Илэйн
— Ты совсем из ума выжила?
Выражение лица Тристана было как с картинки, он ворошил руками волосы, шагами меряя мою гостиную.
— Он никому не сказал, — ответила я. — Даже у Сайласа есть здравый смысл.
— Да, но мог бы. Он мог прямиком выйти из туалетной комнаты и рассказать всем присутствующим, что Люциан Морелли в здании. Тогда бы ты здесь не стояла, Илэйн. Ни за что твоя мать не дала бы тебе спать ночью, зная, что пальцы представителя семьи Морелли были в тебе, тем более его.
Я пожала плечами.
— Многое могло случиться. Люциан Морелли мог свернуть мне шею и прихватить вместе со мной еще несколько человек до того, как до него добралась бы охрана и устранила. Но он этого не сделал.
Тристан Филдс был моим лучшим другом и самым доверенным лицом в мире с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. Он видел достаточно моих сумасшедших поступков за прошедшие тринадцать лет, но ни один не заставил его смотреть на меня так, будто я совсем свихнулась. Видимо, я достигла пика сумасшествия Илэйн. Довольно высокая вершина для покорения, но я смогла с ней справиться.
Я сделала еще один глоток джина.
— Не думаю, что еще когда-либо его увижу.
— Я, черт возьми, надеюсь на это. Поверь мне, детка, я бы сам рассказал твоей маме, если бы промелькнула мысль, что подобное вновь случится. В этом случае у тебя останется больше шансов на выживание с ней, чем с ним. Спорный момент, но я знаю, на кого сделал бы ставку.
Я закрыла глаза, чтобы унять головную боль от похмелья, но лучше не стало. Моя голова была занята продолжающим свою речь Тристаном.
— Ты же понимаешь, что он играет с тобой, да? Вероятно, он думает, что ты — легкий путь к семье Константин. Если бы у него не было намерений вынудить тебя дать ему то, что он хочет, он убил бы тебя в ту же секунду, когда вы остались наедине.
Что-то в его словах меня задело. Скорее всего, это не имеет никакого смысла, но он был прав. Слова Тристана казались идеальным объяснением. Но все равно они меня задели. Что-то в этой теории резануло мое сердце, и в ответ оно заболело.
Я была глупой. Абсолютно глупой. Глупой в своем желании поверить, что за объятиями Люциана на вечеринке Тинсли скрывалось нечто отличное от ненависти и преднамеренности… но, глупо или нет, я желала этого. Какая-то извращенная больная часть меня хотела, чтобы за его действиями стояло нечто большее.
Я вновь пожала плечами.
— Да, видимо, он со мной играл.
— Несомненно. Он, несомненно, с тобой играл
Я подняла на него взгляд.
— Да, он играл со мной. Как я и сказала, все равно больше его не увижу. Какое теперь это имеет значение?
Он приподнял голову и встретился со мной взглядом. Его глаза представляли собой холодные зеленые сосуды неодобрения, и меня наполнило чувство досады. Ведь Тристан всегда был на моей стороне.
— Если вновь увидишь его, Лэйни, ты должна кричать и бежать, поняла? Какими бы умелыми не были его пальцы, ты должна кричать и бежать. Без отговорок.
— Конечно, я убегу, — произнесла я, повторяя эти слова, прежде всего для себя. — Я могу быть беспечной, но не настолько сумасшедшей.
Он так покачал головой, что я сразу поняла — Тристан мне не поверил. В тот момент он подумал, что я сумасшедшая, как и весь остальной мир. И вновь почувствовала обиду, но ничего не сказала. Я все заслужила.
Как и всегда.
— Ты уже рассказала Харриет? — спросил он.
— Нет.
— Надеюсь, Сайлас не расскажет ей до тебя.
— Сайлас ничего не скажет Харриет. Он, может, и ее брат, но между ними примерно столько же общего, сколько и между лебедем и кабаном.
Тристан усмехнулся в ответ на мою реплику.
— Не уверен, что Сайласу понравится эта аналогия.
Я же усмехнулась ему в ответ, несмотря на свое похмелье.
— Он вполне может сойти за кабана.
— В действиях, но не внешне.
— Но все же его можно принять за кабана. Привлекательного кабана, но все же кабана.
— В твоих словах есть правда.
Он сел рядом со мной и взял за руку. Его пальцы были сильными. Именно такими сильными, какими я бы наслаждалась годами, только бы он сидел рядом со мной, и мы шепотом делились бы своими страхами и стремлениями.
Я знала, что он предложит, еще до того, как тот заговорил.
— Может вновь обратиться за консультацией к доктору Карлин? Думаю, это будет для тебя полезно.
— От терапии нет никакого толка. Никогда не было.
Он сжал мои пальцы.
— Ты не даешь этому случиться. — Жестом он указал на бокал в моей руке. — Лечение больше заслуживает шанса, чем джин, шампанское или кокаин.
Я стала защищаться.
— Я уже не употребляю так много, как раньше.
Я ощущала на себе его взгляд. И вновь почувствовала неодобрение.
— А Харриет говорит обратное. Я виделся с ней на прошлой неделе в «Эгейском море», и она сказала, что Джонеси рассказал ей, сколько ты покупаешь в последнее время.
Мои щеки заполыхали.
— Джонеси не должен был ничего говорить Харриет. Это не ее дело.
— Даже он волнуется.
— Ему не стоит.
— Я переживаю, Лэйни. Чертовски переживаю.
Он забрал бокал из моей руки.
Я простонала.
— Перестань, ладно? Я в порядке.
Я всегда была лгуньей — пришлось такой стать — но даже сама себе не верила. Еще никогда в своей жизни я не была в худшем состоянии, и вновь стоило повторить: надо было постараться, чтобы добраться до такой «вершины». Или, скорее, так низко пасть на дно бездны.
Порой у меня возникало желание все-таки найти силы и сказать то, что нужно было произнести. Мне так хотелось собрать воедино все слова, чтобы рассказать, какой сломленной я была внутри и почему. Секреты, секреты, т-ш-ш, малышка. Жаль, что я не могла все рассказать и жить дальше со всеми возможными последствиями, вместо этого эти секреты до сих пор преследовали меня в тишине. Так много секретов…
Я не могла.
Я никогда никому не смогла бы поведать свои секреты.
С этой мыслью я выхватила бокал с джином у Тристана и сделала еще один глоток.
Он вздохнул.
— Пожалуйста, вернись к доктору Карлин.
— Пожалуйста, перестань ныть об этом.
Мы сидели в тишине, а потом я решила сменить тему.
— Как у тебя все прошло с суперзвездой рока? Как его звали? Синий Павлин, как-то так?
— Синий Ястреб.
Я засмеялась.
— Он принадлежит к типу мужчин из инди-мира?
Он тоже засмеялся.
— Нет, он один из тех, кто как бы не уверен на самом деле, хочет он член или нет.
— Это очень похоже на тебя пару лет назад.
Тристану понадобилось очень много времени, чтобы, наконец, принять то, что он — бисексуал. Я прошла с ним весь этот тернистый путь и намного раньше него поняла, что его влечет к привлекательным парням так же, как и к девушкам. Его родители оказались… жестокими. Особенно жестоки к сыну, который прожил свою жизнь за пределами их трейлерного парка. Я до сих пор помнила его шрамы. Именно они стали нашей первой общей чертой.
Мне нравилась его улыбка, когда он смотрел на меня.
— У меня нет несколько лет, чтобы ждать, пока он решит: хочет ли принять член или нет. Есть в округе еще несколько жаждущих и не сомневающихся членов.
— И кисок.
Он положил голову на мое плечо.
— И кисок.
Однажды я мечтала, чтобы Тристан смог стать моим первым и единственным. Чтобы, возможно, он влюбился в меня, а я — в него, и мы смогли держать наши чувства в секрете. В таком секрете, чтобы его не уничтожили за наслаждение моим телом.
Мне всегда нравился его внешний вид. Густые цвета красного дерева волосы, идеально точеные скулы, несмотря на все синяки. Будучи подростком, я действительно думала, что он может стать единственным. Мой Тристан Филдс, навсегда.
Те дни давно прошли. Мое воображение превратилось ни во что, и все иллюзии о счастливом финале оказались давно забыты.
— Тебе повезло. Ты можешь заполучить любой член или киску, какую пожелаешь, — произнесла я и почувствовала ужасную вспышку боли внутри. Как и всегда.
Улыбка Тристана исчезла.
— Они не смогут удерживать тебя вечно, Лэйни. Если встретишь кого-нибудь подходящего и поговоришь со своей матерью на эту тему…
Выдернув свою руку из его, я подняла ее.
— Прекрати. Ты, как и я, прекрасно понимаешь, что это все ерунда. Мама никогда не позволит никому и пальцем ко мне притронуться. Ну, пока мой брак с этим человеком не окажется в ее интересах.
Он вновь взял меня за руку и крепко сжал ладонь.
— Она никогда не позволит никому, кто, по твоему мнению, достаточно хорош, притронуться к тебе. У тебя отвратительный вкус.
— Мой вкус не вписывается в их критерии выбора.
— Либо так, либо их критерии выбора будут посланы к черту.
Вздохнув, я прислонилась к нему, наслаждаясь тем, как тот обнимал меня, хотя сегодня и считал меня идиоткой. Он был единственным, кто одаривал меня искренним теплом, а не фальшивыми поцелуями и улыбками, как остальные вокруг.
Я попыталась втянуть Тристана в разговор о нем и увести тему от себя.
— Так ты снова встречаешься с этим Ястребом, да?
— В следующую субботу. У него концерт в баре «Сайрус», небольшое приватное шоу. Будет круто. — Он сделал паузу. — Ты можешь прийти, если хочешь.
— Где, черт возьми, этот бар «Сайрус»?
— В даунтауне. Примерно на максимальном расстоянии, на которое тебе позволено отдаляться от Бишоп-Лэндинг.
Казалось, что его местоположение в другой вселенной от Бишоп-Лэндинг. Обитатели Бишоп-Лэндинг свысока смотрели на тех, кто в заднем кармане не носил миллиард долларов.
О да. Мне понравилась идея с баром «Сайрус» в центре города.
Я открыла свой планировщик на телефоне. В субботу вечером у меня было запланировано какое-то дурацкое благотворительное мероприятие, но я могла его вычеркнуть. Да нафиг его, все вычеркнуто. Мне хотелось лично посмотреть на этого Синего Ястреба.
— Придешь? — настаивал Тристан. — Мне нужно внести тебя в список гостей. Все билеты проданы.
— Да, я приду. Кто знает, вдруг я сама встречу какого-нибудь рокера.
— И в таком случае подпишешь ему смертный приговор, сама знаешь.
Да. Я знала это. Даже намек на связь с роскошным рокером стал бы причиной пустить пулю в голову бедного парня.
Следующие слова Тристана раздались шепотом. Шепотом, посылающим холодок по коже.
— Пообещай мне одну вещь. Поклянись своим сердцем, что никогда не влюбишься в Люциана Морелли.
— Не влюблюсь, — произнесла я.
— Так пообещай мне.
Я посмотрела в его глаза и собрала воедино весь огонь внутри. Потому что я не влюблюсь. Я никогда не влюблюсь в Люциана Морелли.
— Клянусь своим сердцем и умру, если соврала, — произнесла я и скрестила свои пальцы с его.
Это успокоило его. Он улыбнулся, возвращая мой жест.
Какой же позор, что большую часть времени в своей жизни я все равно надеялась умереть.