Триумф поражения - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 18

Глава 17. Харассмент

Ревность у мужчины складывается из эгоизма,

доведенного до чертиков, из самолюбия,

захваченного врасплох, и раздраженного ложного тщеславия.

Оноре де Бальзак

Кирилл Иванович оказывается приятным и легким в общении человеком. Он отводит меня за соседний столик и заказывает по моей просьбе молочный коктейль. За пятнадцать минут я узнаю историю знакомства Александра Юрьевича и Светланы Кирилловны: Кирилл Иванович сам познакомил своего делового партнера с младшей дочерью, Светлана мгновенно влюбилась.

— Саша, Александр Юрьевич — удивительный мужчина, — почти восторженно рассказывает мне отец Светланы Кирилловны. — Такой, какой и нужен моей Светлане.

Вежливо киваю, очень хочется переспросить, какой именно, но мне неловко демонстрировать повышенный интерес к своему начальнику.

Кирилл Иванович сам, без наводящих опросов, продолжает:

Спокойный, уравновешенный. Совершенно не склонный к эмоциональным срывам.

Усилиями удерживаю брови на предназначенном природой месте. Мы говорим о моем Холодильнике? Человеке, который рычит, орет, хватает, прижимает, целует без разрешения? Ну-ну…

— Завтра у них целый день фотосессия, вот он и недоволен, прячется от Светланы, — беззлобно смеется Кирилл Иванович.

Сказать, что Холодильник недоволен — ничего не сказать. Светлана что-то показывает ему в телефоне, наклонившись через столик, а он то пустым взглядом смотрит в телефон и рассеянно кивает, то поднимает глаза на меня, и тогда я встречаюсь с мрачно-черными глазами одержимого человека.

— Нина! Очень рад знакомству с вами! — отец Светланы широко и искренне улыбается. — Простите за настойчивость, свободны ли вы завтра вечером?

— Вечером? — недоумеваю я, никак не желая принять ухаживания еще и этого великолепного образчика мужского обаяния, превосходства и сексуальности.

— Я мог бы придумать что-нибудь оригинальное, — хищно улыбается Кирилл Иванович.

— А как к нашему свиданию отнесется Светлана Кирилловна и ее мама? — находчиво спрашиваю я.

— Света вас обожает и восхищается вашими проектами. А ее мама умерла пятнадцать лет назад, — спокойно и просто отвечает Кирилл Иванович.

— Простите, — краснею я. — Я не знала…

— Ничего страшного. Ваш вопрос был абсолютно правильным и уместным, — успокаивает меня ласково улыбающийся мужчина. — Я должен был сам сказать это раньше. Но… Увидел красивую девушку — и растерялся, как юнец.

Снова краснею. Холодильник, как будто почувствовав мои смятение и неловкость, с тревогой смотрит в нашу сторону.

— Я настаиваю, — Кирилл Иванович заглядывает мне в глаза. — Если я чрезмерно настойчив, то прошу прощения.

— Благодарю за предложение, но оно лишнее. Мне есть, с кем провести субботний вечер, — вежливо говорю я, вложив в свою интонацию максимально возможные искренность и деликатность.

Кирилл Иванович в шутливом жесте поднимает обе руки вверх.

— Сдаюсь! Прошу меня простить еще раз! Жаль… А что я хотел? Такая необычная девушка не могла быть для меня свободной.

— Вы меня извините, но мне нужно уйти. Меня ждут, — я слезаю с барного стула и протягиваю отцу Светланы руку.

Он церемонно прощается со мной. Увидев это, Холодильник порывисто встает и направляется к нам.

— Николай вас проводит, — приказывает мне, а не Николаю Александр Юрьевич.

— Спасибо, — бормочу я, понимая, что спорить бесполезно.

Долго стою под горячими душевыми струями, пытаясь смыть раздражение и возбуждение, одновременно охватившие меня.

— Полетели!

— Куда полетели?

— В Париж.

— Когда?

— Если хочешь, то прямо сейчас. Сегодня.

Это никогда не кончится. Он явно добивается того, чтобы я уволилась. Мужчина, который в качестве жены и любовницы может выбрать почти любую… Кроме меня.

Не сознаюсь самой себе, что расстроена. Но я очень расстроена. И Парижем, и фотосессией, и смертью мамы Светланы, и неподдельным интересом ее папы.

Дверной звонок, громкий и неожиданный, буквально подбрасывает меня с дивана, на котором я глубоко страдаю. За дверью Холодильник. Стоим не двигаясь. Он не делает попытки войти. Я не делаю попытки отодвинуться и пропустить.

— Я подумал, что что-то случилось. Вы не спустились в холл, — объясняет свое появление Холодильник.

— Действительно, странно, — мрачно усмехаюсь я. — Всего-то час ночи.

— Вы были расстроены, — обвиняет меня Александр Юрьевич. — Что наговорил вам этот ловелас?

— Теперь вы откапываете устаревшие слова? — я поворачиваюсь спиной к Хозяину и иду в комнату.

Холодильник проходит за мной в гостиную:

— Не только вы на это способны. Старый ловелас, если угодно, волокита, распутник.

— Вы делаете комплименты будущему тестю, — напоминаю я, кутаясь в плед.

— Я вас предупреждаю, что не все мужчины возле вас имеют благородные намерения, — хмуро говорит стоящий в центре моей гостиной Холодильник.

— Только вы? — смеюсь я, восхищаясь наглостью мужчины.

— Ничего смешного. Да. Только я, — не улыбаясь, подтверждает Холодильник.

— Послушайте! Не замечала за вами такого тонкого чувства юмора, — очень злюсь я. — Сегодня просто день харассмента.

— Мы не в Штатах, — парирует Холодильник, недовольно прищуриваясь. — Кирилл Иванович назойливо приставал к вам? Вы почувствовали скрытые сексуальные мотивы?

— Эти мотивы я почувствовала от вас! — кричу я. — Непристойные предложения. Шантаж с целью принуждения. И… И…

— И? — помогает мне веселящийся Холодильник.

— Прикосновения! — вспоминаю я.

— Мир сходит с ума, — сетует Холодильник. — А как мужчине выражать свой интерес к женщине?

— К чужой — никак! — почти лаю я.

— Чужой? — сама не понимаю, как оказываюсь в сильных руках. — Чья вы женщина? Гены? Этого алкоголика?

— Гена не алкоголик! — до слез обижаюсь я, забыв начать вырываться. — Да. Он иногда выпивает… для храбрости… Только тогда, когда идет предложение делать.

— А над моим предложением вы подумали? — горячий шепот опаляет ухо.

— Вы разве делали мне предложение? — решаю не вырываться, чтобы не упал плед.

— Даже несколько. Вы не помните? — горячее дыхание опаляет уже шею.

— Я помню, что вы скоро женитесь, поэтому готовы со мной переспать и слетать в Париж, — докладываю я, чувствуя, что подгибаются колени. Холодильник мрачнеет и убирает руки.

— Тогда это Василий? — в голосе Холодильника появляются грозные нотки.

— Послушайте, Александр Юрьевич! — кутаюсь в плед. — Это нелепо и смешно! Оставьте меня в покое! Зачем вам интрижка с женщиной, которой вы не нравитесь?

Выброс руки — и я прижата к каменной груди.

— Вы лжете, госпожа Симонова-Райская! — скрипит зубами "спокойный, уравновешенный, совершенно не склонный к эмоциональным срывам" Холодильник. — Вас так же тянет ко мне, как и меня к вам.

— Что за одержимость?! — психую я. — Настоящая паранойя!

— Если я одержим, то в ваших силах провести обряд экзорцизма, — губы Холодильника ставят клеймо на лбу, подбородке, щеках.

Застываю и не двигаюсь. Как его остановить? И надо ли останавливать? Спасительная мысль приходит неожиданно и кажется единственным способом отвлечь Холодильник от того, что он делает.

— Василий, — тихо напоминаю я, когда губы Холодильника прижимаются к моим губам.

— Василий? — вопросительно выдыхает в мой рот Холодильник.

— Я рассказываю вам о Василии, а вы сразу уходите, — ставлю я условие. Холодильник подозрительно смотрит на меня:

— Вы расскажете правду?

— Я вам правду покажу, — выбираюсь из объятий и иду к закрытому большим платком аквариуму.

— Почему-то мне кажется, что я делаю неверный выбор, — бормочет Холодильник.

Отбрасываю платок. Василий спит за большим декоративным камнем.

— Это Василий? — Хозяин нервно кашляет.

— Он! — гордо говорю я. — Живем вместе два года.

— Кем он был до этого? — лицо Холодильника светится улыбкой счастливого человека. — До того, как вы его заколдовали?

— Он был навязчивым мужчиной, распускающим руки. Теперь их восемь, но протянуть не к кому, — отвечаю я, примагнитившись взглядом к его улыбающимся губам. — Вы обещали…

— Если бы у меня было восемь рук, вы бы со мной не справились. — вместо прощания говорит Холодильник и уходит.

— Я с твоими двумя не справляюсь! — выдыхаю я, без сил плюхаясь на диван.

Приехавшая утром Ленка привезла горячий завтрак и теперь, открыв рот и распахнув глаза, слушает меня и постоянно перебивает.

— В сейф? Гена напился? В Париж? Отказалась?!!!

— Зато он познакомился с Василием, — говорю я с набитым ртом. Блинчики с творогом великолепны.

— Значит, Светланин отец вдовец? — задумчиво спрашивает Ленка. — Очень старый?

— Меньше пятидесяти точно! — клянусь я.

Ленка лезет в планшет.

— Так… Костров Кирилл Иванович. Сорок семь лет. Вдовец. Двое детей. Сын и дочь. Сыну двадцать четыре, дочери двадцать. Есть внучка. О! У него сейчас роман с актрисой мюзикхолла.

— Меня пригласили стать следующей, — поливаю блинчик вишневым вареньем.

— Ты правда в Париж не полетишь? — недоверчиво спрашивает Ленка.

— Конечно, нет! — удивляюсь я вопросу. — Я не готова к роли любовницы. И это крайне мерзко по отношению к Светлане!

Ленка долго думает, потом осторожно говорит:

— Понимаешь, Нинка… Тут ведь как могло быть… Жил-был на свете Холодильник. И все у него было хорошо. И бизнес успешный, и невеста молодая и красивая. И брак светил по расчету, крепкий и договорной. Но однажды встретил он Нину Прекрасную. И влюбился… И теперь не знает, что делать и с бизнесом, и с невестой, и с браком… И слово нарушить нельзя. И от любви отказаться… Призадумаешься тут!

Давлюсь блинчиком и кашляю до слез.

— Какая любовь, Лена? Так не бывает!

— Еще как бывает! — горячо спорит Ленка. — Да сплошь и рядом! Ради одного секса не стал бы такой человек к тебе вязаться! Я уверена! Да с ним любая пойдет!

— Не любая! — гордо говорю я. — И ты бы не пошла.

Ленка с сожалением смотрит на меня и шепчет:

— Я бы пошла. И с Холодильником, и с папой Кириллом.

— Ты специально так говоришь, — не верю я подруге. — Попала бы в мою ситуацию, поняла бы, что это не шутки.

— Да хоть бы разик попасть! — молится Ленка.

Дверной звонок снова пугает меня до одури. Это Павла Борисовна.

— Нина! Я к вам вот за этими документами, — она подает мне листок бумаги со списком.

— Что случилось? — тупо смотрю на список документов.

— Александр Юрьевич завтра вылетает в Париж, — докладывает исполнительная Павла Борисовна. — В командировку.

Пока я мстительно проговариваю про себя метафору про "фанеру над Парижем", Павла Борисовна добавляет:

— Нина, вы летите с ним.