бабочек.
— Привет, — приветствует он, поднимая взгляд, когда я иду к нему. Его взгляд задерживается на мне, потому что я не завязала халат. Он висит, показывая ему практически все.
Я забираюсь на одеяло со своей стороны кровати.
— Моя фигура начинает меняться.
— Я заметил, — почти уверена, что он пялится на мою грудь, а не на мою попку.
— Мы должны решить, как расскажем все людям, — я кладу руку на маленькую выпуклость. — Теперь, когда я почти на пятом месяце, у нас больше нет выбора.
— Рассказать кому?
— Для начала, наши родители.
— Мы всегда ездим в Альпы на Рождество. Там мы можем рассказать моей семье, если хочешь. И мы можем провести Новый год с твоими родителями.
— Будут ли Альпы такими же, каким был День Благодарения? — другими словами, грандиозное официальное мероприятие. Если бы не поданная еда, я бы и понятия не имела, что это званый ужин, не похожий ни на один другой.
— Нет. Мой отец не приглашает других людей, когда мы ездим туда.
— Почему?
Крю пожимает плечами.
— Понятия не имею. Он просто этого не делает.
— Значит, там будем я, ты, твой отец, Кэндис и Оливер?
— Ну, полагаю, мы возьмем с собой Тедди.
Я закатываю глаза.
— Это не то, что я имела в виду.
— Я знаю. И, отвечая на твой вопрос, да, это, вероятно, будет неловко.
— Хорошо.
— Ты не против поехать?
Я киваю.
— Нет.
— Хорошо. Я дам знать своему отцу, — Крю ведет себя беззаботно, но могу сказать, что это что-то значит для него. Он заботится о своих отце и брате, несмотря на их холодность. Он смотрит на свой ноутбук. — Мне нужно созвать совещание. Я пойду вниз.