Люциан
Это было чуждое мне чувство. Неудача.
Я преуспел в каждой задаче и каждой миссии, которые были брошены на меня в моей жизни. Но не в этот раз. Не тогда, когда нужно было списать Илэйн Константин, как историю.
Мне следовало оставить ее Братьям власти, сосредоточиться на «МореллиХолдингс» и держать под контролем свое положение главы империи Морелли. Следовало прислушаться к клятве, вырезанной на моей ладони, и смириться со своими ролями, как криминальными, так и корпоративными.
Но нет.
Я не мог.
Я даже не потрудился вернуться к городской жизни, просто направился к комплексу семьи Константин и держался со своим шофером на самом безопасном расстоянии, на которое только был способен.
Я снова был дураком, рискуя всем этим ради суки, которую должен презирать. Был зверем, жаждущим маленькой грязной богини и ее невинной души.
Трентон пытался дозвониться мне на мобильный, но избегал звонков этого сукиного сына. Я не хотел иметь с ним ничего общего.
Пытался урезонить себя. Во мне не должно было быть ничего такого, что с радостью не списало бы ее со счетов. Братья власти заберут ее, и это должно наполнить меня радостью. Конфликт между Братьями власти и семьей Константин только отвлек бы и ослабил их обоих, оставив мою семью свободной для процветания и развития. Это должно было вызвать улыбку на моем лице, хитрую и садистскую.
Но нет.
«МореллиХолдингс» и сохранение моего положения в неприкосновенности должно было быть единственным, что имело для меня значение.
Но это было не так.
Симус и Дункан будут ждать в стороне, и я знал это. Знал, что они будут ждать любого предлога, чтобы вмешаться и попытаться посягнуть на мою власть и господство в королевстве Морелли. Опять же, нужно было быть полным решимости отбросить их в сторону и свести их усилия на нет.
Но нет, я был слишком решительно настроен преследовать Илэйн, ее красоту и ее страхи.
Шофер Илэйн покинул резиденцию семьи Константин в воскресенье рано вечером. Только мельчайший проблеск ее подпрыгивающих светлых волос, когда она скользнула в лимузин, заставил мой член затвердеть. Я последовал за ней обратно в город, выскочив из своего лимузина в квартале от ее квартиры, чтобы добраться до нее пешком.
Потом стоял рядом с высоткой и смотрел на окна ее люкса на верхнем этаже, и мне было интересно, что она там делала и как она переживала из-за того, что я разделал ее лондонского придурка.
Я, конечно, винил в этом ее. Винил Илэйн. Винил ее за каждый глупый шаг, который она сделала в своем собственном хаосе, и за то, что та тащила меня за собой. Я представлял ее широко распахнутые глаза, ее нервную дрожь и жалкий ужас в ее взгляде всякий раз, когда смотрел на нее.
Я хотел большего.
Мой мобильный звонил, но мне было все равно, чтобы даже посмотреть на экран. Мой взгляд был устремлен высоко, наблюдая, как загорался свет в окнах верхнего этажа, когда вечер перешел в сумерки. Я не двигался. У меня не было места, куда мне хотелось бы пойти.
Я не хотел «Буйных радостей» и клубного Дома, полного игр и грязи. Не хотел вызывать невинных маленьких сучек и разрывать их на части из-за своих прихотей.
Я хотел Илэйн Константин. Несмотря на то, что моя ладонь все еще была порезана, умоляя меня сдержать клятву, я хотел Илэйн Константин.
Это был самый безумный шаг, который я когда-либо делал, когда достал очки из внутреннего кармана пиджака и снял галстук, чтобы расстегнуть несколько верхних пуговиц рубашки. Это была самая рискованная вещь, о которой когда-либо думал — пройти прямо через фойе высотки Илэйн и подойти к стойке охраны с холодной жесткой улыбкой на лице.
— Теренс Кингсли, — сказал я у стойки. — Я здесь, чтобы увидеть Илэйн Константин.
— Теренс Кингсли, — повторила женщина на стойке, когда двое охранников посмотрели в мою сторону. — Она ждет Вас?
— Да, — ответил я. — Пожалуйста, предупредите ее о моем визите, и я поднимусь в ее апартаменты.
Мои действия могли убить меня на месте. Охрана могла убить меня на месте.
Они этого не сделали.
Женщина улыбнулась и набрала номер Илэйн, а я ждал, смертельно хладнокровный, пока женщина говорила.
— К Вам пришел Теренс Кингсли. Он сказал, что Вы его ждете.
Я ждал.
Время, казалось, замерло, пока я ждал.
Вот оно снова, кипящее в глубине души, это запретное гребаное возбуждение, которое воспламенило мое сердце.
Женщина закончила разговор и одарила меня еще одной улыбкой.
— Илэйн сказала, что Вы можете подняться. Она на двадцать девятом этаже.
Интересно.
Интересно и волнующе, до самых чертовых глубин мой души.
— Спасибо, — сказал я и бросил последний взгляд на стол охраны, прежде чем прошел через фойе.
Поездка на лифте была долгой и медленной. Во рту пересохло, когда я вышел на верхнем этаже и направился прямо к входной двери Илэйн Константин. Потом трижды постучал костяшками пальцев, мой кулак все еще был поднят, когда моя хорошенькая маленькая сучка Илэйн открыла.
Она плакала.
Следы слез на ее щеках были свежими.
— Ты сумасшедший, — прошипела она, распахивая дверь. — Какого черта ты здесь делаешь? Ты что, сума сошел, мать твою?
Я молча протиснулся мимо нее, окидывая взглядом роскошь квартиры вокруг меня. Она была огромной, светлой и обезличенной. В ней почти не осталось следов индивидуальности.
— Я здесь, потому что я Теренс гребаный Кингсли, — усмехнулся я ей. — Я здесь, чтобы навестить маленькую проблемную сучку, которая вчера вечером чуть не облажалась в переулке с неудачниками.
Как и ожидалось, ее красивые голубые глаза-блюдца расширились.
— Ты действительно сумасшедший, — снова повторила она. — Тогда ты чуть не убил нас обоих, и это было достаточно глупо, но если бы кто-нибудь хоть на секунду подумал, что ты здесь… сейчас…
Она казалась другой.
Илэйн казалась другой.
Напуганной до совершенно нового уровня. Такого я в ней раньше не видел.
Именно тогда я посмотрел мимо нее на кофейный столик рядом с ее дизайнерским кожаным диваном. Именно тогда увидел смесь снотворных таблеток и других бутылочек с лекарствами, стоявших в ряд рядом с полупустой бутылкой шампанского.
И еще…
Нацарапанное письмо и авторучку, небрежно брошенную сбоку…
Я подошел достаточно близко, чтобы посмотреть, и взял одну из бутылочек. Диазепам (примеч. Транквилизатор. Препарат обладает седативным, снотворным, противотревожным, и амнестическим действием. Усиливает действие снотворных, наркотических, нейролептических, анальгетических препаратов, алкоголя). Полная баночка, которую я потряс в руке.
Маленькая фаталистическая сучка.
— Собираешься выйти из игры? — спросил я. — Так вот, как ты планируешь покончить со своей жизнью, чтобы сэкономить силы Братьям власти?
— Это нихера не связано с Братьями власти, — сказала она глупым, немного гнусавым голосом, скрестив руки на груди. — Я делаю то, что хочу, потому что хочу.
Но она лгала. Как и всегда.
Если бы она действительно — по-настоящему — хотела покончить с собой сегодня вечером, то сказала бы службе безопасности, что в фойе был наследник Морелли, и отбросила бы Теренса Кингсли, как ничто.
Она не хотела убивать себя. Она хотела меня.
Хотела меня с тех пор, как впервые увидела на балу в честь Тинсли Константин.
Мы уставились друг на друга, оба пылая от ненависти и злобы, накопленных поколениями наших семей. Каждый презирали все, за что выступал другой. Мы оба знали, что все, кроме кровной мести между нами, противоречило всему, за что мы выступали, как человеческие существа.
Я должен был рассмеяться ей в лицо и посмотреть, как она покончит с собой, наглотавшись таблеток, и помочь ей отправиться в мир иной.
Но я не сделал ничего. Просто смотрел. Кипящий. Кипящий и жаждущий. Кипящий и нуждающийся.
— Оставь меня, — сказала Илэйн мне, и на этот раз ее глаза вспыхнули новым приступом стыда. — Ты можешь спать сегодня ночью спокойно, зная, что я прощаюсь навсегда. Увидимся позже, придурок.
— Ты жалеющая себя сучка, ты знаешь это? — спросил я. — На самом деле, ты глупая маленькая девочка, которая должна знать лучшее, чем барахтаться в своей собственной яме дерьмового выбора.
— Спасибо за это, — огрызнулась она. — О, я приму к сведению твою мудрость, Теренс Кингсли?
Именно тогда Илэйн заметила мою забинтованную руку.
— Что это? — спросила сучка. — Ввязался в драку с каким-то уродом в своей империи преступного мира, не так ли? Большой, плохой Люциан Морелли повредил свою бедную руку? Попал под перекрестный огонь?
Я подошел к ней ближе и вдохнул ее запах.
— Почему ты такая грустная, наглая маленькая сучка? Что делает тебя такой грязной маленькой неудачницей, так сильно жаждущей собственной кончины?
Ее глаза наполнились слезами, хотя челюсти были крепко сжаты.
— Пошел ты, Люциан. Пошел ты и отвали. Я ни хрена не хочу иметь с тобой ничего общего и никогда не хотела.
Я толкнул ее спиной к стене, крепко прижимаясь к ней.
— Такая лгунья, — прорычал я. — Такая грязная маленькая лгунья. Ты не можешь устоять передо мной. Не могла устоять передо мной с того самого момента, как впервые увидела меня на вечеринке твоей унылой сучки-сестры.
— Интересное обвинение, — прошипела Илэйн. — Учитывая, что ты стоишь в моей квартире, хотя был бы мертв, если бы кто-нибудь хотя бы почуял, что ты здесь.
Я увидел вспышку желания в ее глазах, и это было то, что воспламенило меня. То, что всегда зажигало мою кровь.
Это была ее мазохистская потребность в боли. Маленькая девочка, которая хотела страдать от моих рук.
— Серьезно, — прошептала она. — Отвали от меня сейчас же. Тебе не нужно беспокоиться, я собираюсь попрощаться с жизнью. По крайней мере, позволь мне сделать это для себя.
— Ты действительно собираешься устроить себе передозировку из-за долга перед Братьями власти?
Она пожала плечами, крепко прижимаясь ко мне всем телом. Ее дыхание касалось моего лица, а глаза все еще были стеклянными. Наполненными болью.
— Я собираюсь устроить себе передозировку, потому что хочу этого. Я покончила со всем этим жалким состоянием своего существования.
Я задрал ее ночную рубашку до бедер и сглотнул, увидев красоту свежих порезов на ее плоти.
— Передозировка была бы такой пустой тратой времени, — сказал я с рычанием. — У тебя слишком красивое тело, чтобы просто проглотить несколько таблеток, чтобы покончить со всем.
— А что не будет пустой тратой? Ты думаешь, я должна изрезать себя на куски на полу в своей гостиной?
И вот тогда я понял это. Превыше всего остального. Единственное, что мне нужно было знать с самого начала, когда впервые увидел женщину в золотом платье и почувствовал ту таинственную, иррациональную паутину желания, в которую она меня заманила.
Она не должна была резать себя на куски. Я собирался уничтожить ее, по одному крошечному порезу за раз.
— Ты не будешь резать себя, — проговорил я и обхватил ее горло своими руками. — Ты пойдешь со мной сегодня вечером.
Несмотря на то, что ее горло было в моих руках, она сумела подавить усмешку.
— Ты планируешь похитить меня из моей квартиры в центре города, протащить мимо бесчисленных сотрудников службы безопасности прямо на улицу, пока весь мир наблюдает за тобой, не так ли? Удачи с этим.
Нет.
Я ухмыльнулся ей в ответ. Ухмылкой, от которой ее пробрало до костей.
— Я не буду ниоткуда тебя похищать. Ты присоединишься ко мне чертовски охотно. Думай об этом, как о гораздо более интересной форме самоубийства.
Это что-то пробудило в ней, какую-то последнюю вспышку самоуважения в ее маленьком разбитом сердечке.
— Нет! — прошипела Илэйн мне. — Я делаю это для себя. Это мой собственный последний шанс на собственную судьбу, все остальные могут пойти нахер!
На этот раз она даже не попросила меня трахнуть ее. Ее тело было неподвижно прижато к моему.
И снова это только заставило меня хотеть ее еще больше.
Я поцеловал ее один раз. Глубоко. Покусывая и дергая ее губы своими зубами.
И так сильно прикусил ее нижнюю губу, что она зашипела, хотя ей не хватало воздуха. Отстранившись, я почувствовал во рту вкус ее крови.
Она была чертовски божественна на вкус. Ее кровь, как деликатес, который я страстно желал попробовать все то гребаное время, что гонялся за ней.
— Ты пойдешь, блядь, со мной, — приказал я.
Потом отбросил ее в сторону, и она упала на пол, хватая ртом воздух, когда я освободил ее горло. Затем подошел к столу, не обращая внимания на пузырьки с лекарствами. То, что я хотел, было рядом с ними, нацарапанные остатки письма, которое она писала.
Тристан.
Я должен был догадаться, что в ее последнем прощании будет фигурировать мальчик-слабак.
— Тебе действительно нравится этот парень, не так ли? — спросил я.
— Ты ничего не знаешь о Тристане, — солгала она, и я ухмыльнулся.
— Знаешь, ты ему тоже очень нравишься, — сказал я. — И был готов по-настоящему рискнуть своей шеей, чтобы спасти тебя от моей хватки той ночью. Он не сказал бы мне, где ты, даже если это стоило бы ему жизни.
Илэйн пожала плечами.
— И что? Да, может быть, я действительно ему нравлюсь. Тогда хорошо, что я оставила письмо ему, не так ли?
Я сунул его в карман куртки, и ее глаза расширились от того, как слишком грубо я действовал, чтобы игнорировать меня.
— Он получит от тебя больше, чем прощальное письмо, если ты не присоединишься ко мне позади здания через пятнадцать минут, — проговорил я. — Если ты покончишь здесь с собой, я заберу его жизнь. Если кому-нибудь скажешь, что я был здесь, я обязательно удостоверюсь, что он мертв, прежде чем разыграю драму.
О, эти ее красивые глаза. Расширившиеся еще больше.
— Нет, — сказала она. — Нет. Ты не можешь.
Но да. Да. Это был ответ. Это всегда было ответом. То, что я взял ее, как свою, без выхода и без ограничения было призом, за который я гнался с самого начала, даже не подозревая об этом.
Она была моей.
Она всегда была моей, с того самого момента, как я увидел ее — женщину в золотом.
— Я буду снаружи, — сказал ей. — В тени справа от парковки, под задним навесом. Ты будешь там через пятнадцать минут.
— Нет, — снова попыталась возразить она, но слабо. Я даже не оглянулся, просто вышел из ее апартаментов и направился к выходу.
Я прошел через здание двери, полное дураков, не знающих об угрозе, нависшей над их миром.
Все еще ухмыляясь, повернул в фойе направо и последовал за указателями на заднюю парковку. Охранники были рядом, я чувствовал их, но не замедлял шага, просто держал голову высоко поднятой. Теренс Кингсли выходил из здания.
А потом я стал ждать.
Я ждал Илэйн Константин в тени со странным гипнотическим трепетом, поднимающимся по моим венам.
Периодически смотрел на часы, так медленно они тикали. Потом смотрел на многоэтажку, считая секунды.
Ожидал. Желал. Планировал.
Планировал все грязные болезненные вещи, которые я собирался сделать с этой хорошенькой маленькой сучкой, когда сделаю ее своей.
Собирался связать ее, заклеймить и разорвать на части.
Собирался забрать ее душу, и ее сердце, и ее секреты. Каждый из них, даже самый маленький, пока она не истечет кровью на полу из-за своих грехов и не начнет умолять меня покончить с ее жизнью.
Илэйн Беатрис Константин была моей маленькой девственницей, отдавшей мне каждый вздох.
И вот она. Летящая тень в полумраке.
Когда сучка присоединилась ко мне под навесом, крепко обхватив себя руками за грудь, ее широко раскрытые голубые глаза выглядели еще более испуганными, чем когда-либо.
Она была настороженной. Напуганной.
Идеальной.
— Не причиняй боль Тристану, — сказала она, подходя ближе. — Пожалуйста, не причиняй боль Тристану.
— Тогда тебе лучше быть хорошей маленькой девочкой для дьявола, — проговорил я и взял свою маленькую белокурую куклу за руку.
Продолжение следует…
Больше книг на сайте - Knigoed.net