51
Хлоя
Воздух устремляется в мои кислородно-голодные легкие, и я слепо размахиваю кулаком, целясь в это самодовольное лицо. Он с легкостью перехватывает его, грубые пальцы схватывают мое запястье и прижимают его к земле, вставляя ствол пистолета мне под подбородок.
— Еще раз двинься, и я снесу тебе гребаную башку, — рычит он, и я ему верю.
Я вижу свою смерть в его плоских темных глазах.
— Какого хрена, Арнольд? — восклицает второй голос, и над нами появляется еще один человек. Также вооруженный ружьем, он выглядит на несколько десятков лет старше моего похитителя, с редеющими седыми волосами и румяной кожей, раскрасневшейся от напряжения бега. Тяжело дыша, он приказывает: «Всадите в нее пулю и покончите».
— Еще нет, — бормочет Арнольд, не сводя глаз с моего рта. "Она хорошенькая. Вы когда-нибудь замечали это?
Голос другого человека становится хриплым. «Это не то, как мы делаем вещи».
«Кто трахается? Она все равно мертвое мясо. Кого волнует, насладимся ли мы кусочком, прежде чем закопаем его?»
Мой желудок вздымается от нового приступа тошноты, и только холодная бочка, застрявшая у меня под подбородком, удерживает меня от того, чтобы выцарапать глаза засранцу, когда он отпускает мое запястье и прижимает толстый грязный большой палец к моим плотно сжатым губам.
— Просто закончи уже эту чертову работу.
Тон пожилого человека стал резче, нетерпеливее, и на мгновение я наполовину боюсь, наполовину надеюсь, что Арнольд подчинится. Но он просто наклоняется и проводит влажным, пахнущим вяленым языком языком по моей щеке, как собака, и, когда из моего горла вырывается невольный крик отвращения, он засовывает большой палец мне в рот, так глубоко, что я задыхаюсь.
— Это мило, сука, — шепчет он, его глаза светятся похотью и диким возбуждением. — Это реально…
Резкий треск разрывает тишину, и он отдергивает руку. Через миллисекунду он стоит надо мной на ногах, поднимая пистолет, и молниеносно вращается, но все же недостаточно быстро.
Вторая пуля швыряет его в дерево позади меня, и когда я карабкаюсь назад на руках и заднице, я вижу, что пожилой человек уже лежит на земле, рот разинут, череп взорван, а мозги вываливаются наружу, как заплесневелый творог.