Даниэль не осознавал, сколько времени он провел в большой, дышащей стерильной чистотой комнате. Что говорить? Что делать дальше? Чего желать? Пытаясь разложить по полочкам «за» и «против», Элинт впал в еще большую растерянность. Во-первых, на нем лежит ответственность за женщину, о которой он, в сущности, ничего толком не знает. Во-вторых, в глазах окружающих он является ее мужем и, следовательно, должен остаться. И Даниэль бы остался… Но хочет ли этого сама Экла?
Доктор Сормс действительно вскоре заглянул в комнату, как и обещал, но лицо его странно изменилось. На нем отобразилось подобие смятения, вызванного чувством вины.
— Видите ли, я поторопился с выводами, — начал он, то не мигая глядя на собеседника, то опуская глаза в пол. — Положение вашей жены несколько серьезнее, чем я предполагал. Быть может, ее состояние вызвано шоком. Случается так, что люди забывают только то, чего не желают помнить… Дело в том, что Экла частично или полностью потеряла память. Вскоре после того, как вы ушли, она спросила меня, кто вы. К сожалению, она не узнает ни себя, ни вас… О, не впадайте в отчаяние! — вскричал он, когда в ответ на его слова из глаз Даниэля покатились слезы немого ужаса. — Моя практика знает похожие случаи. Память можно и нужно вернуть! Постепенно вы восстановите утраченные фрагменты, Экла всё вспомнит и полюбит вас еще больше за ваше терпение и доброту… Сейчас она в первую очередь сильно напугана. В разговоре с ней нужно показать, что ничего страшного не случилось. Говорить следует спокойно и предельно ясно — она не должна запутаться или насторожиться. Лишь при условии, что вы окружите Эклу любовью и заботой, можно гарантировать положительный результат. Путем сотрудничества мы с вами возвратим ее к нормальной жизни.
Доктор в недоумении замолчал, видя, что его тирада вызывает неадекватную реакцию: схватившись за волосы, Даниэль издал возглас, свидетельствующий о потере всякой надежды.
— Что? Что вы сказали ей обо мне? — проговорил он наконец так тихо, что Сормсу пришлось переспросить.
— Как «что»? Что еще я должен был сказать?! Я сказал ей правду.
— «Правду»! — с горькой насмешкой передразнил Даниэль.
Сормс исполнился сомнений; он знал, что горе способно свести с ума, но даже не предполагал, какой была истина. Заезжая парочка… Что же еще? Да, жена явно старше своего мужа, но и такое бывает, особенно если дама располагает деньгами, которые привлекают падких на богатство юнцов.
Доктор вспомнил свой единственный разговор с Эклой накануне несчастья. Он, обычно не посещавший увеселительных сборищ, на сей раз заглянул на площадку для танцев и даже составил пару очаровательной даме. На это его толкнуло любопытство, ведь об Экле Суаль говорила вся деревня. Женщина и в правду оказалась приятной. Истая оптимистка: яркая, подвижная, веселая… А как блестели ее глаза, когда она говорила о «своем Даниэле»! Весь вечер она вела разговор лишь о нем и делала это с таким упоением, что в сердцах слушавших ее деревенских женщин рождалась невольная зависть.
…— Я сказал то, что накануне узнал с ее же слов, — пояснил Сормс. — Экла говорила, что ей посчастливилось выйти замуж за необыкновенно одаренного человека. Она поведала мне, что вы — подающий надежды писатель. Давеча вам пришлось покинуть ее из-за назначенной встречи с издателем, от исхода которой зависит ваша будущность. Экла, конечно, высказывала свое сожаление по поводу вашего отсутствия на празднике, но никому бы и в голову не пришло, что она захочет воротить вас.
Даниэль не мог дальше молчать. Чутье подсказывало ему, что этому человеку можно открыться.
— Вы не знали, что верить словам этой женщины нельзя. Она придумывала на каждом шагу, со скуки разнообразя свою жизнь тем, что аферисты используют ради корысти. Но Экла действовала не ради корысти! Она простодушна и чиста. Фантазии — образ ее жизни…
Затем он рассказал всё и удивился, как легко ему это далось. Сормс не перебивал. Он молча слушал так, будто ему рассказывали о долгой, мучительной болезни. Богатый опыт и умение разбираться в психологии подготовили его к неожиданности. Когда юноша умолк, доктор спокойно посмотрел в его пылающее стыдом лицо.
— Да, ваша история весьма противоречива, — подытожил он. — Вы бежали от жениной опеки, чтобы стать самостоятельным, а теперь не способны помочь самому себе. Вы бессильны перед будущим, вы не знаете, что делать дальше. И женщина, которую вы полюбили, кажется вам опасной обузой.
— Я трус?! — воскликнул Даниэль. Справедливые слова Сормса больно его кольнули.
— Нет. Вы — ребенок. Вы еще не повзрослели для самостоятельной жизни и ждете, пока кто-то возьмет ваши проблемы на себя. Вы еще нуждаетесь в советах… Без поддержки друзей вы, чего доброго, захлебнетесь в бурном водовороте жизни, который утянет вас на дно. К счастью, я понимаю это. Мне ясно ваше положение, оно как нельзя лучше подходит для того, чтобы вам реализовать свою любовь к госпоже Суаль, заслужив ее расположение. Ваша мечта вполне реальна: всё «сыгранное» вами двоими может стать правдой, ведь сейчас сознание Эклы — чистый лист, куда вы можете вписать всё, что вам угодно.
— Но Экла прогнала меня! Мы расстались, даже не попрощавшись! — горячо возразил Даниэль, который, однако, воспрянул духом.
— Вы правы. Почему-то она не хотела на самом деле дать вам шанс, — начал рассуждение Сормс. — Здесь кроется несколько причин: во-первых, она могла по привычке опасаться, что вы охотитесь за ее состоянием; во-вторых, она воспринимала вас как друга; в-третьих, ей виделась препятствием ваша молодость, Экла не хотела нести ответственность за резкий поворот в вашей судьбе. В-четвертых, она боялась реальности. У каждого человека когда-нибудь была заветная мечта. Если одни капитулировали перед действительностью, то другие, напротив, — бросили ей вызов. Предположим, Экле страстно захотелось сыграть придуманную когда-то, еще в детстве, роль, и она, отбросив предрассудки, принялась подбирать нужного «актера», чтобы примерить, но не вжиться в вымышленный образ… Таким актером явились вы. Будем надеяться, что она вспомнит всё сама, но вы для себя решите: готовы ли бороться за ее любовь? Нужна ли вам взрослая, зрелая женщина? Может случиться и так, что впоследствии вы захотите заменить ее кем-то посвежее…
Сгорая нетерпением, Даниэль решительно кивнул:
— Да! Я готов. Мне нужна только она.
Сормсу не оставалось ничего иного, кроме как пожелать влюбленному удачи. Тогда, когда доктор уже собрался уходить, перед этим распорядившись о комнате для гостя, он вдруг вернулся; что-то смутно тревожило его.
— Даниэль (позвольте мне называть вас так), не думали ли вы, что Экла, имея склонность к сочинительству — не хотелось бы говорить «к вранью», — и вам сказала неправду касательно своего прошлого? Вдруг и остальные ее слова — тот же «невинный» вымысел, что и прочие? Что мешало ей лгать и вам, придумывая историю про старую деву, на которую она совсем не похожа?
— Этого не может быть. Она назвала меня своим другом, она не посмела бы лгать!
Для Сормса слова юноши прозвучали не слишком убедительно.
— По-моему, для Эклы все люди были друзьями, равно как ее слова не были ложью. Но это уже ваше дело. Вам решать. В любом случае я сохраню вашу тайну.
Даниэль вздохнул с облегчением. Наконец-то он хозяин своей судьбы! Советы Сормса были сделаны так ненавязчиво и осторожно, что молодому человеку начало казаться, будто он додумался до них сам. Знание добавило ему уверенности в своих силах, ярко осветив путь, который вел к свободе.
* * *
Последующие дни показали, насколько верны суждения Сормса — они укрепили Даниэля в его любви и подарили надежду на взаимность. До выздоровления Эклы он должен был оставаться рядом с ней в доме доктора, чему Элинт был несказанно рад. Неприятных встреч с Пэмбертонами стало меньше, однако Роберт часто приезжал проведать родственницу жены — гораздо чаще, чем это делала сама Анна. Корыстолюбивый фермер еще не отделался от мысли получить деньги на выкуп земли даже после того, как по вине его оплошности пострадала Экла.
Госпожа Суаль поправлялась. Легкий нрав этой женщины быстро затягивал как душевные, так и телесные раны. Несмотря на потерю памяти, Экла вновь освоилась в окружающей ее среде; к ней вернулось доверие к людям. На ее лице всё чаще появлялась улыбка, но гораздо позднее она смогла смеяться и шутить. Не осталось в ней и прежней резвости. Часто Экла делалась задумчива, тщетно силясь вспомнить то, что так неосторожно забыла.
Однако нынешняя жизнь под покровом забвения нравилась Экле гораздо больше, и в том была заслуга Даниэля, который, не отходя от лже-супруги ни на шаг, окружил ее вниманием и заботой. Поначалу им обоим приходилось трудно. Они заново узнали друг друга, прежде чем возобновили доверие; когда же время выявило преданность Даниэля, Экла до того сильно привязалась к нему, что ничего не смела делать без его согласия. Теперь она была слаба, теперь над ней возвеличился авторитет молодого спутника; в нем она остро нуждалась, лишь его совет был для нее единственно важен, лишь его мнение имело цену и вес. Она ходила за ним по пятам, утром она будила его своими поцелуями, а ее ласки были настолько естественны и нежны, насколько это возможно между любящими супругами. Даниэль начинал понимать, что за удача иметь власть над кем-то.
Эклу всячески оберегали от потрясений. В ее присутствии боялись повысить голос или сделать резкое движение — она обитала в неком вакууме, и никто не смел нарушить ее благословенный покой наедине с тем, кого она полюбила.
Иначе и быть не могло! Ведь Даниэль всеми силами пытался успокоить несчастную, он понимал ее, как никто другой. Он долго помнил первый разговор с Эклой после падения. Она, бледная, растрепанная, доверчиво льнула к нему с мольбами о помощи, бесконечно твердя:
— Я ничего, ничего не помню! Я стараюсь, но не могу! Вокруг туман… Мне всё кажется, что я упустила что-то, чего-то не сделала. Но что?! Помоги мне, прошу! Не оставляй одну!
И он крепко прижимал ее к своей груди, целуя в залитые слезами щеки сначала неловко, потом смелее… Темень весенней ночи баюкала их в теплой колыбели, где даже в несчастье можно было обрести любовь. И Даниэль спешил защитить любимую от врагов; он был готов выхватить меч, чтобы подобно доблестному рыцарю кровью завоевать ее «да».
Несколько дней погодя Экла сказала, что восхищается им, и Даниэль впервые забыл о страхе. Взамен ему пришла уверенность и благодарность судьбе — несчастье он почитал за драгоценный дар, выше которого нельзя ничего желать от жизни. Конечно, радость Даниэля была бы сомнительной, не будь он уверен, что любовь Эклы — правда, а не очередное сочинительство.