Ревнивцы не нуждаются в поводе:
они часто ревнуют совсем не по поводу,
а потому что ревнивы.
Уильям Шекспир
— А он? А ты? А он? Да ладно! Вот фрукт! — короткие реплики моей подруги Ленки время от времени прерывают мой эмоциональный рассказ о вчерашнем празднике в агентстве.
Вечер праздничного дня мы проводим вместе: сидим на моей кухне и допиваем розовый брют. который не лез мне в рот вчера. А сегодня ничего — третий бокал заливается легко и бодро.
Вчерашний вечер стал для меня настоящим потрясением и новым уровнем наших странных. паранормальных отношений с Холодильником. Считав с уст Хозяина "Убью!", я криво улыбнулась (от страха), гордо выпрямилась (от злости) и плавно прошествовала (от безысходности) к своему столику, за которым сидела с Димкой и Костиком.
— Восхищен! — зубоскалит Димка, измеряя наглым взглядом длину моих ног и оценивающе присвистывая.
— Я предполагал, что они длинные и стройные, — задумчиво тянет удивленный Костик. — Но одно дело думать, другое — видеть! Я в ауте!
— И мы оба — трупы! — испуганно констатирует Димка. поймав выражение глаз Холодильника. — Срочно делаем скучающие лица! Пошла ты со своими ногами, Симонова-Райская!
— Куда? — шиплю я, деланно улыбаясь.
— На все четыре стороны! — искренне отвечает Димка. — Я профессиональный трус! Мои кубики на прессе — детский сад против кулаков Хозяина.
— До его кулаков дело вообще не дойдет! — картинно паникует Костик, для храбрости выпивая рюмку текилы. — Нас вырубит одним ударом его охрана. Ты Нинкиного Евгения видел?
— Он не мой, он Холодильника! — слабо протестую я, опасаясь смотреть на Хозяина.
— Правильно, не смотри! — нервно хихикает Димка. — Он жжет напалмом. Мы уже не в счет. Но и от тебя горстка пепла должна остаться. Как там в детстве говорили? Ноги выдернет и спички вставит! Гарантирую!
— Я бы тоже выдернул! — неожиданно подцакивает пьяненький Костик. — Смотри, Прохора Васильевича на твоих ногах заклинило. Мои айтишники все теперь твои рабы.
Кошу глаза направо: программисты из отдела Костика, четверо молодых мужчин, понимающе мне улыбаются и даже подмигивают. Погорячилась ты, Нина, с фиолетовой юбкой… Хотя… Позвольте!
— Марину из рекламного кто-нибудь видит?! У нее юбки вообще как будто нет! — вяло возмущаюсь я.
— Для Маринки — это норма. За времена дресс-кода прошлые ее наряды еще не забыты. — доходчиво, словно маленькому ребенку, объясняет Димка. — А ты, мать, так нас раньше не баловала.
Он, конечно, прав. Эта юбка у меня вообще случайно оказалась: мы с Ленкой летом хотели по ночным клубам искать ей олигарха вместо гада Витьки. Надо признать, что с юбкой я промахнулась, как чуть ранее с платьем Чикаго. Теперь, кроме хорошей мины при плохой игре, и рассчитывать не на что.
— Мне кажется или Хозяин смотрит на меня? — нервничает Димка. — Точно смотрит! Решает, как меня убивать будет, медленно или быстро.
— Выбирай, чтобы быстро! — серьезно советует почти протрезвевший Костик.
— Еще пытать могут…
— Прекратите, придурки! — шиплю я на них, опрокидывая второй бокал сухого белого вина. — Димка! Зачем он на тебе смотрит?
— Будь я проклят! — Димка почти трет глаза. — Он посмотрел на меня, на свою Светлану и снова на меня. Кто ему рассказал, что она мне нравится?!
— Дурак! — успокаивает его Костик. — Он тебе явно намекает: как только начнется новый танец, ты должен пригласить Светлану.
— Зачем? — не понимает Димка. — Я, конечно, не против, только зачем ему просить меня танцевать со своей невестой?
— Для ее нейтрализации! — важно говорит Костик, весело салютуя мне рюмкой текилы. — Смешные вы! Все ясно как божий день! Димка танцует со Светланой, и ему можно будет пригласить нашу Нинку.
— Я не пойду, — пищу я, запивая писк третьим бокалом.
— Интересно было бы посмотреть, — смеется Костик. — И привлечешь внимание своим отказом? Разозлишь его еще больше? Дашь понять Светлане, что вас с Хозяином связывает нечто большее?
Все, что говорит Костик. заставляет меня втянуть голову в плечи, но я вовремя соображаю, что прятаться нельзя. В конце концов, юбка — мой флаг, знамя моего протестного партизанского движения. Какой там девиз у партизан? Правильно! Чтобы земля горела под ногами врага! Ни воды ему. ни еды. ни воздуха!
Кокетливо и томно улыбаюсь Димке и перекидываю ногу на ногу.
— Отвали. Нинка! — возмущенно шепчет мой личный трусливый помощник. — Я еще лет семьдесят жить планировал, причем со всеми конечностями, что у меня есть на данный момент!
— Иди! — советует Костик другу. — Я твою шкуру спасаю. Иди к Светлане! Димка покорно встает и, нарисовав смелую улыбку, идет к столику Холодильника.
— Подошел. Пригласил. Разрешили. — докладывает мне. сидящей спиной к происходящему, Костик и громко восклицает. — Что я говорил!
— Что?! — пугаюсь я.
— Он идет сюда! — зловеще шепчет Костик. — Я же говорил…
Но Костик не успевает договорить того, о чем он мне говорил. потому что за моей спиной кто-то стоит. судя по поднятым вверх глазам моего приятеля.
— Добрый вечер, Александр Юрьевич! — хитро произносит Костик. явно наслаждаясь ситуацией.
— Добрый! — недобрым голосом подтверждает Холодильник и. положив руки на спинку моего стула, спрашивает. — Разрешите вас пригласить. госпожа Симонова-Райская?
— Меня? — хрипло переспрашиваю я, не поворачиваясь. — Я не танцую. У меня болит… голова.
— Ну не нога же! — вежливо перебивает меня Холодильник. — А голова пройдет.
Он берет меня за локти и вытаскивает из-за стола. уводя танцевать.
— Вы же не любите танцевать?! — огрызаюсь я, выбрав сицилианскую защиту, защиту нападением.
— Ненавижу! — мрачно подтверждает Холодильник. — Но мне надо успокоиться для вашей же безопасности.
— Даже ревнивые мужья и женихи так себя не ведут! — говорю я верхней пуговице его рубашки. вздрогнув, когда он обнимает меня за талию. крепко и сильно.
— Возможно. — соглашается Холодильник, осторожно ведя меня в танце. — У меня нет опыта в этих статусах.
— Ваша невеста танцует с привлекательным молодым человеком, — ехидно говорю я. — Не боитесь, что уведет?
— Не боюсь. — быстро и просто отвечает Холодильник. — Он не посмеет, она не захочет.
— Как вы уверены в себе! — иронизирую я.
— Не в себе — в них, — поправляет меня Холодильник. — В себе я не просто не уверен, я себе сейчас не доверяю.
— Вот видите! — радуюсь я. — Вам не доверяет уже два человека. А если мы проведем опрос сотрудников…
— Прекратите меня злить! — шипит Холодильник. — Вы достаточно меня разозлили, чтобы подливать масло в огонь.
Три бокала сухого белого на голодный желудок творят чудеса.
— У меня еще есть шорты, кожаные, коричневые, — доверительно сообщаю я ему на ухо.
Холодильник вздрагивает и морщится:
— Я понимаю, что вы издеваетесь, но и вы должны понять: не в ваших интересах меня подначивать.
— А что в моих интересах? — спрашиваю я, встречаясь с его глазами.
Он долго смотрит на меня, не отвечая, потом говорит:
— Мы можем подняться к вам. Мы можем поехать ко мне. Мы можем полететь в Париж. Или Лондон. Или Мадрид. Мы можем остаться в агентстве на ночь, если вы никуда не хотите.
От ужаса я даже некрасиво открываю рот. Со стороны, наверное, кажется, что он меня чем-то напугал, потому что танцующий со Светланой рядом с нами Димка с тревогой смотрит на меня и вопросительно приподнимает брови. Светлана же встречается взглядом со мной и приветливо улыбается. Она что, слепая или глупая?! Что за странное смирение?! Бесит уже! Вот мне ее уже не жалко!
— Идите к черту! — рычу я.
— Значит, вы не для меня подобрали такую милую юбку? — скалится Холодильник.
— Не стоит считать все, что происходит вокруг вас, относящимся к себе, — важно поучаю я Хозяина, остро чувствуя, как его широкие горячие ладони прожигают ткань моей блузки до кожи, почти оставляя ожоги.
— Все, что происходит вокруг вас, непосредственно касается меня, — не соглашается Холодильник, перемещая правую руку на мой позвоночник и начиная большим пальцем поглаживать мне косточку.
— Прекратите! — шепчу я. — Люди заметят. И решат, что у нас с вами отношения.
— Неужели? — ухмыляется Холодильник, продолжая поглаживания. — Вас это смущает?
— Меня это бесит! — честно говорю я, вздрогнув от новой позвоночной ласки.
— Ни я, ни вы, ни, наконец, ваша Светлана — мы все этого не заслужили.
— Вы не переборщили с количеством участников? — большой палец Холодильника рисует эротические вензеля вдоль моего позвоночника.
— Количество вы определили сами, — говорю я сквозь зубы. — Послушайте, на нас смотрят мои коллеги и близкие друзья.
— Вижу! — холодно отвечает Холодильник. — Молодые люди уже полчаса не отрывают глаз от ваших ног. Вы же этого добивались?
— Я добивалась свободы! — гордо трясу распущенными волосами. — И я ее добьюсь! Отзывайте своего Евгения и дайте мне возможность работать так, как я привыкла. Одеваться так, как мне хочется. Целоваться с тем, кто мне нравится.
На слове "целоваться" руки Холодильника дергаются. Музыка заканчивается, но вместо того, чтобы вести меня к моему столику, Александр Юрьевич, клещами держа меня за локоть, с невозмутимым выражением лица ведет меня мимо моего столика в фойе, а оттуда к лифту. Торможу всеми конечностями, вцепившись в лацканы его пиджака.
— Отпустите! Что вы делаете?! Нас все видели!
— Мы просто поговорим о вашей манере одеваться, — ворчит невозмутимый Холодильник.
— Просто поговорим? Вы обещали меня убить! — напоминаю я, тормозя ногами.
— Одно другому не мешает, — подтверждает Холодильник, легко преодолевая мое сопротивление. — Сначала поговорим, потом я вас убью.
— На лифте не поеду! — почти визжу я. — Вдруг он застрянет!
— Да пожалуйста! — фыркает Холодильник и тащит меня на лестницу.
Перед дверью кабинета Евгений, серьезный и молчаливый, как всегда. Встает по стойке смирно и молча смотрит на Хозяина, затаскивающего меня в приемную.
— Никого и ни при каких обстоятельствах! — сурово отдает команду Холодильник.
— Так точно! — по-военному отвечает Евгений, не удержавшись и отпустив взгляд на мои ноги.
— Отставить! — рычит Холодильник и буквально впихивает меня в кабинет. Здесь темно и прохладно. Александр Юрьевич включает свет и осуждающе смотрит на меня. Не на всю. Только на ноги.
Машинально одергиваю короткую юбку и натыкаюсь на ехидные слова:
— Вряд ли от этих судорожных движений она станет длиннее.
— Вы меня смущаете! — обвиняю я.
— Неужели? — почти смеется он. — Вас можно смутить? Скромные девушки думают об этом заранее.
— Вы намекаете, что я нескромна? — поражаюсь я. — Скромность не определяется длиной юбки.
— Зато от ее длины напрямую зависит мое настроение, — нахально отвечает Холодильник.
— Следите за Светланой и ее юбками! — говорю я, сложив руки на груди.
— Мне безразлична длина ее юбок, — хрипло говорит Холодильник. — Абсолютно.
— Вы загнали меня в угол! — огрызаюсь я, как крыса в мышеловке. — Но даже это не заставит меня уволиться или согласиться на ваше неприличное предложение.
— Что же в нем неприличного? — искренне удивляется Холодильник. — Мы взрослые совершеннолетние люди и можем делать все, что захотим.
— Замечательное ключевое слово — захотим! — кричу я. Что ж такое! Я с ним все время кричу. — А я не хочу!
Холодильник выбрасывает вперед руку и берет меня за шею, притягивая к себе.
— Вы лжете! — шепчет он. — Вам так же непросто, как и мне. Просто вы лучше справляетесь.
— С чем? — шепчу я в ответ.
— С чувством, с влечением, с тягой, невыносимой тягой, — шепчущие губы неумолимо приближаются.
— У меня нет никакой тяги, — из последних сил сопротивляюсь я этой самой тяге и его словам. — У вас мания, вожделение. Это страшная ошибка.
Руки Холодильника ложатся на мою спину, снова прожигая до голой кожи.
— Возможно, это лучшая ошибка в моей жизни, — серьезно говорит Холодильник и забирает в плен мои губы.
Мое сердце колотится так, что я слышу этот стук совершенно отчетливо. У меня впервые получается не застыть в параличе, а тут же оттолкнуть Хозяина.
— Вы хотели поговорить и убить! — тяжело дыша, напоминаю я. — Вернемся к моей одежде. Так что там с моей юбкой?
— Она безобразна! — Холодильник дышит не менее тяжело. — Ноги прекрасны. Но мне не нравится, что это видно не только мне.
— Я все поняла, — усиленно киваю и спиной отхожу к дверям. — Договорились. Если вам так хочется, все юбки будут до колен и длиннее. Голову платком покрывать не надо? Могу не пользоваться косметикой, чтобы вы не волновались.
— Куда вы отползаете? — хмурится Холодильник. — Не надо утрировать. Вернитесь! Евгений вас все равно не выпустит.
— Да вы просто какой-то восточный князек! — мой вопль раздается эхом по кабинету. — Я хотела закончить все миром, но вы же невменяемый!
Рывком открываю дверь. В дверном проеме стоит Евгений, перекрывая собой выход из кабинета. Сначала Евгений безэмоционально смотрит мне в глаза, потом взгляд опускает на мои ноги.
— Глаза! — команда Евгению.
— Дверь! — команда мне.
— Саша!
Нет! Светлане Кирилловне надо вручить приз за самое своевременное появление!
Невеста Холодильника появляется в приемной.
— Ты опять работаешь? Ты обещал мне три танца, — девушка нервно и виновато улыбается.
— Я учту все ваши замечания, — вежливо склоняю я голову перед Хозяином и быстро сбегаю в свою квартиру, чтобы больше из нее не высовываться.
Слегка кружится голова, и проблемы вчерашнего вечера уже не кажутся проблемами. Мы с Ленкой допиваем вторую бутылку розового брюта и решаем веселиться дальше.
— Я сейчас позвоню Женьке! — предлагает мне Ленка.
— Какому Женьке? — туплю я. — Моему охраннику Евгению?
— Дура что ли? — хихикает Ленка. — Моему Женьке, ну, бармену из "Уховертки", помнишь?
— А! Этому? Помню, — подтверждаю я, чрезвычайно развеселившись, что обоих молодых людей зовут Женями. — А зачем? Мы идем в "Уховертку"?
— Нет! Мы идем в ночной клуб "Лакмус". Женька там подрабатывает по праздникам. Проведет. Оторвемся! — убеждает меня Ленка.
— Ага! — куксюсь я. — А мне потом оторвут все, до чего дотянутся. Да и мой Евгений меня не выпустит ни в какой клуб!
— Спокойно! Тетя Лена знает свое дело! — Ленка выходит на площадку, где сидит на стуле и с умным видом читает журналы о кулинарии (других у меня не было) Евгений.
— Евгений! Не могли бы вы принести из холла пальму? — Ленка встает перед охранником.
— Пальму? — недоверчиво уточняет Евгений, подозрительно глядя на меня и Ленку.
— Пальму. Ту, которая возле кресла Дарьи Владиленовны, — Ленка берет Евгения за локоть и заглядывает в глаза. — Понимаете, дружок, она заболела.
— Дарья Владиленовна? — спрашивает Евгений.
— Нет. Пальма. Заболела пальма. Ее поливать надо каждый час с лекарством. Ну, не ходить же Нине Сергеевне так часто вниз. А ночью как быть? — сокрушается Ленка.
— Ночью? — пугается Евгений.
— Поливать надо и ночью. По будильнику, — объясняет терпеливо Ленка.
— Я могу пальму в квартиру принести, — находчиво предлагает Евгений, как будто пару минут назад не об этом попросила Ленка.
— Прекрасная мысль! — благодарит Ленка и целует Евгения в щеку.
— Он ее не сможет принести! — смеюсь я. — Ее слон не поднимет.
— Чудесно! — радуется Ленка. — А мы с тобой через подъезд и в "Лакмус". Пока он опомнится…
Громкая клубная музыка почти не позволяет разговаривать. К нам за столик через полчаса после нашего прихода просят разрешение подсесть двое высоких симпатичных мужчин спортивного телосложения.
— Пожалуйста-пожалуйста! — стонет Ленка, с которой мы опять допиваем бутылку шампанского. — Чур, блондин мой!
Правда, через десять минут оказывается, что блондин все-таки… мой. На Ленку он никак не реагирует. Зато брюнет охотно общается с моей подругой и делает ей смешные комплименты.
— Леночка! Вы красивы, как моя мама! А моя мама была мисс своего факультета.
— Агроном-животновод? — хмурится Ленка.
— Почему? — обижается брюнет Виталий. — Журфака.
Молодые люди оказываются хоккеистами, отмечающими очередную победу в клубе.
— Потанцуем? — вежливо спрашивает меня блондин Алексей. У него оригинальная современная прическа: сама стрижка короткая, а на шее длинные локоны. Это чтобы из-под каски видно было! — догадываюсь я.
— Потанцуем! — соглашаюсь я, и мы выходим на танцпол.
Так и перемежаем шампанское с танцами. Хоккеисты Алексей и Виталий покупают нам еще одну бутылку.
Последний медленный танец становится очень чувственным и почти интимным. Аромат парфюма Алексея с хвойными нотками почему-то кружит голову. Голубые глаза кажутся васильковыми глазами принца. Белокурые локоны умиляют до приступа нежности, и я пропускаю их сквозь пальцы. Алексей наклоняется к моему лицу, проводит большим пальцем по моим губам и осторожно спрашивает:
— Можно?
— Можно, — шепчу я, вытягивая губы трубочкой.
Наклоняющееся ко мне лицо блондина Алексея расплывается и уходит в туман, вместо него всплывает лицо Холодильника и прожигающие насквозь почти черные глаза, открывающие путь в бездну. И я в нее с удовольствием ныряю.
Первыми словами, которые я слышу после выныривания, становятся слова Евгения:
— Была одна таблетка. Они бросили ее в шампанское. Надо промыть желудок.
— Лицо не трогать. Ходить после должны сами. Не перестарайтесь! — это голос Холодильника, совсем рядом со мной.
— Слушаюсь! — ответ Евгения совсем издалека.
— Выпей! — из глубокого доброго сна меня вырывает настойчивый и злой голос Холодильника.
К моим пересохшим губам прикладывают прохладный стакан, вызывающий наслаждение этой своей прохладой. Жидкость неприятная на вкус. Через пару минут чувствую тошноту и головную боль.
Сильные руки поднимают меня и несут. Ванная комната. Это моя ванная комната! Крепкие пальцы берут за шею и наклоняют над раковиной. Меня долго и качественно рвет. Потом знакомые ладони прохладной водой моют мое лицо, доставляя удовольствие и прикосновениями и мягкостью воды.
— Залезай! — командует большой и смутно знакомый мужчина в черных брюках и белой рубашке с закатанными рукавами и открывает воду в душевой кабине.
— Платье, — напоминаю я старому знакомому, которого я не помню, но который мне точно нравится. Это я помню. — Надо снять.
— Не надо! — хрипло отказывается знакомый, чье имя я не могу вспомнить. Мое модное серо-голубое платье-рубашка намокает вместе с Ленкиным авторским бельем и французскими чулками. И когда сильная струя душевой лейки ударяет меня в лицо, затылок, шею. я вспоминаю, кто это.
— Вы?! — кричу я, отбиваясь от прохладных струй.