— В таком случае мы погибли, погибли безвозвратно! — взревел Шуткозлобер.
— Спасите! — завопила ведьма. — Я не хочу, я не хочу санкций! Вон, гляди, ещё по-по-послед… леле… леднему стакану пунша осталось для каждого. Если мы воспользуемся им, чтобы что-нибудь совсем га… гага… гадкое, чтобы пожелать что-нибудь запредельно злое, тогда мы ещё, может быть, сумеем спастись.
Оба в безумной спешке в последний раз наполнили свои стаканы.
Они думали и думали, тужились и тужились, но ни один не мог высказать ни одного запредельно злого пожелания.
— Не получается, — вздохнул Шуткозлобер. — Ничего дурного больше в голову не лезет, Тити.
— И я не могу, не могу, Буби! — взвыла тётка. — А знаешь по-почему? Мы с тобой теперь просто СЛИШКОМ ХОРОШИЕ для того, чтобы желать гадости!
— Ужасно! — зарыдал он. — Я хотел бы… я хотел бы… снова стать таким, как прежде!
— Я тоже, я тоже! — плакала Тиранья.
И хотя это пожелание не было облачено в форму зарифмованного заклинания, волшебный напиток выполнил его. Маг и ведьма разом сделались такими, какими были прежде: подлыми и злобными по характеру и в высшей степени неприятными на вид.
Но это им совершенно не помогло: вуншпунш был выпит до капли, а последний стакан доконал племянника и тётку — оба рухнули со стульев и вытянули ноги на полу.
В этот самый миг из пустой чаши загремел мощный удар бронзового колокола. Звук расколол чашу и разнёс её на множество осколков.
Снаружи часы начали отбивать новогоднюю полночь!
— Господа! — произнёс господин Грехогадус Червини, который внезапно вновь возник в старом кресле Шуткозлобера. — Ваше время истекло, и теперь мне остаётся только выполнить мои служебные обязанности.
Двухголосый храп был ему ответом.
Посетитель встал и обвёл взглядом немигающих глаз разгромленную лабораторию.
— Да, — произнёс он, — господа, кажется, весьма неплохо повеселились. Боюсь, после пробуждения у них изрядно испортится настроение.
Он поднял один из стаканов, с любопытством понюхал его и испуганно отпрянул.
— Тьфу ты, ангел! — выругался он, с отвращением бросая стакан. — Люди способны пить вот ТАКОЕ!
Он потянулся за чёрной папкой, откуда извлёк несколько штрафных марок, на которых была изображена летучая мышь. Господин Червини послюнил их и тщательно прилепил прямо на лоб Шуткозлоберу и Тиранье.
Затем Грехогадус Червини снова уселся в кресло, заложил ногу на ногу и начал ждать адских душевозов, которые должны были прибыть с минуты на минуту и от- транспортировать обоих проштрафившихся.
В это самое время Якоб Кракель и Маурицио ди Мауро сидели бок о бок на большой крыше собора. Счастливые, они наблюдали, как далеко внизу, за тысячами горящих светом окон, обнимаются люди, как над городом взлетают бесчисленные ракеты и взрываются фейерверки.
Святой Сильвестр, который теперь снова был всего лишь каменной статуей, глядел на праздничный блеск с высоты соборной башни с затаённой улыбкой на губах.
— Хотел бы я знать, — проговорил кот задумчиво, — что там сталось с нашими магом и ведьмой! Но этого мы с тобой теперь никогда уже не узнаем.
— Не бери в голову, — сказал Якоб. — Главное дело, что всё в конце концов повернулось по-хорошему.
Кот некоторое время размышлял.
— А мне почему-то почти жаль их, тех двоих, — произнёс он тихо.
Бронзовые колокола певуче гремели.
— В любом случае, — вновь прервал молчание Маурицио, — наступает, несомненно, ОЧЕНЬ хороший
Новый год. Для всех. Если повсюду происходит то, что случилось с нами…
— Хорошо бы. — Якоб глубокомысленно кивнул. — Но вот кому все должны быть за это благодарны — этого люди никогда не узнают!
— Люди — нет, — согласился кот. — И даже если им кто-нибудь расскажет, они сочтут это в лучшем случае новогодней сказкой.
И снова повисла долгая пауза. Они смотрели в небо, озарённое огнями, полное ярких звёзд, и обоим казалось, что никогда ещё оно не было таким высоким и далёким.
— Я бы хотел сейчас исполнить мою первую песню, — произнёс Маурицио.
Он ещё раз быстро привёл в порядок свой шелковистый белоснежный мех, разгладил роскошные усы, принял изящную позу и замяукал прекраснейшую арию, обращая её к звёздному небу.
И поскольку он чудесным образом внезапно овладел чистейшим итальянским языком, то и пел он своим неподражаемым кошачьим неаполитанским тенором по-итальянски:
Что означало: