— Вы сами, Элина Аркадьевна, способны себя удержать от травм? Я так понимаю содранные ладони и растяжение мышц для вас не впервой. — директриса зашла из далека. Присела на край кушетки. И ладонью похлопала по лодыжке Элины.
— Как то так. Жизнь не стоит на месте.
— Здесь, в этом доме, я повидала не мало сказочных героев. Зачем вы приехали? Да, за Игоря спасибо.
— Он не первый раз убегает?
— Здесь все ребята постоянно в поисках осознания того, почему же они здесь. И поверьте, некоторые пережили трагедию еще в утробе матери. Некоторые полностью настроили себя против этого мира! Нам не нужны новые витающие в облаках, сказочники.
— Почему сказки, Анна Павловна? — Элина придвинулась ближе. Нет, Анна Павловна выглядела очень сурово. Стянутые на затылке волосы, очки в тяжелой оправе. Сухонькая, в преклонном возрасте. Но голос, как морской прибой. Спокойный и обволакивающий. В ее интонациях читалось откровенное возмущение. Но внешне ни единого признака. — Вы же меня совсем не знаете. И Жору я привезла не только из жалости.
— Вот вы, юная леди, сегодня есть. А завтра забудете. Только дети не забудут! Как не понятно? Таких юных и горячих здесь полно. Экзотика. Но детям потом сложно снова на свои места возвращаться. Вы слишком молоды для принятия таких ответственных решений.
— Вам нужны поручители?
— Пытаюсь понять, что вы хотите, Элина Аркадьевна.
— Не пытайтесь понять. Я вам докажу. Вам же нужны учителя. Жора проговорился.
— Вы не будете указывать местом своего падения и травмы наше поле?
— Вы шутите? Нет, конечно! Это мои травмы. И они ни к кому не имеют отношения. Я искренне понимаю ваши волнения. Но если говорю, то выполняю! Давайте так, заключим договор. Я учусь пока. Но практику никто не отменял. Учитель английского. Как вам вариант? А за мои уроки не нужно платить. Позволите детям посещать скалодром. Как вам? Анна Павловна?
— Про этот скалодром уже идет разговор. — Анна Павловна встала и подошла к выходу. — Нам лучше выйти. Дети волнуются за Вас. Надо показать, что все хорошо.
Элина встала, улыбаясь. Хотя ладони содрала она прилично. И не только ладони. Кажется, снова очередное растяжение. Этого никто не увидел.
— В смысле разговор о скалодроме? Я там работаю и не в курсе!
— Благотворительный фонд имени одной не самой известной скалолазки. Татьяна. Фонд называется. А говорили мы с Дмитрием Алексеевичем Соболевым. Если честно, Элина Аркадьевна, детский дом практически в полном упадке. По странным и, даже загадочным обстоятельствам, кто-то целую диверсию устраивает! — от этого имени, просто его упоминание прошило позвоночник огнем. Элина опустила голову. Но на счет диверсии слегка улыбнулась.
— Детский дом вряд ли кого может заинтересовать. Земля? Здесь нет ничего стратегически важного или ценного. Возможно, просто необходимо напомнить городу о детях!
— Может вы и правы, юная леди. — Анна Павловна и не собиралась вдаваться в подробности, хотя эта девочка искренне располагала к себе и вызывала доверие. Помочь она точно не сможет. Слишком серьезные силы стоят за странностями. Отменили финансирование на ремонт. И угрожают признать здание аварийным. Это слишком нелепо, учитывая, что зданию всего лишь двадцать лет!
— Вот и замечательно. Не в каждом городе есть такой спортивный комплекс! Такой скалодром. Я уже веду группу подростков. И с вашими ребятам найдем, кто будет работать. Фонд беру на себя. Все решим. Устроим небольшую шумиху! И повернем голову городского управления в сторону детей! И повеселимся за одно!
— Когда сможете начинать?
— Анна Павловна, чего тянуть? Сейчас и начну. Могу провести вступительный открытый урок.
— Хватило бы вашего пыла, Элина Аркадьевна, на долгий срок. Поверьте, за детей я могу быть очень суровой!
Этот день словно вывернул все возможные нервные окончания наружу. Устала так, что не хотела даже просто разговаривать.
Она вернулась домой очень поздно. Выключила телефон, приняла душ и уснула.
10
Рената с утра вытащила дочь из постели. И хотела приобщить к работе с очередным розовым кустом. Элина лишь делала вид, что делает. Сама искренне боялась прикасаться к нежным лепесткам и колючим стеблям. К тому же не особо старалась светить содранными ладошками. С мамой было так уютно и тепло. Мягкий рокочущий голос. Изящные плавные движения. Даже просто смотреть на Ренату истинное удовольствие. Воспоминания о жизни, когда ей самой было 20 лет! и какой живой и неуемной она была тогда!
Элина рассказала о вчерашней поездке в детский дом. Аккуратно, не вдаваясь в подробности. Хотя не затрагивать скалодром становилось все сложнее.
— Вот уж не думала, что ты у меня настолько хорошая. Котят никогда бездомных не жалела. — Рената даже отвернулась и чуть язык не прикусила. Зачем опять она это вспомнила. Удивлялась, что Эль не помнит причину. И радовалась этому.
— Мам, я не люблю котят. — сколько раз Элина пыталась вспомнить, почему? Почему, когда дети мечтали о собачках и котятах, они просто откровенно не выносила. И не понимала, с чего такое появилось! Родители не рассказывали. Говорили всегда, ну забыла и ладно! Значит, так лучше будет!
— Элли, ты и учишься на педагога, и теперь так увлеклась знакомством с детским домом. — Женщина сняла перчатки, отложила лопатку и присела рядом с дочерью. — Элина, тебе только двадцать. — Мама говорила так проникновенно и делая паузы. Элина даже улыбнулась и закатила глазки.
— Мамочка моя! Да это просто ради помощи детям! Честно! Я не собираюсь усыновлять кучку ребят ради прикрытия собственных дефектов!
— Ты не с дефектом! Но как так можно говорить! Это был несчастный случай!
— Это было мое простофильство! Я и только я виновата в такой вот своей судьбе! И да! В пед пошла ради того, чтобы каждый день об этом помнить! Да! Я хочу воспитывать детишек! И понимать, что своих никогда не будет! — слезы невольно блеснули в глазах. Элина встала. Понимала, что разговор совсем не нравится. Но Рената столько раз пыталась проникнуть в тайные мысли дочери. И каждый раз упиралась в стену.
— Эль, когда-нибудь ты захочешь обо всем поговорить.
— Меня полностью устраивает моя жизнь. И я никогда не буду жить, как вы с папой. Вы моя семья. Другой нет и не будет. — эта фраза звучала из раза в раз все надрывнее и больнее. Ошибка, или чей то роковой посыл. Кто знает что было тогда. Но девочка лишилась своих главных ценностей и целей в жизни. Рената боялась отпустить и не удержать дочь. Она не знала теперь, чего хочет и к чему стремиться Элина.
Она закрылась. Стала совсем другой. Загадочной. И неуловимой. И повзрослевшей. На веселых и беспечных друзей смотрела словно сквозь пелену слез. Задумчиво. И безразлично. Она теряла опору. Теряла свое умение радоваться.
— Что это?! — Рената взяла ладони дочери. — Боже мой! Тебе кожу сняли?!
— Да это ерунда. Вчера немного упала.
— Еще какие повреждения? Эли! Говори! Ты все время что-то скрываешь! Не понимаю, почему!
Крики раздались неожиданно. Громкий такой, визгливый.
— Где эта стерва многоликая! Подруга моя ненаглядная! — голос Лизы. Она влетела в сад и запнулась, увидев Ренату. Скорчила рожицу. Махнула головой, — здрасте Ренаточка Игоревна.
— Пойду. Успокою эту мегеру, ладно мам?!
— Что за слова такие, Элина! Привет Лиза. Может, кофейку в саду выпьем?
— Нет. Сегодня никак. Да и… — всхлипнула, и так по-детски вытерла нос рукавом длинной туники. — я ругаться пришла! — грозное выражение совсем не вписывалось в милое личико. Пухлые губки и носик уже покраснели. Под глазами растеклась тушь. Девушка подскочила к Элине и толкнула ее. — с предательницами не собираюсь лясы точить!
Элина вытолкала Лизу в дом.
— Блин, Лиза! Ты же взрослая уже! Ну, неужели так сложно хоть отношения без родителей выяснять!
— Ненавижу тебя! Ты тварь, Элечка! Самая настоящая!
— Лиз, я те щас втащу! Вот реально достала! Хватит орать на меня! Дома в зеркало орать будешь, психованная! — Лиза даже в лице изменилась. Волосы растрепаны. Губы дрожат. Даже одежда, словно второпях накинута. Лиза всегда ухаживала за собой и следила за каждой мелочью. И подругу учила уму-разуму. Упрекала, что Элина не ходит по салонам красоты, что ногти вечно обгрызены.
— Буду орать! И пакли твои рыжие тоже выдерну!