Дэни Элинт повержено внимал словам врага. Он любил и, панически боясь разрушить достигнутое, был готов пойти на любые жертвы во имя спасения любви, ибо без нее его жизнь теряла смысл. Без любви не было самой жизни…
Пойти на поводу совести — значило расстаться с Эклой навсегда, ведь в объяснении с ней Роберт не станет щадить Даниэля. Он приукрасит истину, дабы потрясти «одураченную» женщину до глубины души. Даниэлю оставалось выбирать, и в выборе этом на первом месте значилось спасение идиллии — во что бы то ни стало. Что будет с совестью? О, она не пострадает. Главное сейчас — не допустить Роберта к госпоже Суаль с его злосчастной уликой.
Поистине, что может быть могущественней для юного сердца, чем приторный любовный нектар, этот желанный, сильный наркотик? Однажды отведав его, хочется насыщаться им до последнего вздоха.
— Я готов на всё, — покорно кивнул Даниэль. — Я сделаю всё, что вы скажете, но боюсь, у меня ничего не выйдет. Как я смогу попросить денег у нее?
— А как ты до этого бессовестно лгал? — мгновенно атаковал Роберт. — Тогда, значит, мог, а теперь вдруг «не можешь»?..
Глядя в хищное лицо фермера, Даниэль понимал, насколько недооценивал его прежде. Невежественный провинциал казался ему откровенным тупицей, а тот, в свою очередь, завладел очень тонким оружием и дождался самого удачного момента для шантажа. Случись это месяц назад, Даниэль бы без сожаления позволил открыть Экле правду.
— Ладно, — презрительно протянул шантажист, — предоставь дело мне. Но только после — без упреков!
Юноша кивнул. Он чувствовал себя букашкой, которую раздавили тяжелой ногой, обутой в пыльный ботинок.
А Роберту оставалось следовать своему плану — козыри были у него на руках. Ленивой поступью фермер направился в сад — к беседке, где сидела, отдыхая, Экла. Незадачливый «муж» потянулся следом, хоть его ноги подкашивались от страха. Нужно было во что бы то ни стало присутствовать при очередном акте спектакля, ведь Роберт мог придумать что угодно. А вдруг он скажет, что Даниэль имел связь с его малолетней дочерью и потребует денег в виде компенсации? Что тогда?!
Между тем Экла приветливо шагнула Роберту навстречу, издали протянув ему руку, а заметив Даниэля, еще больше расцвела. Платье цвета топленого молока облагораживало ее загорелую кожу; собранные волосы открывали шею, украшенную тонкой жемчужной нитью.
— Дэни! Где ты пропадал? — с притворной обидой воскликнула Экла.
Он не видел ее с самого утра, ибо потратил день на блуждание по улочкам деревни. Прогулка требовалась ему для полного осмысления счастья; кто ж знал, что счастье это так скоро будет поставлено под удар?.. Еще секунда, и Роберт достанет дневник. Еще мгновение — и он навсегда уничтожит доверие. Нужно не сводить с шантажиста глаз, чтобы успеть перехватить подлую мысль.
Пэмбертон не спешил. Он всласть издевался над Даниэлем. Монотонно расспрашивал о здоровье, о планах на будущее… А Даниэль чувствовал, что не может справиться с волнением. О, как он жалок! Как слаб! Как безволен! Роберт прав, когда обращается с ним оскорбительно, ведь настоящий герой не позволил бы держать в заложниках свои чувства.
Фермер пустился в пустопорожнюю болтовню и продолжал чесать языком до такой степени нудно, что Даниэль не заметил, как с пустого тот плавно перешел на главное.
— Ваш муж мне должен, — словно невзначай сообщил мужчина. — Утром изволил сыграть со мной партию-другую… Я отговаривал, но он настоял. Неопытность можно простить, но долг, сами понимаете, платежом красен…
Экла чуть отстранилась от ответно обнимающего ее Даниэля, с детским любопытством заглянув в его пунцовое лицо. Доверчивость этой женщины ошеломляла одних, другим же предоставляла шансы использовать ее в своих целях. И, что ужаснее всего, Даниэль стал соучастником гнусного плана.
Госпожа Суаль потеряла не только память; она потеряла значение и счет деньгам. В ее рассеянном понимании они утратили всякую важность.
— Дэни, ты играешь? Если тебе это нравится, я не против.
На секунду подняв глаза, он увидел ее беззаботную улыбку. Экла смеялась — светлая и добродушная фея, воспарившая высоко над земным, но милостиво позволившая другим развлекаться.
Даниэлю хотелось провалиться сквозь землю.
— Долг — дело святое, — упрямо напомнил Роберт.
— Да-да. Идемте в дом. Думаю, мы сможем ублажить эту святость, — весело откликнулась Экла.
Даниэль проводил их взглядом: неряшливый великан и миниатюрная леди, само воплощение элегантности. Спаниель с глухим урчанием семенил за Робертом по пятам — вероятно, от него дурно пахло…
Когда Пэмбертон вновь предстал перед Даниэлем, последний явственно понял, что тот получил желаемое сполна. Толстые губы фермера расплывались в слюнявой улыбке.
— Элинт, ты гений! Это не дамочка, а золотое дно!
— Дневник, — зло процедил Даниэль.
С минуту враг испытывал его терпение, что-то жуя и посекундно сплевывая в траву.
— Такое дно можно качать до изнеможения… вернее, до разорения. Я бы даже начал завидовать тебе, но… Впрочем, об этом «но» ты узнаешь сам, когда прочтешь дневник.
Затем он с пафосным вывертом вручил Даниэлю записную книжку Эклы.