Любая страсть толкает на ошибки, но на самые глупые толкает любовь.
Франсуа де Ларошфуко
По семейной легенде, эти серебряные с позолотой канделябры — любимцы эфемерно существующей Ольги Ждановны Райской. Я вставила в них свечи, зажгла, теперь лежу на диване в гостиной и смотрю на огонь. Он желто-оранжевый, спокойный и умиротворяющий. Интересно, сколько поколений до меня вот так смотрели на подобные язычки пламени? Может, писали любовные письма… Может быть, вышивали или музицировали… А я думаю…
Думаю о том, как странно сложилась моя жизнь, начиная с того промозглого ноябрьского дня, когда Юрий Александрович сообщил мне, что женится, уезжает в кругосветное путешествие, а агентством будет управлять его сын Александр. А потом первая встреча с Климовым- младшим… Тот день, когда он стал Холодильником…
Я останусь слезою на мокром стекле,
Если сдавит виски в ожидании вздоха.
Это я, наконец, осознала, что мне
Без тебя и с тобой одинаково плохо…*
— Я тоже хотел бы получить кое-что… Но не то, что ты имеешь… а тебя.
Эти слова преследуют меня и не перебиваются никакими стихами. После этой фразы мы в полной тишине сидим в автомобиле Холодильника не меньше получаса. Тишина глубокая, вязкая и какая-то опасная.
Она давит на меня не хуже сказанных Холодильником слов, становясь… подбираю слова для описания ощущений: напряженно обманчивой, ожидающе томительной, невыносимо многозначительной, тягостно угнетающей, постепенно превращаясь в мучительно виноватую.
Он молчит, потому что тоже подбирает новые слова для меня. Это понятно по рукам с набухшими венами, вцепившимся в руль, по взгляду, безотрывно следящему за мной в зеркале, взгляду, ставшему совсем темным, свинцовым.
Странно, но я перестаю дрожать: успокоились и колени, и руки, и все тело. Только сердце стучит рвано, не соблюдая хронометраж, словно забыло заданную частотность.
— Мы поедем? — тихо спрашиваю я, надеясь на человеческий ответ.
— Договоримся и поедем, — так же негромко отвечает Холодильник, убрав руки с руля и разминая онемевшие пальцы.
— Договоримся? О чем? — я не могу оторваться от отражения в зеркале, а Холодильник не оборачивается и не смотрит на меня "вживую".
— О том, как будем сосуществовать теперь, когда вы выложили все свои тайные козыри, — снисходительная усмешка пугающе искажает красивое лицо волевого мужчины. — Не буду благодарить вас за откровенность, хотя должен был бы… Впервые в жизни задумался над тем, что предпочел бы ложь вместо правды. Вы пошатнули основы моего мировоззрения, госпожа Симонова-Райская.
Холодильник переходит на "вы". И мне кажется, что это его удерживает от чего-то темного, неконтролируемого, того, что он из последних сил старается удержать. Я не знаю, что ответить и на это признание, поэтому только судорожно вздыхаю.
— Я сдержу слово, данное и вам, и не вам, — Холодильник, наконец, все-таки оборачивается и встречается со мной взглядами. — У меня есть возможность при любом раскладе удвоить и даже утроить свой капитал. Мои финансисты документально докажут вам это. Завтра.
— Зачем? — ошарашенно спрашиваю я, прижав к себе сумочку, словно в ней спрятано что-то ценное для меня и я это защищаю.
— Чтобы вы убедились, что выходите замуж за богатого человека, которого не разорит и не выведет из строя старый глупый спор. Ровно через две недели я получу в три раза больше, чем потеряю, — иронично отвечает мне Холодильник и добавляет. — Вы можете взять с собой любого известного вам финансового специалиста, если опасаетесь чего-то не понять. Или даже нескольких.
Самый известный мне финансовый специалист — это моя мама. Но вряд ли она что-то поймет. Вершина ее личной финансовой пирамиды — удачно и вовремя проданные ваучеры "МММ".
— Не нужно, — бурчу я. — Я верю вам на слово.
Вот и я перешла на "вы".
— Зато я не верю. Никакой веры на слово! — жестко и даже грубо отвечает на мою реплику Холодильник. — Я настаиваю.
— У меня нет финансового специалиста! — срываюсь я на полукрик.
— Тогда консультант, — устало говорит Холодильник, которого не трогает мой срыв.
— Он мне не нужен. У меня накоплений меньше ста тысяч. Даже сберкнижки нет! — фыркаю я. — В чем он меня проконсультирует? Как мне потратить мою зарплату? Я и без него справляюсь за неделю, а то и за пару дней!
— Тогда нанимайте его на все деньги, что у вас есть, — пренебрежительно советует Холодильник. — Я вам все компенсирую.
— Вы поняли меня слишком буквально! — раздражаюсь я, отшвырнув от себя бесполезную сумочку. — Я не требовала от вас меня содержать!
— Вы требовали все, что у меня есть, — спокойно напоминает мне Холодильник. — И я готов дать вам все и даже больше.
— Я уже не готова это принять! — сопротивляюсь я, с каждой минутой с ужасом осознавая, какую кашу заварила для сегодняшнего ужина.
— А вас уже никто не спрашивает! — неожиданно ласково говорит Холодильник. — Бойтесь своих желаний…
— Я желала совершенно другого, — упрямо трясу головой. — Вернее, не желала ничего! Это вы меня выбрали для… для…
— Для чего же я вас выбрал? — цинично усмехается Холодильник. — Удивите меня!
— Я не могу сказать для чего, я могу сказать почему! — храбро отвечаю я. — Вам первый раз в жизни отказала девушка! И вы, вместо того, чтобы отступиться и переключиться на любую другую, вбили себе в голову, что именно я вам нужна! Любой ценой! Самой невероятной, самой глупой ценой! Вы были готовы даже жениться…
— Я и сейчас готов! — цедя слова сквозь зубы, перебивает меня Холодильник. — Поэтому правильнее будет сказать — женюсь. И вы мне больше не откажете, поскольку причин для этого больше нет.
— Как это нет?! — задыхаюсь я и краснею, вспоминая все, что наговорила в ресторане. — А наша взаимная неприязнь? Такая сильная, такая настоящая?! Разве на такой основе создают семью?
— У некоторых нет и этого, — философски пожимает плечами Холодильник. — А у нас с вами чистое, ничем не замутненное чувство…
— Издеваетесь? — теперь горько усмехаюсь я.
— Совсем чуть-чуть… — грустно улыбается Холодильник и спокойно добавляет. — Значит, все остается на своих местах? Я богатый жених, вы довольная невеста.
— И жених, и невеста должны быть счастливыми, — слабо сопротивляюсь я.
— Кто ж виноват, что для вас счастье в другом? — осматривая меня сухим, колючим взглядом, скептически спрашивает Холодильник.
— Не надо утрировать! Вы сами это придумали! Вам никто руки не выкручивал! — возмущаюсь я, избегая его взгляда. — Сегодня я предложила вам прекрасный выход!
— Он не устраивает меня! — строгому, резко очерченному лицу Холодильника позавидует любой скульптор. — С недавнего времени, госпожа Симонова- Райская, с легкой руки кого-то там, наверху, свою жизнь я представляю только с вами. Поэтому у нас есть, надеюсь, три-четыре десятка лет, чтобы полностью раствориться в этом взаимном чувстве.
— Во взаимной неприязни?! — не верю я собственным ушам. — Зачем? Это мазохизм какой-то! Так не бывает!
— Почему не бывает? — и снова эта циничная улыбка. — А мы?
Холодильник заводит машину, и через сорок минут мы уже у дверей моей квартиры.
В пути мы не разговариваем, и Холодильник даже не смотрит на меня. Негромкая музыка доносится из радиоприемника, как будто в насмешку звучит песня о странной любви-нелюбви.
Снова нет вестей,
И с Богом нам не вымолить и строчки.
Не найти чернил.
Мир теперь ничей,
Мы держим оборону в одиночку
Из последних сил.
Он не отказывается от меня и не принимает моего отказа. Его не отталкивают ни моя меркантильность, ни моя "правда" про фальшивый дневник. Его вообще ничего от меня не отталкивает!
Сверху вниз
Смотрит небо в отражение страниц,
Мы с тобой в одной вселенной
Не нашлись.
Странно… Но мои недавние страхи, не дающие мне спокойно спать, сейчас, в эти минуты, ко мне не возвращаются. Сумасшедший дом… Но я сижу на заднем сидении автомобиля Холодильника и представляю себе, что могло бы быть, если бы я сразу ответила согласием на его предложение о замужестве?
Меркнет свет, и города лежат в пыли.
Что нам делать этой ночью?
Мир объят любовью и ненавистью,
Ветер пахнет кровью, я жду новостей. *
Холодильник провожает меня до самой двери. За руку больше не берет. Просто идет сзади, как конвой. У дверей разворачиваюсь к нему лицом.
— До свидания, — негромко говорю я, пытаясь не встретиться взглядом.
— Первая неожиданность! — усмехается Холодильник. — Моя девушка первая предлагает свидание. Сразу соглашусь. Вдруг вы второй раз не предложите? Предлагаю сразу завтра.
— У меня есть условие… — робко начинаю я.
— Как?! Еще одно?! — Холодильник осторожно поднимает мой опущенный подбородок и насмешливо смотрит прямо в глаза. — Не много ли? И все мои деньги, и еще какое-то условие?
— Да! Условие! — уже значительно смелее отвечаю я, ощущая, как от прикосновения пальцев Холодильника к моему лицу кожа тает и плавится, как холодное мороженое, к которому приложили горячую ложку.
— Даже любопытно! — Холодильник проводит большим пальцем по моему подбородку. — У меня, кроме меня самого и моего бизнеса, больше нет ничего, что могло бы вас заинтересовать.
— Это условие совершенно легко выполнить, — обещаю я, для верности честно распахивая глаза.
Холодильник ныряет в мой взгляд так по-настоящему, так осязаемо, что я чувствую тот миг, когда он начинает почти задыхаться от такого резкого и глубокого погружения. Но ему хватает сил пошутить перед тем, как задохнуться:
— Зачем вам то, что выполняется легко? Это невыгодно, ведь вы можете получить больше.
Холодильник прижимается горячими сухими губами к моей шее, и у меня подгибаются ноги. Меня крепко подхватывают за талию и прижимают к себе в каком-то отчаянно безнадежном порыве. Губы Холодильника прокладывают трепетную дорожку по всей длине шеи к уху, щеке. Дрогнув, раскрываются мои губы, но в губы меня Холодильник не целует. А говорит в них, словно пьет мое дыхание:
— Чем могу услужить еще?
— Никаких помолвок в нашем агентстве! — выкрикиваю я неадекватно ситуации, тихой, нежной, почти деликатной.
— Нужно поклясться? — контрастным шепотом спрашивает Холодильник и кладет мою правую ладонь на свое сердце. — Клянусь! Никаких помолвок в моем агентстве! Довольны?
— Почти… — отвечаю я, чувствуя, как глухо бьется под моей ладонью его большое сильное сердце.
— Ваша алчность не знает предела! — ласково упрекает меня Холодильник. — Неужели вам нужно что-то еще?
— Я имела в виду, что быть довольной не могу. Все идет не так, как… мне бы хотелось, как я себе представляла раньше… — пытаюсь объяснить я.
— Может, это наказание за корыстолюбие? — предполагает Холодильник. — Но я вас утешу. Заходите в свою светелку, красавица, и у вас исполнится еще парочка заветных желаний. Захотелось их исполнить еще до нашего ужина. Не ожидал, что он так сложится, но не забирать же обратно…
Холодильник разворачивает меня лицом к двери и прощается:
— До завтрашнего свидания!
В гостиной на журнальном столике вижу что-то, чего до этого у меня не было. Приближаюсь с опаской, думая о том, как же Холодильник попадал в мою квартиру. Либо вскрывал, либо Карповы давали ключи.
Это маленькая изящная прозрачная вазочка, в которой стоит орхидея. Включаю торшер. Орхидея потрясающего алого цвета. Рядом конверт из золотой бархатной бумаги. Внутри… сертификат. "Настоящим подтверждается внесение записи в "Международный каталог небесных тел" о присвоении звезде с координатами… двенадцатой величины в созвездии Рака имени "Нина" ROSKOSMOS".
Надо же… Звезда с неба и цветочек аленький.
Co стороны двух трехрожковых канделябров раздается треск. Это одна из свечей начинает потрескивать, пламя метаться, словно кто-то издалека дует только на одну из шести свечей. Треск этот кажется таинственным, даже сакральным. Пять свечей горят ровно, как-то неспешно, с поистине дворянским достоинством, а одна нервно, дергано, странно.
На память приходит Бродский:
Зажжем же свечи.
Полно говорить,
что нужно чей-то сумрак озарить.
Никто из нас другим не властелин,
хотя поползновения зловещи.
Не мне тебя, красавица, обнять.
И не тебе в слезах меня пенять;
поскольку заливает стеарин не мысли о вещах,
но сами вещи.
Как великие поэты могут так точно выразить мои! мысли? Наверное, в этом и состоит их величие… И заливает стеарин не мысли о вещах, но сами вещи…
Странная свеча горит ярче и сильнее других, а значит, и прогорит быстрее всех. Загадываю на нее желание, когда раздается телефонный звонок. Два часа ночи… Холодильник.
— Я не смог уйти… Вы можете спуститься?
— Я уже сплю, — трусливо и хрипло вру я.
— Пожалуйста… — коротко и просто говорит он и замирает в ожидании.
— Хорошо, — сдаюсь я.
Все равно не засну пока. Встаю с дивана. Мое чудесное платье-трапеция помялось. Переодеваться не хочу. Наскоро делаю высокий пучок из нерасчесанных волос и босиком спускаюсь в холл.
Холодильник ждет меня, не отрывая взгляда от лестницы. Подхожу и останавливаюсь подальше, шагах в двух.
— Тоже не спалось? — глядя на мое платье, спрашивает он.
— Гадала при свечах, — отвечаю я.
— На кого? — устало улыбается Холодильник. — Неужели на меня?
— На себя, — сознаюсь я, расправляя мятый подол.
— И что выпало? — Холодильник не делает попытки подойти ко мне. — Сундук с золотом?
Я не отвечаю и молча смотрю на него. Холодильник медленно подходит и останавливается близко-близко:
— Я никогда не гадал по свече… Научите? Впрочем, я вообще никогда не гадал…
— Вам на богатство? — против воли улыбаюсь я.
— Мне на любовь, — шепчет Холодильник и шутит. — Мадам раскинет карты?
— Что вы! — искренне возмущаюсь я. — Настоящий игрок так карты не оскорбляет! Да и гадают на других картах, специальных. У меня таких нет.
— Жаль… — левую руку Холодильник кладет мне на затылок, а правой обнимает за талию, прижавшись губами к моей макушке. — У меня впервые в жизни возникает странное желание погадать. Не знаете почему?
— Я не специалист по компульсиям, — мычу я, уткнувшись в его крепкое плечо.
— Вот! Вы даже слово знаете! — говорит Холодильник. — И что же это? Желание погадать?
— Нет, — снова мычу я. — Это периодически возникающее навязчивое желание совершить определенное действие, в том числе и ментальное, ритуальное.
— Это опасно? — с деланным ужасом спрашивает Холодильник.
— Да, — непроизвольно улыбаюсь я. — Невыполнение вызывает тревожность.
— Обсессивно-компульсивное расстройство из этой оперы? — интересуется Холодильник.
— Думаю, да, — высвобождаясь из теплых объятий, говорю я. — В чем ваше психическое расстройство?
— В одном навязчивом образе, — доверительно рассказывает Холодильник. — Не могу избавиться…
— К врачам обращались? — неловко шучу я, не зная, что еще можно сказать.
— Нет. Не обращался. Ни в коем случае. Вдруг они меня вылечат? А я этого не хочу, — Холодильник протягивает руки к пучку моих волос и неожиданно вытаскивает обе шпильки.
Волосы рассыпаются по плечам, и Холодильник начинает томительно медленно пропускать мои волосы сквозь пальцы. Я теряю способность дышать. Вот так просто. Стою и не дышу, но не задыхаюсь.
Холодильник берет мое лицо в руки и большими пальцами синхронно рисует мои брови от переносицы к уголкам глаз:
— Это вообще законно? Иметь такие глаза?
Не имея возможности дышать, я почему-то открываю рот, а потом закусываю нижнюю губу.
— Я проконсультируюсь у своих юристов, — обещает Холодильник, мягко целуя меня в правую, потом в левую бровь. — И если это все-таки незаконно…
— Вы подадите на меня в суд? — нервничаю я, не поддерживая шутку.
— Обязательно. И предъявлю сумасшедший иск, — обещает Холодильник без тени улыбки.
— Чтобы отсудить все то, что собираетесь положить в сундук? — решаю и я пошутить.
— Чтобы получить вас в вечное пользование, — объясняет серьезный Холодильник.
— Не очень-то приятные ощущения вызывает слово "пользование", — ворчу я, дерзко встречаясь с ним взглядом.
— А так? — быстрые, легкие поцелуи перемещаются со лба на щеки, подбородок и обратно.
— Что так? — переспрашиваю я, отчетливо понимая, что он не поцелует меня в губы, по какой-то ему одному понятной причине, но не поцелует…
— Мы можем подарить друг другу все это и даже больше, — губы Холодильника замирают возле моих. — Все зависит только от нас. Я выполню все свои обещания. Все до одного.
— Спасибо за аленький цветочек. Очень мило! — нарочно сбиваю я его с этого направления разговора. — Со звездой вы погорячились… Что я буду с ней делать?
— Владеть, — пожимает плечами Холодильник, отпустив меня. — Конечно, в свете нашего сегодняшнего ужина я должен был бы подарить вам в качестве звезды бриллиант, но… Эти подарки я придумал раньше.
— Это настоящий сертификат? * недоверчиво интересуюсь я, сделав вид, что не услышала слова о бриллианте.
— Оказалось, что да, — усмехается Холодильник. — Приятель подсказал.
— Это дорого? — спрашиваю я.
— Недешево, — кивает Холодильник. — Но я справился. И эти траты я могу восполнить.
— Вы намеренно хотите меня задеть? Оскорбить? — начав дышать, спрашиваю я.
— Я не сказал больше. чем сказали вы сами, — возражает нахмурившийся Холодильник. — Но… простите… Да. Хотел задеть. Прошу прощения.
— Мне нужно идти, - говорю я, разворачиваясь к лестнице. — До завтра…
— До сегодня. — поправляет меня негромко Холодильник, не удерживая.
Когда я прохожу первый пролет, все-таки окликает:
— Так что вы там нагадали, Нина?
— Сначала потеряю, потом найду, — на ходу сочиняю я, не оборачиваясь. Свечи продолжают гореть. И я с опозданием понимаю, что рисковала, уходя из квартиры, в которой остались непотушенными шесть свечей. Запоздало напугавшись, хватаюсь за сердце, выпрыгивающее из груди. Вот всегда смеялась над подобным олицетворением в художественной литературе.
Свеча-одиночка почти догорела. Подхожу и дую на нее. Пламя дергается, но не гаснет. Дую еще раз. Оранжевый огонек делает широкое танговое движение в сторону, но не сдается. Нервно смеюсь, подхожу совсем близко, почти плюю выдыхом на стойкого смельчака. Выгнувшись в сальто, огонь почти гаснет, но, хитро подмигнув мне, мгновенно восстанавливается.
— Да что ж такое! — вслух говорю я и гашу огонь большим и указательным пальцами, взвизгнув от острой боли.
Подушечки пальцев покраснели и болят. Что же это означает, если я загадала, надолго ли хватит чувств Холодильника?
* Жюли Верс
* Песня группы "Би-2"