Никакой другой дом господин Рэмбл не посещал с таким удовольствием, как уютный дом супругов Элинт. Быть может, отношение это складывалось из-за того, что Элинты считались едва ли не самыми достойными людьми в округе, а может, из-за их целеустремленности. От холла, где приветливые слуги принимали из рук гостя пальто, в гостиную вела светлая галерея, представленная в виде зимнего сада с прозрачными стенами и потолком. Здесь приходилось уклоняться от ветвей пышно разросшихся пальм, при этом рискуя поскользнуться на гладком полу. Но не это было главным. Сама атмосфера здесь была пропитана дружеским участием и сосредоточенным проживанием жизни. Здесь знали, как понять и окружить вниманием, как оказать помощь и дать совет, минуя боль ущемленного самолюбия.
Оказавшись в дельно обставленной зале, больше напоминающей библиотеку — так много было в ней книг — вы начинали чувствовать себя своим среди своих. В этом доме почти всегда было много народу и почти всегда решалась чья-то судьба… на ближайшие несколько дней. Госпожа Элинт — подвижная, увлекающаяся особа лет двадцати двух, ловко управляла собственным «предприятием», которое специализировалось на организации отдыха для одиноких людей — тех, кого деньги лишили любви и дружбы. Ни для кого не секрет, что малейшее уклонение от понятного и общепринятого в маленьком провинциальном городке сразу воспринимается в штыки, поэтому когда в один прекрасный день над воротами перед домом Элинтов появилась вывеска с интригующим названием «Досуг для одиноких», по округе прокатилась волна сплетен. Недолго думая, обыватели установили аморальное назначение данного нововведения. Поначалу и сам господин Рэмбл был возмущен смелостью, с какой средь бела дня открывали бордель в доселе приличном доме. Как рьяный представитель консервативных взглядов, на правах старожилы этих мест, он не мог удержаться от вмешательства в столь неслыханное дело. Именно это и привело Рэмбла под крышу дома Элинтов, где скоро он стал желанным гостем. Толком не уяснив что к чему, Рэмбл тогда ворвался к «похотливым мерзавцам» в намерении учинить разнос, но один только вид молодой четы вмиг смешал его мысли, заставив притихнуть и остановиться. Эти скромные, воспитанные люди не могли затеять ничего дурного. С первой секунды Рэмбл понял, что это, в сущности, еще дети: наивные, пылкие, восторженные. Они горели искренним желанием скрасить чье-то безрадостное существование. Предприятие затевалось вовсе не с целью наживы. Несмотря на подозрения, здесь действительно могли хотя бы на неделю развеять скуку, и те, кому доставало мужества признаться самому себе в своем одиночестве, рассчитывали на интересное общество в полной мере.
А теперь вернемся к сути. В тот самый день, когда господин Рэмбл (нервный, издерганный недугами человек) ворвался в «гнездо разврата», то увидел там очаровательную пару. И девушка, и юноша глядели ему прямо в лицо и улыбались, как улыбаются только старым знакомым. Хозяйка была хороша собой, а главное — приветлива и сердечна. Джоанна Элинт, или Джой, всем своим деловым, подвижным обликом напоминала не по годам серьезную девочку. Коротко остриженные темно-каштановые волосы, большие серые глаза, быстрый, но сосредоточенный взгляд, порывистые движения и ощущение ответственности за всех и вся. Худенькая, с плохо сформированной фигурой, она была искренна и совсем нечванлива, однако ей повсюду сопутствовало чувство нетерпеливого самомнения; она считала, будто она одна отлично знает что и кому нужно. Джой была одержима жертвенностью. Ей хотелось направлять, удерживая людей от опрометчивых поступков. Свое мнение относительно чьей-либо участи она находила единственно верным. Ее честолюбию, от природы не лишенному благородства, претило подчинение. Джоанна сама хотела подчинять, что делала весьма энергично. Будучи старшим ребенком в семье, она неизбежно взрастила в себе чувство превосходства. Ей нравилось ощущать свой опыт в решении проблем, свою невозмутимость при затруднительных обстоятельствах, поэтому каждая встреча с человеком аналогичного склада становилась для нее болезненным ударом. Рядом с тем, кто мог поколебать запал ее честолюбия, Джой чувствовала себя скованно. Вот почему вокруг себя госпожа Элинт начала собирать людей исключительно ведомых — тех, кто безоговорочно признавал ее лидерство.
Задумка сопровождения одиноких от начала до конца являлась идеей Джоанны. Именно ее рвение способствовать развитию чужого счастья направило силы молодой женщины к новым горизонтам. Джоанну тянуло к людям, рядом с которыми она выглядела сильнее, и эта странная для девушки тяга во многом определила ее судьбу.
Конечно же, Рэмбл находил Джой «занятной» и относился к ней как к дочери, милостиво позволяя ей демонстрировать свое покровительство над собой, однако иногда женская необузданность все же раздражала его. Гораздо более глубокую симпатию старик питал к супругу Джоанны. С тех пор, как Рэмбл начал регулярно посещать этот дом, один только вид Даниэля Элинта пробуждал в его очерствелой душе самые нежные чувства. Больше всего в подобные мгновенья он хотел иметь такого сына, как этот «простодушный мальчик».
С рождения Дэни Элинт был довольно хил. Все подмечали миловидную внешность юноши, но никогда не ставили его в один ряд с бравыми парнями города. Дэни не обижался. Природа наделила его слишком добрым сердцем, чтобы в нем могла зародиться обида на людей. Субтильный и узкоплечий, словно в насмешку наделенный высоким ростом, с нежными чертами правильно вычерченного лица, Даниэль скорее вызывал в женщинах умиление, нежели влечение и страсть. Невинное выражение синих глаз, в глубине которых сквозила неискоренимая робость; щеки, при всяком случае готовые вспыхнуть румянцем; узкое, непропорционально хрупкое и как будто вовсе бесплотное тело; от густоты темных, падающих на лоб волос кажущаяся большой голова — все это делало Элинта похожим на девушку. Частенько он становился объектом насмешек и жил в тени собственной кротости.
Родители юноши не располагали большими средствами, поэтому Даниэль был вынужден носить один и тот же костюм из грубого серого сукна, за что в насмешку был прозван гимназистом. К сожалению, несчастья для парня тогда только брали разгон.
Всё началось с покупки старого автомобиля, который отцу Даниэля уступил его начальник по работе за четверть цены. Машина была капризной, но Элинт-старший пребывал на седьмом небе от счастья за свое выгодное приобретение. Сын вполне разделял его взгляды: автомобиль казался ему настоящим чудом. Кто бы мог подумать, что долгожданное «чудо» принесет семье столько бед!.. В один из редких случаев, когда Даниэль выпросил у отца позволение покататься за городом, у машины отказали тормоза и она врезалась в дерево. Горе-водитель получил травмы ног и с тех пор не расставался с инвалидным креслом.
Когда всё случилось, вряд ли кто-нибудь посочувствовал бедняге. Даже родители отнеслись к аварии с холодной досадой — отец больше горевал по поводу разбитой машины, нежели из-за увечий сына. Автомобиль являлся единственным предметом гордости Элинтов, а юноша такой ценности не представлял… Скорее, он был помехой. Даже тогда не обошлось без насмешек. Более здоровые и более наглые размышляли недолго: хоть несчастье случилось по вине отказавших тормозов, сплетники пустили слух, будто всему виной выскочившая на дорогу кошка. Во имя спасения животного простак, якобы, и принес себя в жертву. Над этой жестокой шуткой еще долго смеялись, пока сам Даниэль был прикован к больничной койке… Он не понимал одного: почему все к нему так жестоки? Неужто его поведение, его образ жизни кому-то мешали?
Между тем и в судьбе юноши наконец произошли перемены к лучшему. Именно тогда его, отвергнутого, искалеченного и вконец обнищавшего, избрала себе в мужья предприимчивая особа. Несомненно, их брак был заключен по любви — решили все вокруг, — ибо каким бы симпатичным ни был Даниэль, он отнюдь не являлся выгодной партией.
С тех пор нужда и насмешки для Даниэля отошли в прошлое — он угодил под надежное покровительство жены. Отныне без ее позволения он не смел сделать и вздоха. Понятное дело, что женщине такого склада, как Джоанна, было на руку беспомощное положение супруга. Будучи его ровесницей, она, в сущности, стала ему и матерью, и гувернером. Ей нравилось давать советы, отчитывать за непослушание, возиться и хлопотать, чувствовать себя ответственной. Забота о слабом поистине окрыляла ее.
Джоанна и Даниэль, столь разные на первый взгляд, отлично подходили друг другу. Женитьба пошла парню на пользу. Поправлялся он медленно, хронически ослабленный организм плохо поддавался лечению, однако уход сделал свое дело: несчастный уже мог передвигаться при помощи костылей, но странное дело — чрезмерно заботливая супруга не позволяла ему вставать. При каждой новой попытке Даниэля опробовать свои силы в доме бушевала гроза. Джой металась по комнате, заломив руки, и нещадно отчитывала его, словно маленького. Он покорно возвращался в кресло, ибо не смел ослушаться своей благодетельницы. А Джоанна, кажется, пугалась улучшений в состоянии мужа, без устали повторяя ему, что он еще слаб, что делать какие бы то ни было попытки пока опасно. Она боялась того дня, когда Даниэль окрепнет и вырвется из-под ее опеки, а она больше не будет иметь на него такого влияния, как прежде.
Старый Рэмбл не раз становился свидетелем стычек. Непонятное ожесточение исходило только с одной стороны — со стороны женщины. Даниэль сносил всё молча, с присущей себе выдержкой. На протяжении долгих месяцев он оставался весел. Увечье вовсе будто не тяготило его. День за днем Рэмбл заставал юношу то за игрой в шахматы, то за чтением книги, то за разговором с одним из гостей. Поразительно, откуда бралось в этом не по-мужски нежном теле столько энергии! Даниэль любил высказывать вслух свои возвышенные стремления. Когда дрожащие от возбуждения губы произносили речи о путешествиях и далеких странах, о познании главной жизненной цели и собственном предназначении, кротость растворялась в сияющих огнем решимости глазах. Но подскакивала Джоанна. Ее рука мягко ложилась на плечо Даниэля, и он мгновенно сникал, возвращенный к реальности.
— Ты можешь переутомиться, — с беспокойством говорила женщина. — Тебе давно пора отдыхать.
И Даниэль повиновался, а Рэмбл понимал, что Джоанна держит супруга в заточении; он — пленник ее заботы.
Старику нравилось посещать этот дом еще потому, что на протяжении лет он оставался рьяным противником механизации, и хотя многие давно обзавелись личными автомобилями, Рэмбл в знак протеста ходил пешком. А здесь его взору представала жертва новых порядков — искалеченная и обездвиженная по вине машины.
— Механизация ведет в тупик! — любил повторять Рэмбл в те редкие минуты, когда его хотели слушать. — Зачем торопиться? Зачем куда-то спешить? Ведь жили же без машин, жили веками!
Но несмотря на жгучую ненависть ко всяким нововведениям, старику были по нраву идеи Джоанны Элинт. Ее кипучая энергия вносила разнообразие в его одинокую жизнь. Почти всегда Джой расхаживала — нет! — летала по комнате, держа в руках какие-то списки и планы, то и дело хватаясь за телефон, делая пометки в блокноте… Вокруг нее суетились верные помощники. Она кивала им стриженной головкой, умело распоряжалась, и по традиции рядом с ней в неприметном углу сидел Даниэль. Он с кроткой улыбкой взирал на жену, изредка вставлял в деловой спор свои советы, но в основном был непричастен. Благодаря женщине, которая со скуки выдумывала себе массу хлопот, бедный юноша стал совладельцем этого дома и соучастником этих идей. Он был вынужден от заката до рассвета жить тем, чем из прихоти жила она.
Быть может, для Джоанны всё это представлялось игрой, но нельзя было не подметить ее такта в решении нравственных вопросов.
— Ботвиль! Что скажете вы? — без устали звенел торопливый голос. — Нет, посещение оперы, ужин в ресторане — это посредственно. Она должна запомнить этот вечер на всю жизнь! Она одинока, и сегодня рядом с ней должно быть только то окружение, которое способно без следа развеять скуку.
Рэмбл и сам не раз принимал участие в затеях госпожи Элинт. Не отличаясь особым красноречием, он всё же сопровождал однажды престарелую вдову, которую водил по театрам и выставкам и даже (смешно сказать) катал на каруселях в парке. За несколько увлекательных часов богатые одиночки не жалели денег. Некоторые были безмерно рады простой теплой беседе.
И вот однажды случилось так, что в дом Элинтов Рэмбла привела личная просьба. Он вошел и вместо приветствия с порога воскликнул:
— ОНА — ваш клиент! Подкину я вам работенку на выходные!
Джоанна порывисто обернулась, и церемониальная радость сменилась в ее лице профессиональным азартом. Молодая женщина радовалась встрече с судьбой очередного «одиночки» так же, как коллекционер радуется свежему приобретению.
— О господин Рэмбл! Вы настоящий друг! — вскричала она, готовая заключить его в объятья, но нетерпение побудило ее перейти к расспросам: — Говорите! Кто эта отчаявшаяся душа, готовая доверить нам свое свободное время?
Рэмбл поудобнее расположился в кресле, предварительно кивнув Даниэлю (юноша как всегда сидел в уголке и со вниманием прислушивался к разговору). Джой оставила насущные дела — по правде, их было не так много, ибо к «Досугу» многие относились с недоверием. Хозяйка уселась напротив гостя, но живущий в ее тельце беспокойный дух не позволил ей долго оставаться без движения. Она вскочила и взволнованно заходила по комнате.
— Помните, на прошлой неделе я рассказывал вам про своего ныне покойного друга? — основательно начал Рэмбл.
— Да, — поспешно ответила Джой, хрустнув пальцами, и заставила себя подумать. — Кажется, его звали Суаль. Я не ошиблась?
— Всё верно. Когда-то мы вместе учились в университете, сколько лет прошло с тех пор!.. Так вот, теперь его взрослая дочь (по моим подсчетам ей немного за тридцать) проездом будет в нашем городе. Ей нужно проведать дальних родственников по материнской линии… Впрочем, это не столь важно! Важно то, что она совсем одинока! Она и едет-то сюда лишь затем, чтобы обрести моральную поддержку. Мы переписывались, я поведал ей о вашем семейном деле, о том, как вы могли бы ей помочь, и дочь моего друга дала согласие. Ей хватит вечера, проведенного в теплой атмосфере, где она бы почувствовала свою значимость…
Рэмбл умолк, опустив седовласую голову на грудь. Молчание длилось не дольше секунды. Джой проворно подбежала к столу, на котором громоздились кипы каких-то бумаг, и с видом величайшей сосредоточенности принялась составлять план грядущих мероприятий.
— Так значит, ей немногим более тридцати лет, она одинока, жаждет внимания, — вскользь резюмировала Джоанна.
— Да, — кивнул гость, и взгляд его потускнел. — Экла не хотела, чтобы вы поняли ее превратно. По сути она открытый, приветливый человек…
— Экла? Какое странное имя! Дэни, — Джой обернулась на мужа, — ты когда-нибудь слышал такое?.. — и, не дождавшись ответа, снова заметалась из угла в угол. — Она вдова или в разводе?
Рэмбл смутился.
— Видите ли, насколько мне стало известно из ее писем, Экла никогда не была замужем. Она старая дева — про таких именно так говорят…
Джой смотрела перед собой уже совсем другими глазами. Если до того она готова была порхать на крыльях вдохновения, то последние слова Рэмбла разом лишили ее энтузиазма. Тонкие губы женщины сложились в усмешку, в которой не наблюдалось и капли сострадания.
— Всё хуже, чем я думала, — мрачно заключила Джоанна. — Старые девы самый непредсказуемый народ. Они привыкли винить в своих бедах всех вокруг, но только не себя. В конце концов, они сами толком не знают, чего хотят от жизни. Им всё кажется, что кто-то норовит посягнуть на их дражайшую честь, тогда как на самом деле уже давно никому неинтересны.
— Джой, ты помнишь госпожу Волар? — вмешался Даниэль. Его голос зазвучал свежо и энергично; с трудом верилось, что он принадлежит калеке.
— Ах да, я помню. Это та девица, которая забросала Ботвиля пончиками, когда он начал рассказывать ей про свой счастливый брак. Вдобавок ко всему они еще и завистливы, — неприязненно добавила Джоанна. — Хотя… что это мы торопимся с выводами? Быть может, ваша знакомая совсем не такая.
Единогласные обвинения заставили старика стушеваться. Пунцовый от волнения, он неловко отирал пот со лба и растерянно переводил сверкающие из-под очков глаза с хозяйки на ее мужа. Поистине, если на свете существуют люди, напрочь отрешенные от проблем, то Даниэль Элинт из их числа. Молодой человек по-прежнему благодушно улыбался, как улыбаются дети, слушая интересный рассказ. Казалось, он один из всех присутствующих доволен жизнью. Он, обиженный судьбою страдалец! Приветливая улыбка не сходила с его лица; он был здесь, но в то же время мыслями вращался в потустороннем мире.
Джоанна была противоположностью мужа. Категоричная и смелая, подвижная и живая, рассудительная и беспринципная, она неслась по жизни в круговороте мелочных хлопот, в коих усматривала свой подвиг.
И Рэмбл впервые пожалел, что пришел сюда с просьбой. Он, старый холостяк, меньше всего умеющий разбираться в характерах, действительно не подозревал, какие это может повлечь за собой проблемы.
— Я не знаю, — наконец приглушенно вымолвил гость, — я видел Эклу всего однажды. Тогда она была очаровательным пятилетним ребенком. Веселой босоногой девчушкой с пушистыми хвостиками… Хихикая, она украдкой дергала меня за край пальто, а потом пряталась за дверью… Сейчас я не располагаю даже фотографией. Имеется только письмо, но почерк вам ничего не скажет.
Тем временем к Джоанне вернулся ее «боевой настрой», она снова сделалась решительна и непоколебима.
— В любом случае мы окажем этой особе достойный прием, — объявила госпожа Элинт. — Мы организуем настоящий праздник в честь ее приезда. Думаю, ресторация «Три камелии» подойдет. Там поистине родственная атмосфера. В такой даже чужестранец почувствует себя как дома. Помимо вас и меня для теплоты компании можно пригласить Аманду и Ботвиля…
— Нет-нет. Сутолока ни к чему. Я пойду на встречу один, вас же попрошу всё как следует устроить. Пятого дня в девятнадцать тридцать.
— Как скажете. — Джой пожала плечами.
То, как Рэмбл сначала преподнёс «живую» идею, а потом всё отменил, слегка обескуражило Джоанну. Наверное, радеющий за честное имя джентльмен попросту испугался дурной славы в случае, если его Экла и в самом деле окажется мегерой, готовой бросаться пончиками во всех неугодных. И в правду, он ведь совсем не знает ее! Пара вежливых писем, поздравительная открытка и телеграмма с датой прибытия. Рэмбл не представлял себе ни ее лица, ни нрава, ни привычек. Одно имя — отрывистое, с оттенком французской фривольности, — рисовало капризную куртизанку с багажом амбиций. Нет, уж лучше он отправится на эту встречу один, чтобы принять на себя возможный удар.
Экла Суаль. Фамилия добавляла ее имени малость изящества. «Экла годится мне в дочери, — примирительно подумал Рэмбл. — Она одинока так же, как и я. Возможно, мы сумеем понять друг друга».
Он уже достиг середины застекленной галереи, как вдруг услышал позади себя знакомый скрип инвалидного кресла. Никогда Даниэль Элинт не выглядел так возбужденно. Лихорадочным движением рук он вращал тугие колеса. Его лицо пылало, а от обычной умиротворенности не осталось и следа.
— Господин Рэмбл! Постойте!
Хоть старик уже остановился около двери, ведущей в холл, юноша продолжал отчаянно спешить, словно ожидание стоило денег. Раскрасневшийся, взлохмаченный, с закушенными от натуги губами, он цеплялся головой за ветви пальм и выглядел так жалко, что Рэмбл не выдержал:
— Даниэль, успокойтесь, говорите! Я располагаю временем для обстоятельного разговора.
Но тот как будто не слышал. Волнение побуждало его снова и снова толкать свою коляску; она остановилась лишь тогда, когда ее колеса почти коснулись ног господина Рэмбла. Элинт поднял глаза.
— Простите, я недолго задержу вас, — смятенно пролепетал он, испуганно оглядываясь назад — туда, откуда еще доносился голос Джой. — Она не должна слышать: ей не понравится то, что я вам скажу…
Ну конечно! Рэмбл догадывался, что Джоанна имеет над мужем колоссальную власть; в ее присутствии он был вынужден сдерживать свои настоящие чувства. С трудом верилось, что тот спокойный, довольный жизнью юноша и этот взбудораженный человек — одно лицо, почти в одну минуту. Зная Джоанну, Даниэль терпеливо ждал возможности побыть с гостем один на один, и вот наконец его тайное желание осуществилось. Можно себе представить, сколько воли потребовалось на то, чтобы в присутствии жены ничем себя не выдать.
Элинт жестом велел гостю наклониться и торопливо зашептал, чтобы не потерять ни секунды:
— На прошлой неделе, когда Джой была в отъезде, я тренировался… Я делал попытки… Мне удалось пройти эту галерею от начала до конца. Самому! Без чьей-либо помощи! Представляете?! Я снова могу ходить — пришло время по-настоящему испробовать свои силы! Но Джой… Я не в праве ее упрекать, ведь она желает мне счастья! Но порой ее забота загоняет меня в тупик, лишает терпения. Она просто не оставляет мне выхода! Уж лучше действовать самому… Когда я действительно окрепну, это будет для нее приятным сюрпризом.
Молодой человек говорил много и быстро, едва успевая переводить дыхание. Чистая, благородная целеустремленность делала ему честь. Рэмбл больше зауважал Элинта, однако в своей наивной мечтательности тот не ведал, насколько опасна может быть его самостоятельность. Именно этого опасалась Джоанна!
— Я очень рад за вас, но… чем, собственно, я могу быть вам полезен? — виновато спросил Рэмбл.
Юноша порывисто вскинул на него свои бездонно-синие глаза, под немигающим взглядом которых старик совершенно терялся.
— Я не попрошу много. Я вовсе никогда ничего у вас не просил… Мне не в радость навязываться и создавать проблемы, но… Я больше не могу! Не могу сносить заточение, где все по тайному сговору стремятся к чему-то меня принудить! Я хочу быть личностью, а не игрушкой! Помогите мне. Помогите вырваться отсюда!
Он произнес эту речь надломлено и горько, но сколько отчаяния прозвучало в его просьбе! Рэмбл не мог отказать. Его старчески обостренные чувства мгновенно выдали ответ: ради благополучия «мальчика» он готов на любой подвиг.
— Говорите: что я должен сделать? Что облегчит ваши муки? — спросил Рэмбл.
— Возьмите меня с собой на вашу встречу, — последовал четкий, заранее приготовленный ответ.
— И только?! — Рэмбл ждал чего-то значительного, что могло бы кардинально изменить жизнь Даниэля, и мелочная просьба, проникнутая всё тем же наивным романтизмом, порядком его разочаровала.
Ничуть не смущаясь, Элинт повторил:
— Господин Рэмбл, я так давно не был в обществе! Мне бы хотелось вновь понаблюдать счастливых людей, послушать музыку, окунуться в мир, в который для меня закрыты двери… Да, раньше мне частенько приходилось слышать в свой адрес насмешки; порой они были очень обидны, — но тогда я жил, понимаете? Жил, а не существовал. Джой желает сделать всё как лучше, она оберегает меня от посторонних, но я больше не хочу этого унизительного покровительства!
— Понимаю, — пробормотал сконфуженный Рэмбл, — только сомневаюсь, что это пойдет на пользу вашей впечатлительной натуре… Я еще не сказал, что Экла очень богата. От отца к ней перешла мебельная фабрика, конезавод, яхт-клуб. Кроме того, она владеет акциями крупнейших компаний. Поверьте мне, Даниэль: ворочать такими деньгами и оставаться одной — на это нужны серьезные причины. Подозреваю, что с годами у девчушки выработался скверный характер.
Даниэль был неумолим:
— Мне всё равно, какая она! Чтобы не стеснять вас, я вовсе могу отсесть за другой столик. И потом… вы же знаете — я не боюсь насмешек, пусть даже теперь их станет втрое больше!
Рэмбл долго не мигая смотрел на своего собеседника. Фанатичное нетерпение, присущее впечатлительным людям, не знало обратного хода. Безвольный юноша теперь страстно хотел хоть в чем-то настоять на своем, и Рэмбл его, как ни странно, понял.
— Хорошо. Я же обещал, что выполню любую вашу просьбу, а это ведь сущий пустяк!
Даниэль напряженно кивнул. На том они распрощались. Всё то время, пока старик шел к выходу, он каждой клеточкой спины ощущал на себе молящий взгляд. Элинт заслуживал понимания как никто другой, ибо его рабское положение было унизительным для мужчины.