Марко казалось, что, когда он вел переговоры по бизнесу, даже когда лично присутствовал на казнях неугодных семье, в помещении было меньше напряжения. Лукреция и Сандра сидели спокойно. Говорили спокойно. Даже спокойно восприняли, что какое-то время им придется общаться. И это «спокойно» делало атмосферу невозможной. Марко внимательно следил за их реакцией, опасаясь что-то упустить. Чтобы что-то неожиданно не вспыхнуло, как при утечке газа, когда ты сначала не заметил, а потом — одна искра, и стало слишком поздно.
— В таком случае увидимся завтра, — повелительно произнесла Сандра и, поднявшись, продолжила: — Провожать не нужно.
Марко тихо хмыкнул на эту попытку показать свою власть, но промолчал, позволив выйти из разговора на ее условиях. Цокот каблуков. Хлопок двери. Марко повернулся, перевел взгляд на Лукрецию и заметил, что она как будто бы побледнела после этого разговора. Даже оцепенела. Возможно, из-за воспоминаний, возможно, из-за столь стремительного погружения в события сразу после возвращения в Неаполь.
Надо было что-то сказать, но что именно не было мыслей. Комментировать ситуацию нет необходимости, как и напоминать, что Лукреция сама виновата в последствиях. Пусть ссылка прошла жестко, говорить что-то о том, как ему жаль, что все закончилось так, просто смешно.
Марко снова вспомнилось, как они легко общались прошлой осенью, сколько разговаривали, не подбирая слова, не имея таких тяжелых пауз. Хотя чего еще ждать после перерыва в год?
— Ты готова к этому? — мягче спросил Марко.
Лукреция будто немного оживилась, услышав вопрос, расправила плечи и поднялась со стула. Ее шаги, пока она шла к своему креслу за столом, были почти бесшумны. Наблюдая за ее движениями, Марко убедился, что правильно выбрал говорить на ее территории. Мелочь, но свои стены всегда придают больше уверенности.
— Не волнуйся. Я усвоила урок, — заговорила Лукреция, начав перебирать на столе папки. — На самом деле мне было это нужно. В день открытия музея я и сама думала уехать в Монтальчино подумать о происходящем. Хотела поговорить с тобой и Санто после приема, но…
Лукреция замерла с папкой. Марко казалось, что в ее голове разблокировались еще какие-то воспоминания, которые лавиной сейчас обрушились на нее. Выбираясь из которой, она хваталась за знакомые вещи в интерьере, напоминая себе на что можно переключиться.
— Но… не смогла, — договорила Лукреция.
Марко кивнул. Лукреция шумно кинула папки на стол и села в кресло, сосредоточившись на нем.
Не смогла…
Хотел бы Марко не знать, что вкладывалось в это «не смогла», но он слишком хорошо познакомился с ситуацией, когда узнал о видео и о романе с Бартоло.
— У нас у всех были романы не с теми, Лукреция, — мягче, чем ожидал, заговорил Марко. — Ты наделала проблем, но не вини себя слишком сильно. Никому это не нужно. И мне не нравится эта натянутость между нами. Понимаю, что по щелчку пальцев ничего не вернуть, но можно начать двигаться в этом направлении.
Лукреция продолжала смотреть на него, но на этот раз с подозрением. Словно искала подвох в его словах. Марко сел на кресло для посетителей, закинул ногу на ногу и откинулся на спинку. Сейчас был тот редкий момент, когда он не держал в голове много, не играл на психике собеседника, не преследовал своих целей.
Наверное, это была одна из причин, почему он любил общаться с Лукрецией. Не надо казаться страшнее, добрее или лучше. Не надо убеждать, что он хороший или плохой. Она знала, на что он способен как дон, как человек и принимала это. Не нужно масок и притворства. Спокойствие, которое он и хотел получать у себя дома. От своей жены. Атмосфера, к которой хотелось возвращаться. Особенно после дерьмового и сложного дня.
— И с кем был твой роман? — по-дружески усмехнувшись, спросила Лукреция.
— Я был студентом. И встречался с актрисой. Раз шесть, если не больше, смотрел «Сон в летнюю ночь», где она играла. Мне казалось, что это романтично — приходить на каждое ее выступление, — усмехнулся Марко.
— Это не то же самое, — мягко возразила Лукреция.
— Разный масштаб, — не согласился Марко: — но одно настроение. Когда я учился на юрфаке, то вокруг было довольно уныло. И хотелось чего-то противоположного, яркого, не такого сухого, как законы и документы. Чего-то волнующего. Нормально хотеть узнать другую сторону жизни. И лучше сделать это по молодости, а не почувствовать жажду новизны, когда тебе сорок, ты в браке, с детьми и обязанностями другого уровня. У меня была эксцентричная актриса, из-за которой меня чуть не отчислили за неуспеваемость. У тебя же свой опыт. Бартоло — воплощение доброго честного парня. Я не зря выбрал его. И роль ему удалась лучше, чем я думал.
Пока Марко говорил, к нему пришло необъяснимое спокойствие, что теперь все встанет на свои места. Он пережил бурю, и теперь оставалось лишь разобраться с ее последствиями, заново выстроить быт и жить дальше.
— Пообедаем вместе? — предложил Марко и, увидев, что Лукреция смотрела на него более дружелюбно, добавил: — Мне не хватало общения с тобой этот год. И все вышло плохо, но мне жаль, что тебе было больно.
Лукреция улыбнулась краешками губ. Взгляд стал более виноватый, а сама она вдруг показалась уязвимее, чем когда-либо. Марко убедился, что определенно залез в какие-то болезненные углы ее души, которые не имел желания бередить.
— Что думаешь об обеде? — повторил Марко, давая понять, что ему нужен ответ лишь на это.
— Я уже договорилась с Нико на сегодня, — ответила Лукреция, вернув невозмутимый вид. — Ужин?
— Встречаюсь с родителями, — ответил Марко и усмехнулся. Стало даже забавно от того, что не клеилось как будто бы все. Только разговор вывернул в дружеское русло, так теперь они не могут договориться о встрече. — Тогда после музея, — предложил Марко.
— Можно, — кивнула Лукреция.
Услышав ответ, Марко почувствовал большее воодушевление. Разговор, от которого он не ожидал много, приятно его удивил.
— Тогда встретимся в музее. А после поужинаем. Я всем займусь, — поднимаясь, произнес Марко. — Хорошего дня, Лукреция.
— И тебе, — пожелала она.
Марко направился к выходу и, закрывая за собой дверь, обернулся. Лукреция снова как будто бы застыла, сидя за столом. Словно так глубоко ушла в свои мысли, что забыла обо всем вокруг.
Тихо закрыв за собой дверь, Марко уставился на коридор впереди. Снова думая о романе Лукреции и Витторио, он понял, что его больше злил не сам факт отношений между ними, а то, что он не предугадал такой исход.
И если природа увлечения Лукреции была ему понятна, то чем руководствовался Витторио, так рискуя, вызывало вопросы. Как и то, почему Сандра, желая посадить его в кресло мэра, позволила этому так далеко зайти.
Марко вышел в главный зал, понимая, что, пытаясь не допустить утечки записи, особо не думал о том, что поспособствовало ее появлению. И, кажется, настал момент с этим разобраться. Что-то во всей этой истории он явно упустил.
Дорога из галереи прошла в переосмыслении событий. И довольно быстро Марко понял, что не сможет проанализировать все, если не узнает, как вообще завязались отношения Лукреции и Витторио. Как только Марко об этом подумал, то даже усмехнулся. Меньше всего он хотел знать еще и это.
Наверняка отец имел в виду не это, говоря, что свою женщину надо изучать каждый день, а не обманываться тем, что знаешь уже все.
Лион Кастелло и Велия Адриани поженились по договору их родителей. Кастелло хотели сотрудничества, Адриани отказывались помогать не семье. Обычная уловка, когда разглядел выгодный в перспективе союз и хочешь его получить.
Все закрутилось быстро: помолвка, свадьба. Все ожидали и скорого рождения первенца, но ребенка так и не было.
Марко Кастелло родился спустя почти три года после свадьбы — несвойственная медлительность для брака, который должен породнить две семьи.
Он рос, его сверстники женились, а вокруг все чаще стали говорить о его возможной женитьбе на Лукреции Монтенелли, оканчивающей школу. Марко предполагал, что через год-два и его поставят перед фактом, но отец внезапно остановил все возможные разговоры и пригласил его на ужин.
Марко не был против, что его не заставляют жениться, но причина этого его интриговала. Ужиная с отцом, он решил сразу прояснить: дело в кандидатуре Лукреции или касательно свадьбы в целом. Леону понравился такой настрой без лишних подводок и неуверенности.
— Лукреция — чудесная девушка. Как и вся ее семья. Но, — протянул Лион и тепло улыбнулся какой-то своей мысли, — это должно быть только ваше решение. Твоей матери было девятнадцать, когда нас свели, и она была не готова к браку. Весь медовый месяц мы просто гуляли, ходили по разным мероприятиям, в кино, узнавали друг друга. Мы заслужили дружбу, уважение, доверие, а уже потом полюбили друг друга. Считай меня романтиком, но брак — один. И люди в нем должны знать и доверять друг другу. Горько прожить его с нелюбимым человеком.
Леон отпил вина из стакана и отцовской теплотой посмотрел на Марко.
— Ты скоро станешь главой семьи, сын, поэтому это будет только твое решение, кто будет рядом. Но помни, что это большая ответственность. Делай выбор мудро. И не только сердцем. Ты хорошо разбираешься в людях. Думаю, ты поймешь, кто сможет разделить с тобой ношу, а для кого она окажется непосильной.
Разговор, который Марко помнил до сих пор. Который с каждым годом понимал все лучше. Казалось, что если он с Лукрецией благополучно переживут предвыборную кампанию и Бартоло, сделают все нужные выводы о жизни после этого, то все дальнейшее покажется ерундой.
Вечер приближался. Марко с охотой ехал в дом родителей, понимая, что его ждет несколько часов спокойствия в родных стенах. И это сейчас было ему нужно. Спокойно поговорить с отцом, поесть материнской поркетты за семейным ужином.
Марко подъезжал к дому и уже чувствовал, что на душе становится немного спокойнее. Сейчас он не будет думать о Бартоло, записи, грязных играх и интригах. Он отведает свиной рулет с начинкой из пряной зелени с цедрой, выпьет вина и немного отдохнет. Прекрасное завершение дня, когда все разговоры казались пыткой.
Отец, отошедший от дел, говорил в основном о недавно купленном винограднике, куда они с Велией планировали перебраться. Мать воодушевленно рассказывала о том, как будет обустраивать его.
Марко смотрел на родителей, живущих душа в душу, и почувствовал легкую зависть. Казалось, стоило отцу передать ему роль главы семьи и уйти на пенсию, они с матерью даже помолодели. Пусть в их волосах белела седина, а лица избороздили морщины, в них ощущался какой-то юношеский задор, который самому Марко сейчас был очень далек.
Направляясь на следующий день в музей, Марко был в странном состоянии. Его не покидало чувство, что что-то должно произойти. Что-то должно пойти не так, как бы он этого не хотел. Иррациональная неприятная мысль, шипящая в его голове, как масло на сковороде. Тем не менее, Марко ехал по Секондильяно и уже видел музей.
Ему не хотелось привлекать внимания. Нужно было лишь взглянуть на обстановку, а потом забрать Лукрецию. Марко припарковался, вошел в зал, осматриваясь в поисках Сандры и Лукреции, но заметил Дарио, разговаривающего с парой девиц. Кажется, тот почувствовал на себе взгляд, поскольку сразу прекратил разговор и направился к Марко.
— Тут все нормально, — сразу заговорил Дарио. — Если бы не знал всю историю, то поверил бы, что они лучшие подружки.
Марко кивнул. Мелочь, но без внимания простых людей явно не останется.
— Где Лукреция?
— Она говорила с директором. Кажется, пытается выбить больше денег или типа того. Они отошли, — быстро ответил Дарио, показывая направление. — И мои парни предупредили журналиста. Если не идиот, то должен все понять. Мы дали понять, что достанем его в любом месте.
— Хорошо. Держи меня в курсе. Без тебя нет проблем? — кивнув, чтобы Дарио шел за ним, спросил Марко.
— Все нормально. Киро знает, когда вовремя остановиться, а когда устроить полную жесть. И я с ним на связи, — заверил Дарио.
Марко хмыкнул, понимая, к чему вел Дарио.
— Значит, Киро. Если не передумаешь, — уточнил он, повернув голову к Дарио.
Тот слегка опешил, но быстро вернул самообладание и кивнул. Марко не стал развивать тему, помня, что у Дарио странное суеверное отношение к разговорам о его планах, когда он выполнит свою часть договора. Трепетный страх, что если он будет говорить слишком много, то все сорвется.
— Понятно, — твердо ответил Марко и, пройдя вперед, наконец увидел Лукрецию.
Она стояла боком к нему в углу комнаты, напротив был Витторио. Они явно стояли слишком близко, настолько, что между ними едва бы поместился кулак. Марко почувствовал, как его накрыло жгучее раздражение, когда Витторио протянул к Лукреции руку, пытаясь притянуть еще ближе. Лукреция отшатнулась и отдернула от Витторио руку словно от кипятка. Раздражение Марко из-за сцены близости сменилось гневом на Витторио: Лукреция явно усвоила урок, что нельзя сказать о Бартоло. Неужели ему не хватило одного скандала, произошедшего в стенах этого музея?
— Найди Сандру и приведи ее в кабинет директора. Мы будем там. И захвати шампанское и четыре бокала, — отчеканил Марко и, не дожидаясь ответа, направился к Лукреции и Витторио.
Лукреция вдруг врезалась спиной в него, начала извиняться, но оборвала себя на полуслове, видимо, признав. В ее взгляде тут же появился отголосок паники, а Марко аккуратно погладил ее по плечу, давая понять, что все в порядке.
— Не для этого я ехал, но, видимо, пришел момент расставить все по местам, — заговорил Марко. — Пройдем в кабинет директора.
Лукреция с опаской посмотрела на него, потом на Витторио. Марко рукой пропустил ее вперед, сконцентрировавшись лишь на Витторио, смотрящего на него с недоверием, и указал, чтобы тот тоже шел.
Вскоре они оказались в кабинете. Марко усадил всех за длинный стол, примыкающий к рабочему, а сам остался стоять. Через пару секунд дверь открылась. Дарио держал ведерко с шампанским, в котором были и бокалы, пропустил Сандру. Ее взгляд моментально сменился на более уставший. Кажется, она без объяснений понимала, что муж снова что-то сделал не так.
— Ты тоже останься, Дарио. Закрой дверь. И, пожалуйста, поухаживай за дамами.
Сандра села рядом с мужем, напротив Лукреции. Марко прошел к Дарио, который, судя по слегка растерянному взгляду, тоже не мог сложить все, чтобы до конца понять ситуацию. Марко забрал один из бокалов и направился к рабочему столу.
— Мне кажется, что вы, синьор Бартоло, стали забываться, — расстёгивая свой ремень, подчеркнуто вежливо заговорил Марко. — Я выбрал вас. С помощью меня вы получили место в ратуше. Я оплачиваю большую часть предвыборной кампании, — продолжил он, доставая член из ширинки. — Разбираюсь с проблемами, способными уничтожить кампанию, и продолжаю их от вас получать.
Казалось, что в кабинете никто не дышал. Что все звуки исходили лишь от Дарио: грохот от ведерка, когда он поставил его на стол, звук выскакивающей пробки шампанского, шаги.
Вскоре стало так тихо, что Марко отчетливо слышал журчание мочи, которой наполнялся его стакан. Покончив с этим, он поставил его на стол и застегнул брюки.
Когда Марко повернулся, то заметил, что замерли все. Дарио стоял с открытой бутылкой, Лукреция и Сандра сидели с бокалами шампанского, а сам Витторио неотрывно смотрел только на него и даже побледнел. Марко взял бокал с мочой со стола и подошел ближе к Витторио.
— Ты мой, Бартоло. Я могу тебя возвысить, а могу уничтожить. Все, что ты имеешь, было получено при помощи меня. И ты сделаешь все, что я тебе прикажу, чтобы это не потерять, — тише заговорил Марко и, протянув бокал, приказал: — Пей. До конца.
Марко вдруг почувствовал себя на сцене во время напряженного акта. Интересно, так чувствуют себя актеры, когда перед ними разворачивается что-то, дальнейшие события чего они не могут предугадать?
Витторио забрал бокал и медленно поднес его к губам. Сандра стыдливо отвела взгляд, Лукреция же смотрела на Витторио со смесью сочувствия и удивления. Когда Витторио сделал первый глоток, то все как будто разморозились.
Витторио продолжал пить, а Марко вернулся к рабочему столу, наблюдая за ним. Если не весь, то часть фасада хорошего мужчины, которому нечего скрывать, разлеталась у него на глазах. Витторио Бартоло — обычный политик, готовый на все ради влияния: продать себя, душу и достоинство. Жалкий слизняк, неспособный держать свою жизнь под контролем. И переведя с него взгляд вперед, Марко невозмутимо спросил:
— Готова поужинать, Лукреция? Или у тебя остались здесь какие-то дела?