— Ящик. Может быть, клад?! — стукнула ногой по углу ящика Тамара.
— И правда, ящик! Кто мог его закопать? — удивилась Зинаида Антоновна и, поразмыслив, вдруг заволновалась.
— Не дотрагивайтесь до него. А вдруг здесь снаряды или бомбы, зарытые во время войны. Вылезайте быстрее. Засыплем листья и мусор и осторожно закопаем яму…
Лешка вылез из ямы и подал руку Тамаре. Тамара тут же с жаром стала допытываться у тетки, кто зарыл этот ящик и что в нем.
— Отстань, откуда мне знать?! — с небывалым раздражением ответила Зинаида Антоновна. — Здесь солдаты стояли перед отправкой на фронт… — и она принялась поспешно сгребать листья в яму.
— Папа конечно же знает. Спрошу у него… Зинаида Антоновна удержала племянницу:
— Ничего он не знает. Его с мамой тогда не было в городе. Сгребай листья, не стой…
Леша понял, что это касается прежде всего его, и стал засыпать яму.
Работали молча. Лешка знал тетю Зину как женщину искреннюю, правдивую и сразу заметил, что волнение ее не случайно: она что-то знает, но не может открыть им тайну. Возможно, в ящике действительно военные вещи. В прошлом году красноармейцы закопали под обрывом в яру целую повозку отжившего свой век военного снаряжения: испорченные противогазы, обезвреженные и заржавевшие гранаты, мины, остатки упряжи, покоробленные эфесы сабель. Когда красноармейцы уехали, пастушки раскопали яму, и каждый нашел среди этого хлама что-то нужное для себя.
Любопытство не давало Тамаре покоя.
— А если бомбы и снаряды взорвутся — весь наш сад взлетит в воздух? — спросила Тамара, тревожно глядя на тетю.
— Не взорвались до сего времени, то и не взорвутся. Только трогать не надо. И говорить никому про это не следует. Боже упаси, если кто вздумает откопать ящик! Леша, обещай мне, что никому не скажешь.
— Обещаю, — не желая огорчать Зинаиду Антоновну, ответил Лешка.
— Честно?
— Пионерское…
— И тебя, Тамара, прошу молчать. Ни отцу, ни матери — никому. Хватит с них бандитов. Пусть этот ящик будет нашей тайной… — И, подумав, добавила: — По крайней мере, на некоторое время…
Больше не вспоминали про таинственный ящик до самого конца работы. Но как только Леша начал утаптывать землю, Тамара вскрикнула:
— Ой, Леша, смотри, еще как бабахнет! Лешка посмотрел на Зинаиду Антоновну.
— Да, Леша, — поняла она его взгляд. — Не стоит рисковать…
В дощатнике раздавалась песня:
Леша подошел к дощатнику. Двери были распахнуты.
В этом кружке Леша увидел Юру, Васю, даже Янину.
В сторонке стояли мать и отец, широко улыбаясь. Их радовали дети, радовало их веселье.
После этих слов дети стали прыгать и хлопать в ладоши в такт мелодии. На этом игра кончалась. Ребятам хотелось повторить все сначала. Они начали просить зачинщика игры:
— Юра, еще…
Юра в это время заметил Лешу и направился к нему. Им было о чем поговорить. Пока Леша работал в саду, Юра не терял времени даром.
— Мы с Янкой собрали сегодня целый мешок костей. И знаешь где? На перепаханном поле, за хутором. Их там много. На рубль, а может и больше будет…
— Это больше, чем мой сегодняшний заработок в саду, — улыбнулся Лешка.
— Ты же заработанные деньги отдашь матери, а это будут наши, на задуманное дело.
Дети опять пристали к Юрке:
— Еще «шагаем пионеры»!
— Давайте! Идем с нами, Леша! Юра обратился к взрослым:
— И вы с нами?
Мать отмахнулась: «Куда уже мне!», а отец стал в круг и всех развеселил.
Лешка даже забыл про загадочный ящик и глядел, как отец притопывает и хлопает в ладоши. Особенно забавно было, когда он, подкрутив усы, произносил: «шагаем пионеры…»
Лачинская, вздохнув, сказала Лешиной матери:
— Веселый у тебя Антон. Детей любит. А мой…
Легкий на помине, явился Лачинский. Он как глянул на стены «клуба» — черные колючие глаза его так и сверкнули гневом.
— Васька! — крикнул он.
Вася не услышал, увлеченный игрой. Тогда Лачинский ворвался в круг, схватил сына за ухо и вытащил во двор.
— Кто тебе разрешил брать афиши?
Вася моргнул своими длинными ресницами.
— Я сам. Их много в кладовке…
Сильная оплеуха — и мальчик очутился у подворотни.
Услыхав плач сына, Лачинская выбежала во двор:
— За что ты его?
— Он знает. И ты тоже: пришел и никого в доме. Театр придумали… — Лачинский хлопнул калиткой и ушел.
Мать бросилась к Васе. Вытерла ему лицо фартуком.
— Чего он разошелся? — спросила.