Любовь искали и не находили, Любовь теряли и не берегли
"Любви не существует", — Люди говорили…
А сами… умирали без любви… приписывается Жюли Верс
Нежно глажу ткань форменного коричневого платья. Полчаса назад мы с Холодильником вернулись в агентство, и я отправилась к себе, чтобы переодеться. Наступила очередь этого платья. Ленка еще неделю назад притащила мне совершенно волшебный, потрясающе красивый, вывязанный крючком белоснежный воротник. Тонкий, я бы даже сказала, деликатный его узор похож на морозный и украшен жемчужными капельками.
В этом платье я удивительно похожа на свою маму с ее школьной фотографии: юная девушка, старшеклассница, стоит на крыльце школы в коротеньком коричневом платьице с кружевным воротничком.
После странного поцелуя, делающего ватными ноги и руки, мы с Холодильником молча уходим в машину и отправляемся на работу.
— Ты едешь со мной до крыльца! — не терпящим возражение тоном заявляет Холодильник. — Выходить за квартал до агентства я тебе не позволю!
Молча киваю. Я решилась на официальные отношения, и теперь глупо что- то скрывать и от работников нашего агентства, и от себя самой. Переодевшись, отправляюсь в свой кабинет и сажусь за проект для Тарасовых. Галина Ивановна и Степан Ильич заказали нам литературно- художественный вечер для своей дочери Ирины, художника-оформителя. Последняя книга, которую она оформляла, получила Гран-при на международном конкурсе. В моей голове уже несколько дней бродят интересные идеи. Работаю не поднимая головы, пока мне не звонит Холодильник.
— Время обедать, Нина, — напоминает он. — Куда бы ты хотела пойти? Я до сих пор не знаю, какую кухню ты любишь.
Какую кухню? Да что ты про меня вообще знаешь? Но я не произношу этого вслух, а спрашиваю:
— Может, перекусим в нашем кафе? Павел Денисович приготовит любое блюдо.
— Мне хотелось бы, чтобы это было не на работе, — мягко, но категорично говорит Холодильник. — Так какая кухня?
— Пожалуй, монгольская, — вредничаю я. Меня бы вполне устроил обед от Павла Денисовича.
— Монгольская? — со смешком переспрашивает Холодильник, разумеется, быстро догадавшись, что я делаю это специально. — Выполнение ваших желаний — моя основная обязанность. Через пятнадцать минут прошу быть в машине.
Продолжаю вредничать, поэтому работаю ровно пятнадцать минут и не иду переодеваться. На пятнадцатой минуте раздается стук в дверь. Евгений. Беру сумочку и иду за ним к автомобилю.
За рулем Евгений, поэтому меня ждет очередное испытание: поездка на заднем сидении рядом с Холодильником. Если его и удивляет то, что я не переоделась, то он этого не показывает. Как только мы отъезжаем от агентства, Холодильник забирает в свои ладони мою левую руку и удерживает, заставляя меня и побледнеть, и покраснеть. Более того, через некоторое время он начинает поглаживать мою раскрытую ладонь указательным пальцем.
— Мы играем в "сороку-ворону"? — нервничаю я, неловко улыбаясь.
— Ты знаешь, — оживляется Холодильник, продолжая поглаживать мою чувствительную кожу. — В детстве меня крайне раздражала эта игра. Тебе не кажется, что мать-сорока должна быть наказана за использование детского труда и лишена родительских прав за жестокое обращение с сыновьями? Ты же помнишь, кого она оставила без еды?
Не удержавшись от смеха, фыркаю:
— Самого младшего. Мал, недорос, воды не принес…
— Это ужасная игра! — констатирует Холодильник, но не перестает в нее играть.
— Возможно, она приучала детей к самостоятельности и обучала помощи по дому? — насмешливо предполагаю я. — Не случайно же мать зовут не только сорокой, но и вороной.
— Не убедила! — Холодильник сжимает мою ладонь в кулак, но не отпускает. Так и едем, держась за руки, как подростки на первом свидании. Это тревожно и трогательно одновременно.
— Вообще-то это не просто игра, — рассказываю я, чтобы сбить себя с неверного настроя. — А игра-потешка. Обучающая. Со времен наших предков, славян-язычников, солнцепоклонников.
— Я и забыл, что ты культуролог, — улыбается мне Холодильник. — Что? Всему этому найдется стройное научное объяснение?
— Не научное. Историко-культурное, — важно отвечаю я и настойчиво забираю свою руку. — Я тебе покажу.
Услышав "тебе", Холодильник не сопротивляется и отпускает. И я, для пущей важности, начинаю небольшой лекторий, сопровождаемый активной жестикуляцией. Только бы не брал меня за руку…
— Утром, встречая солнце на востоке, славяне вставали к нему лицом. Что оказывалось справа? — машу правой рукой.
— Юг? — играет роль добросовестного ученика Александр Юрьевич.
— Молодец! — хвалю я. — Да. Черный юг. А слева? (машу левой рукой)
— Неужели север? — с сомнением спрашивает Холодильник.
— Естественно! Белый север! — подтверждаю я версию Холодильника. — Поэтому правая половина человека считалась черной, а левая белой. И если вспомнить, что правая сторона у славян мужская, а левая женская, то понятно, почему правой рукой отдают, а левой принимают. Тебе это понятно?
— Понятно, — кивает Холодильник, придурковато улыбаясь, хватает мои руки и целует их по очереди. — Это правая. Это левая. Правильно?
— Правильно, — с трудом унимаю взбесившиеся мурашки, загоняя их под длинные рукава платья. — Только у наших предков таких слов не было. Левая рука называлась "сорока", а правая "ворона".
— Руки назвали именами птиц? — Холодильник искренне удивлен. — Не знал.
— Нет! — смеюсь я, испытывая настоящее удовольствие от этого ничего не значащего разговора. — Наоборот! Птиц назвали как руки.
— Ворона черная, а сорока белая? — Холодильник серьезно поражен сделанным лингвистическим открытием. — Кашу варили не птицы, а мамины руки?
— Конечно! — хихикаю я. — Детки вовсе не детки, а пальчики!
— Пальчики? — шепчет Холодильник и берет теплыми губами мой мизинец, сводя с ума только что успокоившиеся мурашки.
— Это негигиенично! — восклицаю я и тяну руку на себя.
Холодильник не отпускает мой мизинец и слегка прикусывает.
— Отпусти! — тихо прошу я.
Холодильник негромко рычит, как добрый, но все-таки сторожевой пес, и отпускает мой палец.
— Приехали, Александр Юрьевич! — докладывает Евгений.
Ресторан "Бандерос" создает впечатление европейской респектабельности и американской роскоши. Черное стекло и белый мрамор.
— Бандерос? — с насмешкой спрашиваю я.
— Распространенная монгольская фамилия, — услужливо объясняет Холодильник.
В холле ресторана нас встречает… Матвей.
— Милая! Какой неожиданный образ! — Матвей распахивает руки, словно хочет меня обнять. — Просто юная гимназистка! Как давно мы с вами не виделись! Вы стали еще прекраснее.
Кошу глаза на Холодильника, чтобы увидеть его реакцию. Он улыбается другу и протягивает руку для приветствия.
— Это ресторан монгольской кухни, Матвей? — лукаво спрашиваю я, но своим вопросом Матвея не удивляю.
— Лучший из ресторанов монгольской кухни! — пафосно восклицает Матвей. — Если будет возможность сравнить, то вы в этом убедитесь!
— Чем же тебе нравится кухня Монголии? — интересуется Холодильник, когда мы садимся за маленький столик в углу большого, почти пустого зала.
— Простотой и легкостью! — дипломатично улыбаюсь я.
— Легкостью? Монгольская? — недоверчиво спрашивает Холодильник. Официант, сопровождаемый Матвеем, катит столик на колесиках, уставленный блюдами.
— Традиционная монгольская кухня аутентична и весьма оригинальна, — склоняется в поклоне Матвей. — Как ресторатор, одобряю ваш выбор.
— С-спасибо! — растерянно благодарю я, с опаской глядя на многочисленные тарелки. — Вы тоже ее любите?
— Да просто обожаю! — картинно льстит мне Матвей. — Если в двух словах, то это много жира, мало специй и ничего сырого.
Нервно икаю. Холодильник и Матвей дружно и громко смеются.
— Разыгрываете? — тут же по-детски обижаюсь я.
— Нет, — Матвей кивает официанту и передо мной ставят огромную тарелку с блюдом из крупных кусков говядины, сладкого перца, моркови и широкой лапши.
— Цуйван! — церемонно представляет Матвей. — Зеленым луком посыпать? Испуганно хлопаю ресницами.
— Почему такая порция огромная? Мне столько не съесть!
На таком количестве пищи я могла бы продержаться дня три, а то и неделю.
— Могу поменять на буузы, — услужливо предлагает Матвей, и передо мной ставят тарелку с гигантскими мантами. — Основа рецепта — жирная говядина.
— Жирная? — переспрашиваю я, не зная, что делать: смеяться или сбегать.
— Можно вместо буузов выбрать позы. Они с телятиной, — под доходчивый комментарий Матвея на столе появляется третья тарелка. На ней тоже манты, но размером поменьше.
— Хорошо, — бурчу я. — Сдаюсь. Я неудачно пошутила.
Холодильник снова смеется и, взяв мои руки, целует сначала правую, потом левую ладонь. Матвей замирает, глядя на эту картину, словно не верит своим глазам.
— Милая! Вы меня удивили! — Матвей даже прицокивает языком. — Вы сдались ему на милость?!
Его слова меня смущают и расстраивают.
— Нина никогда не сдается! — подмигивает мне Холодильник. — Поэтому и находится в осаде, долгой и изнурительной.
— А вот мои методы осады не сработали, — грустно разводит руками Матвей.
— Может, ты какое секретное слово знаешь?
— Пока только подбираю, — отвечает Холодильник Матвею. — Это так же сложно, как подобрать код к чужому банковскому сейфу.
— Счастливчик! — вздыхает Матвей и говорит мне. — Милая! Если он вас хоть раз обидит…
— Не милая! — сердится Холодильник.
— Как?! — разводит руками Матвей. — Уже не милая?! Быстро!
— Корми, скоморох! — усмехаясь, требует Холодильник.
— Мясо? Рыба? — учтиво спрашивает меня Матвей, кивком приказав официанту убирать со стола блюда монгольской кухни.
— Рыбу на гриле, пожалуйста, белую, — вежливо прошу я, чувствуя, что все- таки расслабляюсь в компании двух старых друзей.
— Прекрасный выбор, ми… Нина! — хвалит меня Матвей. — Вы попробуете мою дораду и навсегда поселитесь в моем ресторане.
— Не дождешься! — беззлобно рычит Холодильник.
— Шурка вас, наверное, уже баловал своей фирменной рыбой? Поверьте, моя дорада ничуть не хуже! — Матвей отдает распоряжение официанту.
Обед проходит весело, но слишком быстро. Подсевший за наш столик Матвей шутит, рассказывает анекдоты, подкалывает Холодильника. Александр Юрьевич отвечает лениво, не резко, чаще не реагирует вообще, практически не ест, а смотрит на меня как-то тягуче, завораживающе. Из-за этого время от времени я не могу проглотить ни кусочка, хотя дорада оказывается волшебно, божественно вкусной.
Матвей провожает нас до автомобиля и, не обращая внимания на хмуро- свирепое выражение лица друга, обнимает меня и специально громко, зловеще говорит на ухо:
— Ниночка! Это страшный человек! Я помогу вам от него избавиться! Только позовите!
— Какую руку тебе сломать? — задумчиво спрашивает Матвея Холодильник. — Сороку или ворону? Если ворону, то работать не сможешь, давай, я аккуратно сломаю тебе сороку!
— Вот! Еще и бредит! — панически горячо говорит мне Матвей, не убирая свои руки с моих плеч. — До встречи с вами он так не заговаривался.
— Обе. Я сломаю тебе обе руки, — принимает решение Холодильник и движется на Матвея.
Матвей, дурачась, прячется за мою спину.
— Нина! Вызывайте полицию!
Не могу удержаться и смеюсь, протягивая руки навстречу Холодильнику.
— Саша! Не надо ничего ломать Матвею, пожалуйста!
— Трогательно, но не убедительно! — грозно возражает мне Холодильник. — Живи, Матюша. Тебе даже не догадаться, какое слово тебя спасло!
— Я сам догадался, какое, — ворчит Матвей, выходя из-за моей спины и протягивая другу руку. Они тепло прощаются.
На обратном пути в агентство, чтобы заполнить неловкую паузу в общении, я неудачно спрашиваю Холодильника:
— Это правда, что вы хорошо готовите рыбу на гриле?
— Нет. Неправда, — негромко возражает Холодильник. — Это наглая ложь. Рыбу на гриле я готовлю не хорошо, а прекрасно, великолепно, лучше всех. Невольно улыбаюсь в ответ на эти слова и замираю с этой улыбкой под его горячим взглядом, который фокусируется на моих растянутых губах.
— Завтрашний субботний ужин докажет это лучше любых слов, — шепчет Холодильник, наклоняясь ко мне.
Резко откидываюсь назад и поспешно отвечаю:
— Замечательно! С удовольствием попробую и вашу рыбу!
— Тебя почти час ждет посетительница, — сообщает мне Димка. — Пытался узнать, чем можно помочь, но она ни в какую!
На маленьком диванчике под дверью моего кабинета сидит… Маргарита, любовница Кирилла Ивановича, актриса мюзик-холла. Невысокая изящная фигурка подчеркнута облегающим платьем винного цвета, делающим ее похожей на цыганку. Яркий макияж буквально кричит о красоте и уверенности в себе.
— Здравствуйте… Маргарита! — немного растерянно говорю я посетительнице. — Чем обязана такой…
— Чести? — хрипло смеясь, подсказывает мне Маргарита. — Вы могли бы уделить мне немного времени?
— Да. Конечно, проходите, — приглашаю я ее в свой кабинет, раздираемая любопытством.
— Вы удивлены? — прямо спрашивает Маргарита, садясь в одно из кресел и складывая ногу на ногу, обнажая стройное крепкое бедро.
— Удивлена! — честно отвечаю я, садясь напротив в позе прилежной ученицы: спина прямая, ноги согнуты в коленях и плотно прижаты друг к другу, руки лежат на подлокотниках. — Неужели вы хотите заказать нам праздник? Любопытно, какой?
— Нет! — откидываясь назад и смеясь грудным, глубоким смехом, не сочетающимся с хрупкой фигуркой, отвечает Маргарита. — Я пришла откровенно поговорить.
— О чем? — делаю вид, что не понимаю.
— Я бы сказала, о ком! — теперь Маргарита резко наклоняется вперед. — Думаю, вы догадываетесь, что о Кирилле… Кирилле Ивановиче.
— Вы хотите заказать праздник для него? — иронизирую я.
— Нет. Я хочу обезопасить свои отношения и предупредить вас, — строго говорит Маргарита.
— Маргарита… — начинаю и замолкаю.
— Марго. Мне нравится, когда меня называют Марго, — подсказывает Маргарита.
— Хорошо. Марго, — вздыхаю я. — Если вы себе что-то там придумали…
— Нет! — громко возражает Марго. — Вы не поняли! Я не думаю, что вам нужен мой Кирилл. Проблема в том, что ему нужны вы.
— Я? — теряюсь и не знаю, что сказать в ответ.
— Не в том смысле, о котором вы подумали! — хрипло смеется Марго. — Есть у него некоторые планы относительно вас.
— Вы пришли ими поделиться? — осторожно спрашиваю я.
— Я их не знаю, — ухмыляется Марго. — Просто хочу предупредить вас, что его повышенное внимание не связано с собственными матримониальными целями.
— Я это прекрасно понимаю, — теперь ухмыляюсь и я. — Даже если и было бы связано, это не имело бы никакого значения. Для меня.
— Я понимаю, — осторожно отвечает на мои слова Марго, садясь на краешек и подаваясь вперед. — Я видела вас с Александром. Вернее, видела, как Александр на вас реагирует. Тут никакой Кирилл не помешает.
— Тогда мне трудно понять смысл нашего разговора, если все и все понимают, — пожимаю я плечами, понимая не все. — Планы Кирилла Ивановича вам не знакомы. Цель вашего визита?
— Я хочу вас предупредить о том, что цели господина Кострова всегда честны и благородны, но средства, которыми он их достигает… скажем так, далеки не только от благородства, но и от некоторых фундаментальных морально-нравственных категорий, внушаемых порядочным людям с детства, — четко и жестко говорит Марго, пристально глядя мне в глаза и наблюдая за моей реакцией.
— Вы это знаете, но все равно… — пораженно начинаю я. — Все равно находитесь рядом?
— Дорогая моя! — хищно улыбается Марго, обнажив ряд мелких снежно- белых зубов и напоминая мне оскал летучей мыши, которым недавно пугал меня Димка, показывая видео из интернета. — Я прекрасно подхожу этому мужчине. Он долгие годы совершенно один, и ему нужна женщина, понимающая, принимающая его таким, каков он есть. Другим он уже не будет, но я вполне способна немного исправить то, что он сделал или делает.
— Я вас не понимаю, — честно говорю я.
— Скажите… — Марго встает и отходит к окну. — Александр Климов отказался от брака со Светланой Костровой из-за вас?
Я тоже встаю, но не двигаюсь с места.
— Я не могу этого утверждать, — глядя в спину Марго, отвечаю я.
— Разве не можете? — в голосе Марго слышится настоящий сарказм.
— Хорошо. Могу, — раздражаюсь я. — Александр Юрьевич Климов, по моему мнению и моим наблюдениям, никогда не принимает решения под чьим-то влиянием или давлением. Все его решения самостоятельны. Вряд ли именно моя скромная персона стала причиной разрыва договора Климова и Кострова. Может быть, вам стоит узнать подробности этого договора не у меня?
Марго возвращается на кресло и задиристо говорит, наблюдая за моей реакцией:
— А я знаю эти подробности. Первое: Александр получает часть бизнеса Кострова, неплохую такую часть. За такую и убить можно, не то что жениться.
Пожимаю плечами. Если Холодильник отказался от такой прибыли, значит, была серьезная причина. И что хотите со мной делайте, но я уверена, что он правильно сделал. Это страшно, когда главное чувство, которое связывает вас с женой, — это ледяное равнодушие. Но ничего этого Марго я не говорю, и того, что я уже сказала, вполне достаточно.
Марго ничего не считывает с моего лица и заметно расстраивается. Она же не знает, что папа учил меня держать лицо с самого детства, с того дня, когда впервые посадил меня за стол играть в карты.
— И второе, — Марго просто впивается в меня острым взглядом. — Кирилл не смог добиться счастья для Машеньки теми способами, которые считал беспроигрышными. Разрыв договора обозначает, что у Маши так и не будет полноценной семьи.
Кипяток озарения ошпаривает меня с головы до ног. Она пришла не за Кирилла Ивановича бороться! Прекрасно ведь понимает, что я ей не соперница, прежде всего потому, что Кирилл Костров мне не нужен, и еще потому, что Александр Климов даже не даст проверить эту версию ни в теории, ни на практике. Она пришла выяснить, что я знаю о Маше! И отправил ее за информацией, несомненно, сам Костров.
— Не понимаю, — стряпаю я максимально растерянное лицо. — Если Машу бросила собственная мать, а отец весьма инфантилен, то как брак Александра Юрьевича и Светланы Кирилловны улучшит эту ситуацию?
— Дело в том, — осторожно начинает Марго, возвращаясь в кресло, — что у Кирилла Ивановича была еще одна договоренность с Климовым. При согласии Михаила, сына Кирилла, после регистрации брака Александр и Светлана должны были удочерить Машу. Тем более Маша так привязалась к Александру Юрьевичу…
Я помню… Шаша… Мне горько, что таким сложным обманным путем Светлана идет навстречу собственной дочери. Ловлю себя на мысли, что почти понимаю Кирилла Ивановича. Он любит внучку и дочку и хочет, чтобы у них была полноценная полная семья. Он сам загнал себя в это ловушку, когда скрыл от мира информацию о том, что Светлана родила в пятнадцать лет.
— Мне жаль Машу, — искренне говорю я Марго, не отводя взгляда. — Но это не мое решение, а Александра Юрьевича.
— Но теперь его невеста вы! — почти кричит Марго, нервно одергивая подол платья, пытаясь прикрыть колени.
— И вы предлагаете мне удочерить Машу? — горько усмехаюсь я. Мне любопытно, как Марго ответит на этот вопрос.
— Что?! Нет, конечно, нет! — брезгливо отвечает мне Марго. — Светлана хотя бы тетя девочки. — Просто Кирилл переживает, Светлана не спит уже не первую ночь… Мне показалось, Нина, что вы относитесь к ситуации, как к шутке, недоразумению…
Да. Это было очевидно всем. Даже Марго, которая видела меня один единственный раз, это почувствовала.
— Марго! Что вы от меня хотите? — добавляя интонацию завершения, спрашиваю я. — Моя личная жизнь ни вас, ни Кирилла Ивановича совершенно не касается. Если у вас есть вопросы к господину Климову, их надо задавать ему, а не мне. Прошу прощения, но если вы не надумали сделать какой-нибудь заказ, то…
Марго встает и, кивнув с достоинством, идет на выход. У двери она останавливается и говорит:
— Просто, если из невесты вы, по собственному желанию, так и не станете женой, вспомните о нашем разговоре и о том, чему вы помешали.
— А если я влюблена и мечтаю стать женой Холо… Александра Юрьевича? — не выдерживаю я. — Если это брак по любви?
Марго грустно усмехается и перед тем, как выйти, говорит:
— Главное, чтобы вы сами в это верили.
Через полчаса неожиданно начинается сильный дождь и заставляет меня встать и подойти к окну. Все это время я просидела в кресле, реально глядя в потолок и прокручивая в голове разговор с Марго.
Почему-то быстро запотевают окна моего кабинета, и я прикладываю ладони к влажному стеклу. Потом вожу пальцем по отпечатку ладошки, приговаривая:
Сорока-ворона
Кашу варила,
Детей кормила.
Этому бала,
Этому дала,
— А ты где был?
Дров не рубил,
Печку не топил,
Кашу не варил,
Позже всех приходил.
— Хочешь туда, где надо рубить дрова. топить печь и варить кашу? — раздается голос Холодильника, и я медленно оборачиваюсь к Хозяину, стоящему в дверях моего кабинета. В его глазах плещется волнение и еще какая-то эмоция, которую я не могу распознать. Мой идентификатор сломался, и я не хочу его чинить.
— Есть такое место? — спрашиваю я.
— И оно тебе обязательно понравится, — уверяет меня Холодильник, делая шаг ко мне и провоцируя мои мурашки.
— Прошу прощения, Александр Юрьевич! — после тихого стука в кабинет заходит Римма Викторовна. — Только что был звонок от Кристины Олеговны. Она подъедет через полчаса, максимум минут через сорок, и просила передать, что ваша договоренность остается в силе.