Если вы любите, а вас нет — отпустите. Если вас любят, а вы нет — оцените и присмотритесь.
Если любовь взаимна — боритесь.
Ошо
Холодильник за рулем, я на заднем сидении. Машины охраны не вижу вообще.
— Мы едем без охраны? — недоверчиво спрашиваю я.
— Тебе меня недостаточно? — улыбается Холодильник своей волшебной улыбкой и снова вводит меня в состояние эйфории.
Мы в пути почти час, каждый раз, встречаясь со мной взглядом в зеркале, Холодильник улыбается. Мои мурашки давно сдались, смертельно устали бегать по моему сжавшемуся, закомплексованному телу и валяются, высунув язык и надеясь на отдых.
— Ты так и не скажешь, куда мы едем? — третий раз повторяю я свой главный вопрос.
— Тебе понравится, — в третий раз обещает мне Холодильник, но не торопится ничего уточнять.
Замолкаю и снова впадаю в счастливое анабиозное состояние: налицо передозировка улыбками Холодильника.
Еще через полчаса мы въезжаем в небольшой поселок, расположенный на берегу огромного то ли озера, то ли пруда. Добротные деревенские дома чередуются с огромными коттеджами из стекла и бетона, но смотрится это весьма органично. Смотрю в окно и играю, как в детстве, выбираю самый большой и самый красивый коттедж. Но автомобиль Холодильника останавливается практически на краю поселка, возле большого двухэтажного бревенчатого дома, похожего на терем из русских сказок. Огромные распашные деревянные ворота открывает высокий старик, похожий на деда Мороза без шубы и волшебного посоха. Густые кудрявые волосы, черные от природы, выбелены сединой, как посыпаны снегом. Аккуратная небольшая борода и густые усы, черные у корней и белоснежные по всей длине. Еще мужчина неуловимо похож на кого-то, кого я точно знаю, но не понимаю, на кого.
Холодильник паркуется на широком дворе и помогает мне выйти из машины. Усы фактурного старика подергиваются, выдавая улыбку:
— Добрый день! Как дорога?
— Здравствуйте. Спасибо. Хорошо, — отвечаю я, во все глаза его разглядывая. Мужчина одет в камуфляжный костюм и внешним видом напоминает кого-то вроде лесника, егеря.
— Александр Юрьевич! — представляет мне старика мой Александр Юрьевич.
— Дед! Это Нина Сергеевна Симонова-Райская! Твоя и моя гостья, — Холодильник по-хозяйски берет меня за талию и слегка подталкивает к хозяину дома.
Дед? Конечно! Высокая сухожавая фигура мужчины напоминает мне телосложение Юрия Александровича, а умные карие глаза — глаза Холодильника.
— Вижу, что Райская, — задумчиво говорит дед Холодильника, глядя мне прямо в глаза. — Добро пожаловать в мой дом! Он любит гостей, но бывают они здесь редко.
— Не ворчи, — ворчит Холодильник, отпуская меня и крепко обнимая деда. — Как смог, сразу приехал.
— Вижу! — похлопывая внука по широкому плечу, отвечает мужчина. — И все самое ценное с собой вывез?
Я краснею и начинаю смотреть себе под ноги.
— Не смущайтесь, Нина! Просто вы первая женщина, кроме матери Саши, кто побывает в этом доме. Логично предположить, что это не просто так. У меня был вопрос к внуку, почему вас зовут не Светлана, но он отпал сам собой.
— Отпал? — автоматически переспрашиваю я.
— Конечно! Вы Райская, а значит, в нашей жизни существует провидение! — смеется дед.
— Провидение? — Холодильник успевает спросить раньше меня.
— Целесообразное действие Бога во благо? — уточняю я высокое значение слова.
— Нина — культуролог, — почему-то с гордостью говорит деду Холодильник.
— Ум к красоте — редкое сочетание, — замечает дед. — Встречал за жизнь пару раз. Прошу, проходите!
Холодильник берет меня за руку и ведет в дом. Весь первый этаж — это огромная комната с большой кирпичной печью. с крепкой деревянной мебелью. Кроме печи, взгляд выхватывает настоящий сундук. Все скромно и стилизовано под деревенский дом.
— Вы не дед Мороз? — вырывается у меня, и я краснею.
— Нет, девочка! Но если бы у меня была такая Снегурочка… — хитрые карие глаза, так похожие на глаза Холодильника, осматривают меня с пристрастием и симпатией.
— Дед! Не увлекайся! — предостерегающе говорит Холодильник, закрывая меня собой.
— Даже так?! — восторженно восклицает дед и еще раз удивленно смотрит на меня, словно до этого плохо рассмотрел.
— Ты себе не представляешь, как! — усмехается Холодильник и тянет меня к лестнице.
Второй этаж представляет из себя широкий коридор с несколькими дверями. Холодильник ведет меня к самой дальней.
— Эта комната была маминой. Раньше. Теперь твоя.
— Моя? — пугаюсь я по-настоящему. — Мне не нужна комната в доме твоего деда!
— Аллилуйя! — Холодильник поднимает вверх руки в сакральном жесте язычников. — Значит, ты со мной в моей комнате? Даже мечтать не смел!
— Нет! — начинаю объяснять я. — Я имела в виду… Неважно. Спасибо. Очень уютная комната.
В комнате стоит широкая и высокая кровать, заправленная белым бельем с милым мелким рисунком, комод с тремя выдвижными ящиками и даже туалетный столик.
— Располагайся и спускайся вниз. Через час буду кормить тебя обедом. Холодильник целует меня в лоб, оставляет у порога мою спортивную сумку и уходит. Подхожу к окну и смотрю на большой яблоневый сад, оказывается, расположенный с другой стороны дома. Часть яблонь уже от цвета, остальные еще цветут, и дурманящий аромат плывет неспешно в открытое окно. Непрерывное гудение пчел, атакующих яблони, действует на меня как аутотренинг.
Я ложусь на кровать, смотрю в потолок и не знаю, что мне теперь делать. Холодильник настроен очень серьезно, а я до сих пор не могу понять, что мне надо… Да. Не буду врать самой себе. Этот мужчина не может не нравиться.
Красив, силен, богат и… добр. По крайней мере, ко мне. Я ему нравлюсь, по его словам, даже больше, чем нравлюсь. Страсть его я ощущаю каждым волоском на теле, каждой клеточкой кожи, каждой мурашкой. И тело мое все отчетливее и сильнее откликается на эту мужскую страсть, похожую на природную стихию. Я ничего о нем больше не знаю. Да — умен. Да — ревнив. Да — способен быть чудовищно нежным. Что он читает? Как любит проводить свободное время? Что презирает и что ненавидит? Насколько он может быть уверен в том, что я не подведу его в той жизни, которой привыкла жить его семья? И воообще… собирается ли он меня в нее вводить или будет держать взаперти, например, в этом далеком от города доме?
Завалив и раздавив себя вопросами без ответа, я засыпаю. Мне снится Кристина, которая поит меня чаем и угощает пирожными, уговаривая выйти замуж за Генку. Генка тоже здесь, прячется в темном углу и боится из него выйти. Его закрывает своим крупным телом Сальмонелла. Она смотрит на меня как Кабаниха из пьесы Островского "Гроза": грозно, уничижительно для меня и величественно для себя.
— Кристина, помоги нам ее связать и спрятать в чулан! — просит Сальмонелла Кристину.
Просыпаюсь внезапно и резко. Сажусь на кровати и еще несколько минут прихожу в себя. Потом нахожу ванную комнату прямо напротив своей. Она оборудована современно, но скромно. Умываюсь холодной водой — и мне становится легче. Решаю не переодеваться: на мне джинсы и белая водолазка. Тихонько, стараясь не топать, спускаюсь по лестнице и замираю, услышав мужские голоса:
— Чего тянешь? Таких женщин берут сразу и навсегда, — это дед.
— Я достаточно напугал ее своим напором, чтобы сейчас все портить неразумной поспешностью, — это внук.
— Упустишь. Сбежит Песком сквозь пальцы уйдет, — пророчествует дед. — Она тебя боится и стесняется.
— Вот поэтому и не тороплю, — устало, но вежливо отвечает деду внук.
— Глупости! — ворчит дед. — Отрезай ей все пути к отступлению. Привязывай постелью.
— Дед! — грозный окрик Холодильника. — Побойся бога! Ты же старый человек! Что ты говоришь?!
— Я дело говорю! — эмоционально и так же резко отвечает дед. — Пока ты ее к себе приручать будешь, она сбежит. Вот увидишь, что сбежит! Давай я к Ильичу ночевать пойду. Он меня в свою баню зовет. И заночую у него.
— Зачем? — металлический привкус появляется в голосе Холодильника.
— Как зачем? Все двери перекроешь — и вперед! А там уж от твоего мастерства все зависит! — ехидничает дед.
— Слушай, — обманчиво ласково начинает говорить Холодильник. — Тебе деда Саша лет пятьдесят морду не бил никто? Решил от собственного внука получить?
Дед, не понятно мне почему, начинает громко и весело смеяться. Под этот смех я на цыпочках возвращаюсь на один пролет назад, а потом начинаю спускаться еще раз, специально топая.
— Нина! — радуется старший Александр Юрьевич. — Мы разбудили вас своими криками?
— Нет, — честно говорю я и тут же вру. — Меня разбудили пчелы.
— Тебя укусила пчела? — Холодильник быстро подходит ко мне и хватает меня за плечи. — Куда?
— Они разбудили меня жужжанием, — объясняю я, освобождаясь от рук Холодильника.
Дед внимательно смотрит на нас и ухмыляется.
— Да. В саду много пчел! Вы знаете, как называется наш поселок? Сашка вам сказал?
— Нет, — прохожу к столу и сажусь на стул рядом с дедом.
— Антей! — радостно сообщает старший Александр Юрьевич. — Наш поселок назван в честь сорта яблок "Антей".
— Интересно… — вяло соглашаюсь я, чувствуя растерянность и вынашивая план побега.
— Мы пойдем с вами в мой яблоневый сад, и я все вам покажу! — приподнимается дед.
— Дед! — окликает Холодильник. — Сначала мы пообедаем. У меня все готово.
— Сашка умеет готовить. И неплохо! — доверительно сообщает мне дед и подмигивает. — Ни у меня, ни у моего сына таких способностей нет!
Только после этих слов я вдруг задумываюсь над тем, что добрый наш Юрий Александрович — сын этого самого деда, и мне становится весело. Я даже улыбаюсь деду и Холодильнику.
Холодильник ставит передо мной тарелку борща, горячего, бордово- красного, наваристого. Аккуратно дую на первую ложку, пробую и восклицаю:
— Ни за что не поверю, что это ты варил суп!
— Потому что вкусный? — Холодильник делает вид, что обиделся.
— Потому что борщ и ты никак не сочетаетесь в моем воображении, — смеюсь я и, смакуя каждую ложку, наслаждаюсь супом.
— Я счастлив, что мой образ живет в вашем воображении, и черт с ней, вашей верой в мои кулинарные способности! — дарит мне новую улыбку Холодильник, и она уже лишняя, она не входит в меня, переполненную эмоциями, глупыми ожиданиями и надуманными страхами.
Доесть тарелку борща до конца я не могу, поэтому кладу ложку и искренне благодарю хозяев:
— Очень вкусно! Спасибо! Но все… Больше не войдет…
— Прогуляемся? — осторожно спрашивает Холодильник, убирая мою тарелку.
— Нет уж! — решительно отвечает за меня дед. — Я первый пригласил в сад. А ты пока посуду помой, внучок!
Внучок хмуро смотрит на деда, но не спорит.
— Это сорт "Весна", раннелетний, созревает раньше белого налива, — начинает свою экскурсию дед, крепко держа меня под руку. — Кругленькие такие яблочки, совсем небольшие, бело-желтые с румяным бочком.
Мы медленно идем по саду, постепенно я увлекаюсь рассказом и наполняюсь энергией этого удивительного человека.
— Вот! Королева Мелба! — торжественно представляет мне другой сорт экскурсовод. — Плоды можно хранить до января, но в Сашкино детство до зимы они никогда не доживали.
— Саша проводил здесь детство? — осторожно спрашиваю я.
— Лет до пятнадцати, — грустно улыбается мне Александр Юрьевич. — Потом все реже и реже.
Мы еще долго гуляем по саду. Дед Холодильника рассказывает мне о каждом яблоневом сорте, его достоинствах и недостатках. На ранних сортах уже завязи, более поздние красиво цветут, омузыкаленные пчелиным жужжанием.
Перед тем, как войти в дом, дед вдруг берет меня за руку и шепотом спрашивает:
— Вы добровольно согласились стать Сашкиной невестой?
— А что? — неловко улыбаюсь я. — Он обычно пытками их принуждает?
— Не знаю… — ласково смотрят на меня глаза, так похожие на глаза Холодильника, и мужчина снова шепчет. — Я их никогда не видел. Вы первая… кого он ко мне привез.
— И как я вам? — неожиданно вырывается у меня вопрос, и я даже замираю от шока. Неужели я сказала это вслух? Видимо, да, потому что дед подмигивает мне и хитро отвечает:
— Красивая и умная. Сашке повезло.
— Спасибо, но как же вы мой ум разглядели? — иронизирую я и недоверчиво качаю головой. — Мне кажется, что я еще ничего умного не сказала.
— Секрет в том, что вы не сказали ничего глупого, — смеется дед, открывая дверь и пропуская меня вперед.
Только заношу ногу, чтобы переступить порог, как дед прижимает меня к себе и говорит на ухо:
— Возьми ключи от моей машины и уезжай!
— Я не умею водить машину! — отвечаю я вместо "почему".
— Видит бог, я сделал все, что мог! — закатив глаза, говорит дед, и мы заходим в дом.
— Нагулялись? — по-детски обиженно спрашивает Холодильник.
— И погуляли, и поговорили, — сообщает внуку довольнехонький дед. — Откровенно так поговорили. И что выяснилось? Нина тебя не любит и замуж за тебя не пойдет!
Холодильник, при нашем появлении вставший с дивана и отправившийся нам навстречу, останавливается на полпути, впившись в меня пораженным взглядом. Я вообще стою с некрасиво открытым ртом и красными щеками. Дед же откидывает голову назад и начинает громко хохотать, показывая, как он доволен своей шуткой.
— Назвать бы тебя старым маразматиком, да боюсь зубов недосчитаться! — мгновенно успокоившись, говорит Холодильник, подходя ко мне, беря меня за руку и усаживая за стол.
— Правильно боишься! — хвалит внука дед. — Мы чай сегодня пить будем? А то мне к Ильичу в баньку скоро.
— К Ильичу ты можешь сходить, когда мы с Ниной уедем, — твердо прерывает деда Холодильник.
— Я рад, что вы приехали, но менять свои планы из-за вас не намерен, — лукаво улыбается дед и подмигивает нам обоим. — А план у меня простой: Ильич, банька, водочка холодная для дезинфекции и душевный разговор. У Ильича и заночую.
— У тебя своя баня есть. Затопи для меня. Ильича своего позови к нам, — предлагает Холодильник с просительными, почти умоляющими нотками в голосе.
— Вот еще! — фыркает дед. — У меня мы парились последние два раза! Теперь его очередь и его водка!
— Я куплю тебе водки! — обещает Холодильник. — Сколько? Ящик? Два?
— Нет уж! Это дело принципа! — возмущается дед. — И банька должна быть Ильича, и водка с него!
Холодильник закатывает глаза и сжимает руки, которые держит в карманах, в кулаки.
— Дед! — почти крик.
— Внук! — почти ласка.
Если бы я пару часов назад не услышала разговор этих двух мужчин, я бы даже не поняла сейчас, что же происходит. Но в том-то и дело, что я все понимаю.
— Мы с Ниной пойдем на пруд в беседку. Я обещал приготовить рыбу на гриле. Если надумаешь. приходите вместе с Ильичом, — цедит сквозь зубы Холодильник.
Мы пьем чай с пряниками, и дед рассказывает мне истории из жизни единственного внука.
О том, как его семилетний внук Сашка бегал на рыбалку и сам варил из мелкой рыбешки знатную уху.
О том, как в десять лет этот Сашка сколотил плот и в сильную грозу переплыл с подружкой Вероникой. внучкой Ильича, пруд, за что и был наказан: получил подзатыльник и был посажен под домашний арест на неделю.
О том, как подружка Вероника носила арестованному гостинцы и плакала на крыльце, потому что дед к Саше не пускал и гостинцы не передавал.
О том, как тринадцатилетний Сашка спас Ильича, чуть не угоревшего в бане.
О том, как два года назад Александр Юрьевич Климов-младший построил в поселке маленькую часовенку, за что местными старожилами причислен если не к лику святых, то к списку ангелоподобных.
— Дед! — почти мольба.
— Внук! — почти крик.
Вскоре дед уходит, нагло подмигнув и попрощавшись с нами до утра. И в доме наступает тишина, тревожная и какая-то тяжелая.
— Нина! — Холодильник внимательно смотрит на меня с другого конца стола и оправдывается. — Мой дед — человек импульсивный и не поддающийся влиянию. Еще он твердо уверен в том, что обладает великолепным чувством юмора. Если он тебя каким-то словом обидел, то прошу за него прощения. Он сам, к сожалению, никогда не попросит.
— Что ты! — смущаюсь я. — Все в полном порядке! Мы, правда, пойдем жарить рыбу на пруд?
— Правда! — Холодильник встает из-за стола и, усмехаясь, говорит. — Должен же я утереть нос Матвею. Моя рыба лучше.
— Ты будешь ее ловить? — наивно спрашиваю я, обрадовавшись, что мы идем на рыбалку.
Холодильник смеется, но не обидно. а как-то ласково:
— Нет. На рыбалку мы не пойдем. Жарить я буду морскую рыбу.
Открытая беседка оказывается очень большой, с высокой крышей, вытянутым овальным столом, плетеными креслами и мощным угольным грилем. В течение получаса я наблюдаю за тем, как умело, несуетливо и просто красиво готовит Холодильник. Как ловко он чистит рыбу, быстро режет овощи. Я сижу в кресле и кутаюсь в большой теплый плед, развлекая Холодильника рассказами о своих первых проектах.
— Мы делали праздник для заслуженной спортсменки, которая пишет стихи и песни, по фамилии Козакова. Димка все перепутал и приготовил вместе с ее студентами, а она преподавала в институте физкультуры, литературный монтаж на стихи известной современной поэтессы Риммы Казаковой "Быть женщиной", рассказываю я Холодильнику, который натирает рыбу божественно пахнущей смесью специй. — Я проворонила этот момент и на генеральном прогоне номеров пришла в ужас! Сначала студенты проникновенно говорили о том, какой чудесный человек их преподаватель, а потом хвалили ее стихотворение о женщине и читали его пафосно и надрывно, словно выступали на съезде компартии.
Быть женщиной — что это значит?
Какою тайною владеть?
Вот женщина. Но ты незрячий.
Тебе ее не разглядеть.
— Что ты хочешь? — сказал мне тогда Димка. — Спортсмены. Они, знаешь, как долго текст учили! Нет! Им новый не выучить! Придумай что-нибудь!
И если женщина приходит,
себе единственно верна,
она приходит — как проходит
чума, блокада и война.
— Прекрасные слова! Подписываюсь под каждым! — прерывает мой рассказ Холодильник. — Чума, блокада и война… Так что ты придумала?
— Ничего особенного, — пожимаю я плечами. — Убрала слова об авторстве Козаковой и придумала новые слова о ее любви к стихам Казаковой.
— А если бы она их не любила? — насмешливо спрашивает Холодильник.
— А я не стала рисковать. Я ей позвонила и рассказала всю историю как анекдот. Она долго смеялась, поделилась тем, что с тех пор, как начала писать и публиковаться, такая путаница уже случалась. Так что все обошлось! Но читали студенты-физкультурники ужасно! Никак не могли поймать нужную интонацию.
— А как заканчиваются эти стихи? — Холодильник кладет на мою тарелку готовую рыбу.
Но если женщина уходит,
побито голову неся,
то все равно с собой уводит
бесповоротно все и вся.
И ты, тот, истинный, тот, лучший,
ты тоже — там, в том далеке,
зажат, как бесполезный ключик,
в ее печальном кулачке.
— Грустно, — констатирует Холодильник. — А как же счастливая любовь? Она же бывает?
— Бывает! — оптимистично отвечаю я и тянусь к рыбе.
— Позволь тебе представить! Сибас с маслинами, каперсами и лимоном! Заметь! Маслины сорта каламата! — Холодильник садится напротив меня и, замерев, ждет моего приговора.
— Это… это… лучше, чем… — я не заканчиваю свое предложение, потому что лихорадочно подбираю слово. Любимое выражение Ленки "Это лучше, чем секс" сейчас мне катастрофически не подходит.
— Чем что? — спрашивает Холодильник, потемневшими глазами глядя на мою нижнюю губу, которую я только что непроизвольно облизала.
— Чем дорада Матвея! — наконец, нахожу я нужное сравнение.
— Так и должно было быть, — совершенно серьезно, без улыбки, констатирует Холодильник. — Еще на десертах он меня может попытаться опередить. Именно, только попытаться! To на рыбе и мясе, увы… Что он делает лучше, так это супы! Терпеть не могу их готовить!
— А как же сегодняшний борщ? — не верю я.
— Это страшный секрет! Но борщ делал дед! В русской печи. Чтобы такой борщ сделать, нужно время. Он его несколько часов в печи томил. Я бы просто не успел, — сознается шепотом Холодильник.
— У тебя интересный дед. Оригинальный такой… Сколько ему лет? — с любопытством спрашиваю я.
— Семьдесят девять. Первого июня ему восемьдесят, — говорит Холодильник. — Может, ему праздник в нашем агентстве заказать? Возьмешься?
— Не знаю… — теряюсь я. — Захочет ли он? Справимся ли мы?
— Не волнуйся! Я пошутил! Дед ни за что не захочет! — смеется Холодильник, подкладывая на мою тарелку овощи. — Он гордится тем, что живет отшельником. В город ездит редко. Продукты привозим мы с отцом.
— А бабушка у тебя была? — спрашиваю я и только потом понимаю, что вопрос неделикатный.
— Бабушка? Была, — Холодильник не сердится и не удивляется моему вопросу. — Она умерла, когда мой отец еще в школу ходил. Так что я ее никогда не видел, и бабушкой в полном смысле она стать и не успела.
— Жаль! — вздыхаю я и быстро переключаюсь на другую тему, выбрав еще один дурацкий двусмысленный вопрос. — А почему мы остались ночевать? Двусмысленность вопроса я понимаю не сразу, а только тогда, когда Холодильник отвечает:
— У меня самого есть несколько версий. Первые десять тебе не понравятся. Они одинаково безнадежные. Запасная звучит прилично и убедительно: ты боялась, что наши отношения развиваются для тебя слишком быстро. Ты даже сказала "катастрофически быстро". Вот я и решил их притормозить, замедлить…
— И поэтому мы остались одни в большом доме на краю поселка на всю ночь? — дух противоречия подбросил мне этот вопрос и напитал его горьким сарказмом.
— Одни мы остались из-за детской вредности моего деда, — возражает Холодильник. — Я ничего не подстраивал. Повторюсь, я дождусь, чтобы ты пришла ко мне сама.
Натренированные за прошедшие полгода эмоции мгновенно реанимируются и атакуют собеседника:
— А если не приду?
— Я пока не разрешаю себе думать о таком варианте, — спокойно отвечает мне Холодильник, его напряжение еле заметно, но оно точно есть.
— Вернемся в дом? — вежливо спрашиваю я, подавляя рвущиеся с языка реплики. Но само предположение, что он так уверен в моей капитуляции, раздражает, бесит, подбрасывает. Сейчас спорить с ним опасно и чревато. Держусь из последних сил, пугая себя мыслью, что он передумает и придет ко мне сам.
— Можешь запереться изнутри, — усмехается Холодильник, провожая меня в мою комнату. — Если ты не веришь, что я сдержу свое слово.
— Спокойной ночи! — гордо отвечаю я и все-таки запираюсь.
Утро приходит слишком рано, кажется я только что залезла под одеяло, а уже назойливое солнышко щекочет мое лицо. Прячусь под одеяло с головой, но сон уже как рукой сняло… Долго стою под душем, не торопясь мою голову, еще дольше чищу зубы, до боли в деснах. Надеваю домашний серый костюм, распускаю мокрые волосы, чтобы высушить, фена в ванной комнате я не нахожу.
Спускаясь по лестнице, снова, как и вчера, слышу спорящие мужские голоса, только теперь они принадлежат троим. На первом этаже Холодильник, дед Саша и… Юрий Александрович.
— Доченька! — радостно и тепло приветствует он меня, обнимая и целуя в щеку.
— Здравствуйте, Юрий Александрович! — растерянно улыбаюсь я, не зная, что еще сказать.
— Вот, Нина! — смеется дед. — Можете сесть за завтраком между двумя Александрами Юрьевичами и загадать желание.
— Я на этой неделе уже загадывала желание. Разве два можно? — смеюсь я в ответ. — Саша угощал меня чаем "Исполнение желаний".
— Сашка — шарлатан, — подмигивает мне дед. — А сесть между тезками — средство проверенное и надежное.
— Дед! Не подкатывай! — строго говорит Холодильник, но глаза цвета теплого меда тоже смеются.
Холодильник усаживает меня возле себя, напротив отца и деда, и ставит передо мной миску с гречневой кашей.
— Как и обещал. Каша из печи.
— Твоя или Александра Юрьевича, как борщ? — подкалываю я.
— Его-его! Не сомневайся! — выдает внука дед. — Он ее с вечера томиться поставил!
Большой ложкой ем кашу и издаю стон удовольствия.
— Боже! Это не может быть человеческая каша!
— А можно одно маленькое желание за такую кашу? — тут же спрашивает Холодильник, прижимаясь ко мне под столом бедром.
Я давлюсь от неожиданности и долго кашляю.
— Прости! Напугал тебя! — пугается Холодильник.
— Потому что торопишься! — вдруг резко говорит Юрий Александрович.
— Я? — пищу я от неожиданности.
— Что ты, деточка! — успокаивает меня старый Хозяин. — Я говорю это сыну.
— Отец! Даже не начинай! — рычит Холодильник, взяв мою руку в свою.
— Я хочу поговорить с Ниной! — категорично говорит Юрий Александрович. — Наедине!
— Нет! — вот теперь окрик Холодильника точно похож на рычание.
— Отстань от ребенка! — дед вступается за внука. — Не позорьте меня перед девушкой в моем доме! Уезжайте и разговаривайте в городе!
— Никто не выйдет из дома, пока я не поговорю с Ниной наедине! — чеканит слова Юрий Александрович, и я замечаю, как Холодильник все-таки похож на своего отца. И категоричный тон, и тяжелый взгляд, и аура силы, уверенности в себе.
Перевожу взгляд с сына на отца, с отца на деда. Климов-младший и Климов-средний сверлят друг друга бешеными взглядами. Климов-старший явно наслаждается ситуацией и даже мне подмигивает.
— Выйди, отец! — просит Климов-средний деда. — И ты, сын! Выйди! Оставьте нас с Ниной.
— Нет! — Холодильник не дает пошевелиться мне, и сам не двигается.
— Хорошо! — внезапно соглашается Юрий Александрович. — Поговорим с тобой, сын, при Нине. Должна же она узнать…
— Какие языки? — вдруг спрашивает меня Холодильник, целуя мою левую руку в ладонь.
— Языки? — не понимаю я вопроса.
— У тебя два иностранных языка по анкете. Какие? — нетерпеливо повторяет вопрос Холодильник и отпускает мою руку.
— Французский и английский, — бормочу я, недоуменно оглядываясь по сторонам.
Холодильник начинает быстро и эмоционально говорить с отцом на… немецком языке. Юрий Александрович усмехается, но отвечает. Так же бегло, но менее эмоционально. Пока на меня никто не смотрит, достаю из кармана телефон и под столом включаю диктофон.
Некоторое время отец и сын обмениваются репликами, и со стороны мне кажется, что я смотрю фильм про войну. Вот Холодильник поворачивается ко мне и говорит:
— С какой целью заброшены на территорию Советского Союза?
Кино и немцы! Трясу головой, и Холодильник повторяет свои слова:
— Нина! Попрощайся с Юрием Александровичем. Он уже уезжает! Климов-средний открывает рот, чтобы что-то сказать, но не говорит и, кивнув мне и деду на прощание, выходит.
— Что это было? — осторожно спрашиваю я.
— Обычные проблемы отцов и детей! — устало бросает Холодильник.
— Артисты больших и малых! — веселится дед. — А я все думал, зачем вам с Юркой столько языков? Теперь понятно! Это чтобы деду ничего не понятно было! Издеваетесь над стариком!
— Ну какой же вы старик! — искренне говорю я. — Всем фору дадите! С сыном как ровесники выглядите.
— Это потому, что я Юрку в девятнадцать лет состряпал. А он мне Сашку только в тридцать! — объясняет насмешливый мужчина. — Вы приезжайте ко мне, Нина! Можете и без Сашки! Даже лучше без Сашки!
— Дед! — нежно окликает Холодильник.
— Внук! — ласково отвечает дед.
Дорога обратно кажется мне длиннее, а я безумно тороплюсь. Получив несуразные ответы на свои вопросы, Холодильник оставляет меня в покое и включает музыку.
— До завтра! — прощается со мной Александр Юрьевич. — Можно, я вечером позвоню тебе?
— Конечно! — радостно отвечаю я, набирая сообщение Ленке. — Спасибо за поездку и рыбу с кашей! Все было великолепным!
Через полчаса на такси приезжает моя подруга и ругательски ругается на меня за то, что я поторопила ее с педикюра.
— Ленуся! Не злись! Ты нужна как радистка Кэт! — заискиваю я перед Ленкой, ставя на кухонный стол кусок торта "Наполеон" и чашку кофе.
— Да ладно? Мой немецкий? — не верит Ленка. — Зачем?
Молча включаю диктофон. В тишине моей кухни звучит резкая немецкая речь.
— Еще раз! — поморщившись, просит Ленка и слушает запись повторно. Потом смотрит на меня округлившимися глазами и шепчет:
— Еще раз!
— Давай уже переводи! — сгораю я от любопытства, когда Ленка заканчивает слушать запись в третий раз.
— Тут такое дело, подруга! — начинает Ленка, отодвигая от себя торт, а это плохой знак. — Первый напоминает второму, что, женившись на выбранной девушке, второй теряет почти весь свой бизнес по какому-то там старому договору.
— И что второй? — мое сердце вдруг перестает биться. Совсем.
— Второй говорит, что это его решение, meine Losung, и его жизнь, mein Leben. И он ни за что не передумает, — вздыхает Ленка.
— И все? — нервно сглатываю я.
— Не все, — говорит Ленка, придвигая к себе торт. — Еще первый обзывается, Narr, и все такое… Типа дурак, глупец… Говорит, что девушка не заслужила дурака… Что ей нужен сильный и reich, богатый…
— А второй? — мне не хочется плакать, просто в носу чешется.
— Второй говорит, что Reichtum, главное богатство он уже нашел…
В полночь мне звонит Холодильник и начинает разговор с обвинения:
— Ты назвала мне не последние строчки стихотворения! Почему?
— Я просто его плохо помню! — оправдываюсь я.
— Врешь! Я проверил текст. Там другие последние строки! — Холодильник давит и настаивает. словно хочет поссориться.
— Хорошо! Держи последние! — психую я.
Она в улыбку слезы спрячет,
переиначит правду в ложь…
Как счастлив ты, что ты незрячий
и что потери не поймешь.