Мой отец кивает, когда я допиваю свой напиток и встаю. Я на полпути к двери, когда он заговаривает.
— Крю.
Я поворачиваюсь.
— Да?
Он смотрит на снег снаружи, а не на меня.
— Не говори ничего об этом Оливеру. Кэндис не из тех, кто отказывается от внимания. Все еще есть шанс, что не он отец ребенка, — я уверен, что выгляжу как золотая рыбка. Мой рот разинут, но я не издаю ни звука. Он хихикает. — Я не был уверен, что ты знаешь. Но теперь уверен.
Я не говорю того, что думаю. Я не думал, что он знал. Я хочу спросить, планирует ли он что-нибудь сказать Оливеру или Кэндис, но я вроде как не хочу знать. По большей части я хочу притвориться, что этого разговора никогда не было.
— Я подозревал.
Он все еще смотрит во двор.
— Тебе, вероятно, следует самому запросить тест на отцовство. Нельзя никому доверять.
Любое сочувствие или понимание утекает, как жидкость в открытую канализацию. Если он хотел ни того, ни другого, ему не следовало втягивать ее в это.
— Ты прав, папа. Мама была бы разочарована в тебе.
Он даже не вздрагивает.
— Нам нужно поговорить завтра, Крю.
— Прекрасно, — я выхожу из кабинета и захлопываю за собой дверь.
Когда я вхожу в нашу со Скарлетт комнату, она съеживается под одеялом. Тедди свернулся калачиком в своей будке в углу. Он садится, когда я закрываю за собой дверь. Я опускаюсь на колени рядом с ним, чтобы почесать его за ушами. Скарлетт все еще в той же позе, когда я встаю. Я иду в ванную, чтобы подготовиться ко сну, прежде чем скользнуть под одеяло рядом с ней.
Я лежу и смотрю в потолок, которого не вижу в темноте, пытаясь точно определить, когда моя семья так облажалась. Тот, кто сказал, что счастье за деньги не купишь, явно что-то знал. Большинство богатых людей, которых я знаю, вечно несчастны. Богатство обеспечивает безопасность. Слишком много денег заставляет вас чувствовать себя неприкасаемым. И это может легко стать опасным. Более высокие максимумы и более низкие минимумы.
— Который сейчас час? — сонный голос Скарлетт доносится слева от меня.
— Чуть больше одиннадцати.
Она стонет.
— Я легла спать полчаса назад.
— Прости. Я старался вести себя тихо.
— Дело не в тебе. Я всегда сплю плохо в первую ночь на новом месте.
Мы лежим в тишине, бок о бок. Это моя любимая часть каждого дня: засыпать рядом с ней.
— Кэндис удивила, да?
Я не могу приглушить вырвавшееся фырканье.
— Что? — требует она.
— Мой отец не может быть отцом ребенка. Но…Оливер может.
Тишина. Интересно, удалось ли ей снова заснуть за те тридцать секунд, которые потребовались мне, чтобы ответить на ее вопрос? А потом я слышу его. Сначала приглушенный, пока он не стал безошибочным.
Смех. Она смеется. Более жестоко и менее сдержанно, чем я слышал ранее. И, может быть, люди правы насчет того, что это заразительно, потому что я тоже начинаю смеяться.
Несколько минут назад, когда я забирался в постель, я был напряжен, неуверен и грустный. Цинично относится к тому, как мало привилегий кажутся реальными. Нули на банковском счете ничего не значат. Делать комплименты людям, которых ты терпеть не можешь. Притворятся, что ты счастлив, когда это не так.
Ничто в смехе со Скарлетт не кажется фальшивым. Ни звук нашего веселья, ни то, как я внезапно чувствую себя свободным и легким.
Мой отец женился на Кэндис. Оливер спал с Кэндис. Кэндис принимала сомнительные решения. Единственный, кого мне жаль, это невинный ребенок, на которого повлияет этот выбор.
— Помнишь, когда ты сказал мне, что твоя семья нормальная?
Я улыбаюсь в темноте.
— Я не думал, что произойдет такое.
— Откуда ты знаешь, что твой отец не отец ребенка?
— По его словам, ему сделали вазэктомию. Много лет назад, после смерти моей мамы.
— Ты веришь ему?
— Я не понимаю, зачем ему лгать.
— И он ничего не говорил Кэндис?
— Не похоже на это. Я не спрашивал. Думаю, он предполагал, что это только станет проблемой…
— Если она изменит, — заканчивает Скарлетт.
— Да.
— И откуда ты знаешь, что Оливер может быть отцом?
Я вздыхаю при этом напоминании.
— Он сказал мне, что есть шанс. Я разговаривал с ним перед ужином. Он, мягко говоря, в шоке от новости Кэндис.
Скарлетт усмехается.
— Да, думаю любой бы был в шоке.