Как определить, что человек влюблен?
Просто.
Влюбленный человек действует против своих интересов.
Франсуа Трюффо
— Не по твою ли душу? — хихикает, прикрываясь бокалом коктейля, Димка. Оборачиваюсь. Евгений. По мою, по чью же еще? Мой личный охранник, как огонь боящийся моих прикосновений. Вот интересно, если на меня вооруженная банда нападет, как он меня защищать будет? В кино личная охрана собой закрывает, на землю валит и сверху падает. А мой Евгений от меня пятится, словно я носитель нового неизлечимого вируса.
Стоит в дверях бара и не подходит. Ясно: команды еще не было.
— У Холодильника новая гастрономическая логистика, — сообщаю я Ленке, пока Димка с Костиком отходят к бару за очередной партией коктейлей.
— Гастрономическая? — удивляется Ленка, вздернув маленький носик. — Насчет твоего кормления?
— Что-то вроде того, — смеюсь я. — Представляешь? По его плану обедаем мы каждый день у меня, он сам готовит, потому что близко от работы.
— Нормальное предложение, — поддерживает идею Холодильника Ленка. — А ужин, конечно, в ресторане?
— Конечно, — вздыхаю я. — Сказал, ресторан по моему выбору.
— Тут я тебе с удовольствием помогу! — Ленка в предвкушении довольно потирает руки. — Облазим все сайты, найдем лучшие рестораны, заранее меню выберем!
— Да ужин — ерунда! — объясняю я подруге. — Завтраки — вот проблема! Он хочет, чтобы мы завтракали у него.
— Настырный какой и находчивый! Хорошая схема! — смеется Ленка. — Но ты его хитрость раскусила и не согласилась?
— Тоже мне хитрость! — ворчу я. — Вставать ни свет ни заря, ехать к нему через весь город, завтракать, а потом обратно в агентство! Не завтрак, а кругосветное путешествие!
— Тебе, правда, двадцать пять? Аттестат есть? Диплом? Справка о трудоспособности? — Ленка недоверчиво смотрит на меня.
— Через месяц двадцать шесть… — обиженно отвечаю я на несправедливый и непонятный выпад лучшей подруги.
— О! Это все меняет! — крутит мне у виска Ленка. — Сразу легче стало! Приближаешься к деменции.
— Да что не так?! — возмущаюсь я.
— Да все не так! — Ленка даже хлопает ладошкой по столу. — Он тебе совсем другое предложил!
— И что же? — настораживаюсь я. — Что такого понимаешь ты и не понимаю я?
Хотела добавить "про моего Холодильника", но вовремя одумалась.
— Он тебе предложил у себя ночевать! — маленьким кулачком Ленка стучит себе по лбу. — Расклад такой: поужинали — поехали к нему — переночевали — позавтракали — поехали в агентство — пообедали в твоей квартире — поужинали…
Смотрю на Ленку ошарашенно и перевариваю то, что она сейчас сказала.
— Он не настаивал… Просто предложил… Я ему несколько раз однозначно проговорила, что у него не останусь, — объясняю я.
— Это было до того, как ты стала его невестой и сама согласилась принимать ухаживания. Между прочим, вариант жить до свадьбы вместе вполне себе распространенный! — улыбается мне Ленка, снисходительно, по-взрослому.
— Я не хочу жить вместе до свадьбы, — упрямо, но твердо говорю я. — Еще и со свадьбой ничего точно не решено. А если ее не будет, этой самой свадьбы?
— Он тебе… нравится, Нина? — сомневается Ленка. — Как мужчина?
— Влюбиться в него очень легко, — откровенно и отчаянно говорю я и с искренней горечью добавляю. — Умный, красивый, не бедный. Сейчас просто обложил меня вниманием и заботой. Как заложницу… Готовит сам. И хорошо готовит. Захочу — полетим в Париж. Не захочу — не полетим.
— Ты боишься? — осторожно и сочувственно догадывается Ленка. — Но почему?
— Я панически боюсь силы его чувства, — быстро отвечаю я и тороплюсь сказать, объяснить, хотя никогда бы не подумала, что самые сокровенные свои мысли и сомнения я буду вываливать на подругу в баре "Уховертка", почти перекрикивая громкую мажорную музыку. — Оно родилось из страсти и одержимости. Это очень зыбкая основа. А если, кроме этого, ничего нет? Что тогда? Уползать в свою норку и лежать там, зализывая раны? Всю оставшуюся жизнь шарахаться от мужчин, которые проявят ко мне интерес, подозревая их бог знает в чем?
Ленка некоторое время молчит, наблюдая за тем, как Димка и Костик возвращаются к нашему столику со свежими коктейлями, потом, наклонившись, негромко говорит:
— Это от вас двоих теперь зависит, есть что-то еще или нет. Но без тесного общения, без проверки ты этого не поймешь. Он же не настаивает на свадьбе завтра.
— Почему-то мне кажется, что он и на сегодня согласен! — смеюсь я сквозь слезы, которые появляются ниоткуда. Просто появляются и все… — Лена! Если он действительно откажется от большей части бизнеса из-за меня, то это вообще катастрофа! Эйфория первых дней взаимной любви пройдет, и он не сможет мне простить, что…
— Бред! — шепотом вопит Ленка. — Он взрослый мальчик, принимающий решения самостоятельно не первый год! Он справится!
— Потом поговорим без ребят. Есть еще одна причина… — машу я на Ленку руками, чтобы она замолчала.
— Он тебя просто охраняет или потащит куда? — страшным шепотом спрашивает Димка, садясь за стол и кивая в сторону Евгения.
— Не знаю! — таким же шепотом отвечаю я. — Мне его программа неведома. В любом случае, у Евгения есть приказ и он его выполняет. Сейчас ему, видимо, велено стоять и караулить.
В это время приходит сообщение от Холодильника "Жду твоего выбора. Пора ужинать”. Одновременно с приходом сообщения Евгений начинает движение в сторону нашего стола.
— Нина Сергеевна! Прошу вас пройти в машину! — вежливо, но твердо обращается ко мне Евгений. — Вас ждут.
Прощаюсь с кривляющимися по-клоунски друзьями и выхожу в сопровождении охранника из бара.
— Я еще не придумала, куда надо ехать! — делюсь я с Евгением важной информацией, хватая его за локоть.
Евгений ожидаемо шарахается, избегая моего прикосновения, и ничего не отвечает.
— Подождите, Александр Юрьевич должен подъехать туда, куда я ему скажу! — не сдаюсь я, тормозя движение к автомобилю. — А я еще не выбрала!
Евгений останавливается, и в глубине его глаз я вижу плохо скрываемое недовольство, даже негодование. Да… Не сложилось у нас как-то с Евгением… Может, попросить поменять его на Николая? Тот и пообщительнее, и повеселее…
Охранник открывает для меня заднюю дверь автомобиля и кивком предлагает сесть. Вздохнув, сажусь и обнаруживаю на сидении яркий, но нежный фиолетово-розовый букет.
— Добрый вечер! — за руль автомобиля садится сам Холодильник, какой-то молодой, оживленный. — Этот букет называется "Женское счастье". По крайней мере, так уверял меня флорист.
— Красивый! — растерянно говорю я, беря букет в руки и рассматривая его. — Не знала, что женское счастье именно такого цвета.
— Хризантема кустовая, лимониум, гвоздика, альстромерия, вероника, роза, эвкалипт, фисташ! — докладывает Холодильник, на несколько секунд прикрыв глаза, словно так ему легче вспомнить.
— Ты смог запомнить состав букета? — удивляюсь я. — У тебя хорошая память или ты еще и ботаник?
— Я помню тридцать цифр после запятой в записи числа пи. Учу тридцать первую, — подмигивает мне Холодильник и снисходительно добавляет. — На ботаника обижаться не буду.
— По числу прожитых лет? — не верю я Александру Юрьевичу, разыгрывает, наверное, и смеюсь, вспомнив значение слова "ботаник" на молодежном сленге.
— Ты намекаешь на мой почтенный возраст? — грозно хмурится Холодильник, но не выдерживает и улыбается своей наркотически опасной улыбкой.
— Конечно! — утверждаю я. — Ты мужчина среднего возраста, принадлежишь к возрастной группе с серьезными рисками. Помолодели инфаркты и инсульты, сахарный диабет второго типа.
— Ты серьезно? Мне ведь не сорок, а пока только тридцать, — теперь уже Холодильник хмурится по-настоящему. — Ты еще про проблемы урологи вспомни…
— Да? — радуюсь я и сочувственно спрашиваю. — У тебя есть такие проблемы?
Холодильник, развернувшись ко мне лицом с переднего сидения, довольно жестко говорит, смягчая слова мягким взглядом:
— Жаль, что я уже дал слово, что дождусь твоего решения о глубине и близости наших отношений.
— Жаль?! — дерзко переспрашиваю я, встречаясь с медово-гречишным взглядом. — Ты хочешь взять свое обещание обратно?
— Ни в коем случае. У меня нет такой привычки брать свои обещания обратно, — в тоне Холодильника появляется легкий холод. — Ты решила, куда поедем ужинать?
— Предлагаю тебе самому сделать выбор, — находчиво отвечаю я. — Тебе это сделать легче.
— Никаких предпочтений? — усмехается Холодильник. — А как же любимая монгольская кухня?
— Я при свидетеле созналась, что пошутила, — ворчу я, смущаясь. — Кстати, о свидетеле… Мне понравился ресторан Матвея.
— Хочешь туда? — Холодильник поворачивает ключ в замке зажигания. — Не возражаю. Правда, обязательно примчится Матвей… Но мне же не стоит переживать по этому поводу?
— Переживать тебе ни по какому поводу не надо, — наставляю я. — Помни о группе риска!
Холодильник синхронно рычит и улыбается, отъезжая от бара "Уховертка".
В зале ресторана "Бандерос" много посетителей, играет живая музыка и заняты почти все столики, но нас провожают к зарезервированному.
— Сама выберешь или могу посоветовать? — спрашивает меня Холодильник, производящий своим внешним видом внушительное впечатление. Серый костюм, белая рубашка, серо-лиловый галстук.
Я переоделась еще перед походом в "Уховертку": Ленка принесла мне новинку из своего ателье. Это платье-трапеция насыщенного синего цвета длиной до колен, к которому я надела черные туфли-чулки. Ленка называет выбор всех оттенков синего или зеленого моим способом "подкрасить" радужку.
— Послушаю твоего совета, — ласково улыбаюсь я и этой улыбкой ставлю Холодильника на паузу. — Я в испанской кухне разбираюсь так же, как в монгольской.
— Ты остановилась на испанской? — Холодильник возвращает мне улыбку, теперь зависаю я. — У Матвея есть еще французская, итальянская…
— Хочу оправдать название ресторана, — объясняю я свой выбор и вдруг, глядя на мягкие губы Холодильника, вспоминаю, как он меня поцеловал первый раз.
— Хорошо, — кивает Холодильник. — Думаю, тебе понравится салат из рукколы с шампиньонами. Там еще фета, брынза и оливки.
Киваю головой, уставившись на его губы, которые двигаются, называя слова, каждое второе из которых я не понимаю. Холодильник что-то переспрашивает, по-моему, звучит вопрос "Точно?", я продолжаю кивать. Холодильник наклоняет голову и пожимает плечами. Я не понимаю, что он от меня хочет… Что за ерунда!
Молодой официант расставляет на нашем столе многочисленные тарелки.
— Что это? — пугаюсь я, с трудом очнувшись.
— Bacalao al pil pil, то есть треска апь пиль пиль, золотой гаспаччо, Pollo еп pepitoria — это цыпленок в соусе пепитория, ну и морская паэлья, — перечисляя блюда, Холодильник подозрительно кашляет, а наткнувшись на мои выпученные глаза. громко смеется, привлекая внимание посетителей ресторана за соседними столиками:
— Это я еще тебя отговорил от браскады!
— Браскады? — с ужасом спрашиваю я, представив чудовищных морских гадов под каким-нибудь острым соусом.
— Браскада — сэндвич из хрустящего багета с жареным говяжьим филе, луком, беконом и яйцом, — насмешливо успокаивает меня Холодильник. — Испанцы любят очень.
— Я т-т-так не ужинаю! — заикаясь, говорю я.
— Я называл тебе блюда, а ты кивала, когда выбирала, — Холодильник расплавляет салфетку. — Я тебя несколько раз переспрашивал, точно ли ты определилась, и ты снова кивала. Что-то не так?
Какой позор! Впервые в жизни я засмотрелась на губы мужчины! И чьи? Холодильника!
— Милая! Шурка! — радостно приветливый оклик Матвея заставляет меня нервно вздрогнуть. — Какими судьбами? Оценили мою кухню?
Я смущенно улыбаюсь и киваю, похоже сегодня вечером я на большее не способна. Холодильник привстает, чтобы пожать другу руку.
— Нина оказалась ценительницей каталонской кухни, — серьезно говорит Холодильник. — Отдадим должное большому количеству блюд, друг мой!
— Не могли определиться и заказали все? — смеется Матвей и вдруг обращается ко мне с неожиданным вопросом. — А танцы в вашей программе есть, милая?
— Мне казалось, что с этим именем мы расстались? — обманчиво мягко спрашивает Матвея Холодильник.
— Как скажешь… милый! Как скажешь! — смеется Матвей, вставая и протягивая мне руку. — Потанцуем для аппетита?
Испуганно кошу глаза на Александра Юрьевича, который пристально смотрит на Матвея и спокойно говорит:
— Нет. Я не разрешаю. С некоторых пор Нина танцует только со мной.
— Как интересно! — снова садится и лениво откидывается на спинку стула Матвей, элегантно красивый, в классических синих брюках и полосатой рубашке с расстегнутой верхней пуговицей. Он подмигивает мне хитрым серым глазом. — С некоторых пор, значит… И до каких же пор?
— Это как Нина решит, — пожимает плечами Холодильник, кажется, что расслаблено, но на самом деле я вижу, как постепенно каменеют его плечи и снова темнеют карие глаза.
— Ужинаем или танцуем? — пронзительный взгляд Холодильника медленно, физически ощущаемо передвигается с моего лица на шею, плечи, руки, грудь.
— Ужинаем! — пищу я, хватаясь за вилку.
— Приятного аппетита! Не буду вам мешать! Десерт в подарок от заведения!
— Матвей театрально раскланивается и уходит.
— Давай попробуем всего понемногу! — предлагает Холодильник. — Кусочек одного, потом кусочек другого.
— Давай! — неестественно бодро соглашаюсь я. Чем дольше мы едим, тем больше вероятности, что Холодильник забудет про танцы.
Но он не забыл. Когда мы уже попробовали и салат, и гаспаччо, и паэлью, Холодильник встает, подходя ко мне и вставая за спиной, и говорит моей шее, которую душат сумасшедшие мурашки:
— Нужна передышка перед треской и цыпленком!
— Перед треской и цыпленком мне нужна недельная передышка! — глупо шучу я, пряча на колени дрожащие руки.
— Я готов танцевать неделю, — сообщает моей шее Холодильник и, найдя под столом мою руку, поднимает меня со стула, уводя к небольшой сцене, на которой играют музыканты и возле которой танцует насколько пар. Сильные руки обнимают меня за талию и спину и катастрофически близко прижимают к груди Холодильника. Так близко, что я задыхаюсь от смеси запахов: аромата туалетной воды Климова-младшего, в котором я прекрасно чувствую бергамот, красный апельсин, лаванду и базилик, и запаха своего трусливого возбуждения, напоминающего о том, что он красивый мужчина, достойный лучшего.
— Мне нечем дышать! — жалуюсь я партнеру, ведущему меня в медленном танце, в надежде на то, что Холодильник хотя бы слегка разомкнет объятия.
— Это месть! — сообщает Холодильник, нисколько не ослабляя хватку. — Я не дышу уже полгода. Вернее, дышу, но с перебоями и долгой задержкой дыхания. Так и задохнуться недолго…
— Мстительность — еще одно твое замечательное качество? — дурея от очередного завуалированного признания, увожу разговор в сторону.
— Мечтаю об отмщении, — шепчет Холодильник, двигая руку, лежащую на спине, в долгом поглаживающем движении, почти лишая меня врожденной и до мастерства отточенной способности спорить, — Позволила мне продержаться до этого момента.
— Что значит до этого момента? — настораживаюсь я. — Ты решил изменить своему слову?
— Я похож на человека, не умеющего держать свое слово? — начинает нагреваться Холодильник и ослабляет захват, позволяя мне немного отклониться.
— Не хочу задеть твои чувства, но… — начинаю я, — но на моей памяти ты уже дважды отказывался от своего слова.
Холодильник останавливается, пару секунд смотрит на меня не отрываясь, потом, мягко взяв за локоть, ведет к нашему столу.
— Можно поподробнее? — сухо спрашивает он. — Что ты имела в виду?
— Первое, — вздрогнув от этой сухости в голосе, говорю я, — ты снял ограничители к моему карточному выигрышу.
Холодильник кивает, но никак не комментирует сказанное.
— Второе, — решаюсь я сказать то, что мучает меня. — lch verstehe Deutsch.
— Ты понимаешь немецкий? — переспрашивает Холодильник. — Wie gut? Как хорошо?
— Честно? — морщусь я, понимая, что парой вопросов на немецком он меня раскусит, и не желая обманывать, потому что мне это самой неприятно.
— Желательно, — Холодильник смотрит на меня внимательно и как-то настороженно.
— Я записала на диктофон. И мне перевели, — вздыхаю я. — Прости. Холодильник приподнимает брови и ничего не выражающим взглядом молча смотрит на меня.
— Ты сам отказался от какого-то слова или обещания. Поэтому теряешь почти весь свой бизнес. Добровольно. Хотя делать это совершенно неразумно, необязательно! — быстро-быстро говорю я, боясь, что он меня перебьет и не даст договорить.
— Глупости! — Холодильник не меняет отстраненного выражения лица. — Твой переводчик дилетант-любитель.
Мне бы такого противника для игры в покер… Держится великолепно. Ни одной эмоции на каменном лице…
— Врешь! — констатирую я, как радар, успев засечь в глубине его глаз эмоцию-молнию. — Я и от Юрия Александровича, и от тебя самого слышала, что, решив… жениться на мне, ты очень многое теряешь. И пошел на это сам. И я хочу понять почему!
— Все фантастически преувеличено, — почти лениво говорит Холодильник, но меня ему не провести. — Это просто старая шутка. Я отказался от своего ранее данного слова, но никакая фатальная потеря моему бизнесу не грозит.
Молчу, но по-прежнему не верю. В глазах Холодильника появляются настороженность и досада:
— Пробуешь треску или хочешь цыпленка?
— Я хочу знать правду, — вызывающе смотрю в лицо Холодильника и иду ва- банк, чувствуя, как дрожат мои колени. — У меня серьезные меркантильные цели.
— Даже так? — позволяет себе удивиться Холодильник. — Можешь их озвучить?
Я смотрю на этого уверенного в себе мужчину и мысленно прошу у него прощение за то, что сейчас скажу. Наверное, в моих глазах отражаются мои мучения, потому что Холодильник, наклонившись вперед, вдруг очень нежно говорит:
— Ты зря переживаешь. Все в полном порядке. В моей жизни нет ничего такого, что я бы не мог контролировать.
— Есть! — слишком резко, контрастно его нежности отвечаю я. — Одна вещь есть. Это я.
— Я говорил не об отношениях. Я говорил обо всем остальном, — мягкости в его тоне не убавляется. Холодильник не поддается на провокацию. — И не стоит называть себя вещью.
— Это метафора, — отмахиваюсь я и продолжаю наступление. — Поскольку происходящее связано и со мной, я хочу знать, чего именно ты можешь лишиться и, главное, почему?
Холодильник долго, очень долго не отвечает, словно взвешивает, что можно мне сказать, а что нет. Треска и цыпленок давно остыли, официант дважды подходил и спрашивал, не нужно ли подогреть горячее.
— Нина! Мой бизнес, его потери и приобретения, не имеют отношения к нам, — твердо произносит, наконец, Холодильник, давая понять, что закрывает тему раз навсегда.
Я отчетливо понимаю, что то, что сейчас буду говорить, произносить нельзя. Что я сейчас испорчу, даже уничтожу что-то новое в себе, что-то, рождающееся в муках и сомнениях, слабое, но уже явно ощущаемое, хотя робкое, беспомощное. Малодушно тяну время, трусовато оглядываюсь по сторонам, словно ищу пути отступления.
Холодильник делает знак официанту, и тот все-таки уносит наши тарелки, то ли разогревать остывшие блюда, то ли выбрасывать.
— Я правильно понял, что ты не будешь горячее? Звать Матвея с десертом?
— буднично просто спрашивает меня Холодильник, словно за пару минут до этого мы не говорили о самом важном, о том, что разрывает меня на части.
— Жаль, что ты не хочешь рассказать мне правду, — кусаю я губы, нервно расправляю ткань платья на коленях и кладу подрагивающие руки на стол.
— Я смелее тебя.
— Еще моложе, красивее, добрее, — смеясь, подхватывает Холодильник и тянется ко мне, чтобы положить свою руку на мою. — Не забудь про скромнее.
Я отдергиваю свою руку от его руки, чтобы не получить ожог.
— Тебе придется меня выслушать, Саша, — говорю я. — Чтобы потом сюрприза не было.
Холодильник медленно убирает свою руку и смотрит на меня не мигая.
— Вернемся к твоему бизнесу! — приглашаю я собеседника. — Вернее, сначала к нашей договоренности о моем новом статусе.
— Что не так с твоим новым статусом? — холодно спрашивает Холодильник.
— Я хочу быть невестой владельца заводов, газет, пароходов, — нагло говорю я, прижимая друг к другу трясущиеся колени. — И если ты по собственной глупости собираешься отказаться от львиной доли своего бизнеса, то уволь…
— Уволить тебя из агентства? — уточняет сквозь зубы Александр Юрьевич.
— Нет! — нервничаю я. — Уволь — значит не буду.
— Не будешь что? — снова уточняет Холодильник, мрачнея на глазах.
— Не буду твоей невестой! — храбро выкрикиваю я, и на наш столик начинают оборачиваться гости ресторана.
— Почему? — глаза Холодильника резко темнеют на два тона сразу.
— Потому что я думала, что вы… ты очень богатый человек! — шепотом говорю я, стесняясь всеобщего внимания. — А теперь это будет не так!
— Нина! — на меня дышит холодом сама Арктика. — Ты даже не представляешь размеры моего бизнеса, капитала. Уверяю тебя, что ты не заметишь никаких потерь, поскольку жизнь твоя вместе со мной станет ярче, богаче, интереснее во всех смыслах.
— Значит, потери все-таки будут? — цепляюсь я к словам.
— Это никого, кроме меня, не касается! — Холодильник откидывается на спинку стула и перекрещивает руки на груди.
— Я ценю твою жертву, если она имеет место быть, — официально начинаю я свою мерзкую речь. — Не будем ходить вокруг да около. Я хотела бы получить не только тебя, но и все, что ты имеешь. Ключевое слово "все". Иначе игра не стоит свеч… А поскольку это невозможно, извини… Я достойна большего. Не буду размениваться…
Я встаю на дрожащих ногах, беру сумочку и говорю застывшему Холодильнику:
— Я доберусь сама. Спасибо за ужин. Передай мою благодарность и мои извинения Матвею.
Он ничего не отвечает, глядя на меня мгновенно потухшим взглядом, словно лесной пожар потушили по мановению волшебной палочки. Но когда я делаю первый шаг от стола, резко говорит:
— Стоять!
Грубая команда помогает мне прийти в себя, и я использую последний, только что придуманный, но абсолютно железобетонный аргумент:
— Саша! Это были мои дневники. Да. Написаны они другим человеком, но под мою диктовку.
Эти слова вызывают новый лесной пожар в глазах Холодильника. И теперь он неконтролируемо полыхает, всепожирающий, яростный, адский и умирающий одновременно.
Быстро выхожу из ресторана на улицу. Ближайшие планы: не расплакаться и вызвать такси. Почему в любовных романах слезы героинь прозрачны, просто хрустальны, а мои мутны и не дают видеть даже на метр вперед? Сейчас прямо передо мной стена, но я прекрасно помню, что никакой стены здесь не было, а была длинная и широкая лестница, ведущая на парковку.
Стена движется мне навстречу. Евгений.
— Позвольте проводить вас в машину, — произносит он дежурную фразу.
— Спасибо, но я на такси, — бормочу я, пытаясь обойти широкую черную стену.
— Позвольте проводить вас в машину, — в голосе Евгения появляется интонация настойчивости.
— Спа-си-бо! — говорю я по слогам, почти срываясь на крик. — Но я еду на такси!
— Позвольте проводить вас в машину, — как робот, повторяет Евгений. Вовремя вспоминаю, что он боится моих прикосновений, и хватаю его за руки:
— Женечка! Отойдите! А то я вас ударю!
Евгений вздрагивает, не от угрозы, конечно, а от того, что я его касаюсь. Мой бывший охранник впервые за все время нашего тесного общения не шарахается от меня, а наоборот. берет меня за локоть, аккуратно, но крепко.
— Позвольте проводить вас в машину.
— Да что ж такое! — кричу я. — Вы больше не мой охранник! Александр Юрьевич вам сам скоро все объяснит!
— Александр Юрьевич нам все уже объяснил, Нина Сергеевна. Только что, — возле Евгения ниоткуда возникает Николай и повторяет слова Евгения, вежливо. настойчиво. — Позвольте проводить вас в машину.
— Вы что-то путаете! — от бессилия перед ситуацией высыхают мои слезы.
— Никак нет! — как всегда, по-военному отвечает Николай, и меня по белы рученьки ведут к машине Холодильника.
Холодильник, уже сидящий за рулем, оборачивается ко мне, буквально парализуя взглядом, воспаленным, каким-то охмелевшим, хотя за ужином мы не заказывали алкоголь, и хладнокровно выцветшим голосом совершенно спокойно говорит:
— Я тоже хотел бы получить кое-что… Но немного наоборот. Не то, что ты имеешь… а тебя.