Ревность у мужчины складывается из эгоизма,
доведенного до чертиков, из самолюбия,
захваченного врасплох, и раздраженного ложного тщеславия.
Оноре де Бальзак
Кирилл Иванович оказывается приятным и легким в общении человеком. Он отводит меня за соседний столик и заказывает по моей просьбе молочный коктейль. За пятнадцать минут я узнаю историю знакомства Александра Юрьевича и Светланы Кирилловны: Кирилл Иванович сам познакомил своего делового партнера с младшей дочерью, Светлана мгновенно влюбилась.
— Саша, Александр Юрьевич — удивительный мужчина, — почти восторженно рассказывает мне отец Светланы Кирилловны. — Такой, какой и нужен моей Светлане.
Вежливо киваю, очень хочется переспросить, какой именно, но мне неловко демонстрировать повышенный интерес к своему начальнику.
Кирилл Иванович сам, без наводящих опросов, продолжает:
Спокойный, уравновешенный. Совершенно не склонный к эмоциональным срывам.
Усилиями удерживаю брови на предназначенном природой месте. Мы говорим о моем Холодильнике? Человеке, который рычит, орет, хватает, прижимает, целует без разрешения? Ну-ну…
— Завтра у них целый день фотосессия, вот он и недоволен, прячется от Светланы, — беззлобно смеется Кирилл Иванович.
Сказать, что Холодильник недоволен — ничего не сказать. Светлана что-то показывает ему в телефоне, наклонившись через столик, а он то пустым взглядом смотрит в телефон и рассеянно кивает, то поднимает глаза на меня, и тогда я встречаюсь с мрачно-черными глазами одержимого человека.
— Нина! Очень рад знакомству с вами! — отец Светланы широко и искренне улыбается. — Простите за настойчивость, свободны ли вы завтра вечером?
— Вечером? — недоумеваю я, никак не желая принять ухаживания еще и этого великолепного образчика мужского обаяния, превосходства и сексуальности.
— Я мог бы придумать что-нибудь оригинальное, — хищно улыбается Кирилл Иванович.
— А как к нашему свиданию отнесется Светлана Кирилловна и ее мама? — находчиво спрашиваю я.
— Света вас обожает и восхищается вашими проектами. А ее мама умерла пятнадцать лет назад, — спокойно и просто отвечает Кирилл Иванович.
— Простите, — краснею я. — Я не знала…
— Ничего страшного. Ваш вопрос был абсолютно правильным и уместным, — успокаивает меня ласково улыбающийся мужчина. — Я должен был сам сказать это раньше. Но… Увидел красивую девушку — и растерялся, как юнец.
Снова краснею. Холодильник, как будто почувствовав мои смятение и неловкость, с тревогой смотрит в нашу сторону.
— Я настаиваю, — Кирилл Иванович заглядывает мне в глаза. — Если я чрезмерно настойчив, то прошу прощения.
— Благодарю за предложение, но оно лишнее. Мне есть, с кем провести субботний вечер, — вежливо говорю я, вложив в свою интонацию максимально возможные искренность и деликатность.
Кирилл Иванович в шутливом жесте поднимает обе руки вверх.
— Сдаюсь! Прошу меня простить еще раз! Жаль… А что я хотел? Такая необычная девушка не могла быть для меня свободной.
— Вы меня извините, но мне нужно уйти. Меня ждут, — я слезаю с барного стула и протягиваю отцу Светланы руку.
Он церемонно прощается со мной. Увидев это, Холодильник порывисто встает и направляется к нам.
— Николай вас проводит, — приказывает мне, а не Николаю Александр Юрьевич.
— Спасибо, — бормочу я, понимая, что спорить бесполезно.
Долго стою под горячими душевыми струями, пытаясь смыть раздражение и возбуждение, одновременно охватившие меня.
— Полетели!
— Куда полетели?
— В Париж.
— Когда?
— Если хочешь, то прямо сейчас. Сегодня.
Это никогда не кончится. Он явно добивается того, чтобы я уволилась. Мужчина, который в качестве жены и любовницы может выбрать почти любую… Кроме меня.
Не сознаюсь самой себе, что расстроена. Но я очень расстроена. И Парижем, и фотосессией, и смертью мамы Светланы, и неподдельным интересом ее папы.
Дверной звонок, громкий и неожиданный, буквально подбрасывает меня с дивана, на котором я глубоко страдаю. За дверью Холодильник. Стоим не двигаясь. Он не делает попытки войти. Я не делаю попытки отодвинуться и пропустить.
— Я подумал, что что-то случилось. Вы не спустились в холл, — объясняет свое появление Холодильник.
— Действительно, странно, — мрачно усмехаюсь я. — Всего-то час ночи.
— Вы были расстроены, — обвиняет меня Александр Юрьевич. — Что наговорил вам этот ловелас?
— Теперь вы откапываете устаревшие слова? — я поворачиваюсь спиной к Хозяину и иду в комнату.
Холодильник проходит за мной в гостиную:
— Не только вы на это способны. Старый ловелас, если угодно, волокита, распутник.
— Вы делаете комплименты будущему тестю, — напоминаю я, кутаясь в плед.
— Я вас предупреждаю, что не все мужчины возле вас имеют благородные намерения, — хмуро говорит стоящий в центре моей гостиной Холодильник.
— Только вы? — смеюсь я, восхищаясь наглостью мужчины.
— Ничего смешного. Да. Только я, — не улыбаясь, подтверждает Холодильник.
— Послушайте! Не замечала за вами такого тонкого чувства юмора, — очень злюсь я. — Сегодня просто день харассмента.
— Мы не в Штатах, — парирует Холодильник, недовольно прищуриваясь. — Кирилл Иванович назойливо приставал к вам? Вы почувствовали скрытые сексуальные мотивы?
— Эти мотивы я почувствовала от вас! — кричу я. — Непристойные предложения. Шантаж с целью принуждения. И… И…
— И? — помогает мне веселящийся Холодильник.
— Прикосновения! — вспоминаю я.
— Мир сходит с ума, — сетует Холодильник. — А как мужчине выражать свой интерес к женщине?
— К чужой — никак! — почти лаю я.
— Чужой? — сама не понимаю, как оказываюсь в сильных руках. — Чья вы женщина? Гены? Этого алкоголика?
— Гена не алкоголик! — до слез обижаюсь я, забыв начать вырываться. — Да. Он иногда выпивает… для храбрости… Только тогда, когда идет предложение делать.
— А над моим предложением вы подумали? — горячий шепот опаляет ухо.
— Вы разве делали мне предложение? — решаю не вырываться, чтобы не упал плед.
— Даже несколько. Вы не помните? — горячее дыхание опаляет уже шею.
— Я помню, что вы скоро женитесь, поэтому готовы со мной переспать и слетать в Париж, — докладываю я, чувствуя, что подгибаются колени. Холодильник мрачнеет и убирает руки.
— Тогда это Василий? — в голосе Холодильника появляются грозные нотки.
— Послушайте, Александр Юрьевич! — кутаюсь в плед. — Это нелепо и смешно! Оставьте меня в покое! Зачем вам интрижка с женщиной, которой вы не нравитесь?
Выброс руки — и я прижата к каменной груди.
— Вы лжете, госпожа Симонова-Райская! — скрипит зубами "спокойный, уравновешенный, совершенно не склонный к эмоциональным срывам" Холодильник. — Вас так же тянет ко мне, как и меня к вам.
— Что за одержимость?! — психую я. — Настоящая паранойя!
— Если я одержим, то в ваших силах провести обряд экзорцизма, — губы Холодильника ставят клеймо на лбу, подбородке, щеках.
Застываю и не двигаюсь. Как его остановить? И надо ли останавливать? Спасительная мысль приходит неожиданно и кажется единственным способом отвлечь Холодильник от того, что он делает.
— Василий, — тихо напоминаю я, когда губы Холодильника прижимаются к моим губам.
— Василий? — вопросительно выдыхает в мой рот Холодильник.
— Я рассказываю вам о Василии, а вы сразу уходите, — ставлю я условие. Холодильник подозрительно смотрит на меня:
— Вы расскажете правду?
— Я вам правду покажу, — выбираюсь из объятий и иду к закрытому большим платком аквариуму.
— Почему-то мне кажется, что я делаю неверный выбор, — бормочет Холодильник.
Отбрасываю платок. Василий спит за большим декоративным камнем.
— Это Василий? — Хозяин нервно кашляет.
— Он! — гордо говорю я. — Живем вместе два года.
— Кем он был до этого? — лицо Холодильника светится улыбкой счастливого человека. — До того, как вы его заколдовали?
— Он был навязчивым мужчиной, распускающим руки. Теперь их восемь, но протянуть не к кому, — отвечаю я, примагнитившись взглядом к его улыбающимся губам. — Вы обещали…
— Если бы у меня было восемь рук, вы бы со мной не справились. — вместо прощания говорит Холодильник и уходит.
— Я с твоими двумя не справляюсь! — выдыхаю я, без сил плюхаясь на диван.
Приехавшая утром Ленка привезла горячий завтрак и теперь, открыв рот и распахнув глаза, слушает меня и постоянно перебивает.
— В сейф? Гена напился? В Париж? Отказалась?!!!
— Зато он познакомился с Василием, — говорю я с набитым ртом. Блинчики с творогом великолепны.
— Значит, Светланин отец вдовец? — задумчиво спрашивает Ленка. — Очень старый?
— Меньше пятидесяти точно! — клянусь я.
Ленка лезет в планшет.
— Так… Костров Кирилл Иванович. Сорок семь лет. Вдовец. Двое детей. Сын и дочь. Сыну двадцать четыре, дочери двадцать. Есть внучка. О! У него сейчас роман с актрисой мюзикхолла.
— Меня пригласили стать следующей, — поливаю блинчик вишневым вареньем.
— Ты правда в Париж не полетишь? — недоверчиво спрашивает Ленка.
— Конечно, нет! — удивляюсь я вопросу. — Я не готова к роли любовницы. И это крайне мерзко по отношению к Светлане!
Ленка долго думает, потом осторожно говорит:
— Понимаешь, Нинка… Тут ведь как могло быть… Жил-был на свете Холодильник. И все у него было хорошо. И бизнес успешный, и невеста молодая и красивая. И брак светил по расчету, крепкий и договорной. Но однажды встретил он Нину Прекрасную. И влюбился… И теперь не знает, что делать и с бизнесом, и с невестой, и с браком… И слово нарушить нельзя. И от любви отказаться… Призадумаешься тут!
Давлюсь блинчиком и кашляю до слез.
— Какая любовь, Лена? Так не бывает!
— Еще как бывает! — горячо спорит Ленка. — Да сплошь и рядом! Ради одного секса не стал бы такой человек к тебе вязаться! Я уверена! Да с ним любая пойдет!
— Не любая! — гордо говорю я. — И ты бы не пошла.
Ленка с сожалением смотрит на меня и шепчет:
— Я бы пошла. И с Холодильником, и с папой Кириллом.
— Ты специально так говоришь, — не верю я подруге. — Попала бы в мою ситуацию, поняла бы, что это не шутки.
— Да хоть бы разик попасть! — молится Ленка.
Дверной звонок снова пугает меня до одури. Это Павла Борисовна.
— Нина! Я к вам вот за этими документами, — она подает мне листок бумаги со списком.
— Что случилось? — тупо смотрю на список документов.
— Александр Юрьевич завтра вылетает в Париж, — докладывает исполнительная Павла Борисовна. — В командировку.
Пока я мстительно проговариваю про себя метафору про "фанеру над Парижем", Павла Борисовна добавляет:
— Нина, вы летите с ним.