…В напряженном безмолвии странная пара вошла в светлый холл со стеклянными стенами, что открывали живописные виды с холма. Швейцар в золотистой ливрее бесстрастно склонился перед своей госпожой, стрельнув по ее спутнику удивленным взглядом.
Экла задрожала. В испуге остановилась она посреди воздушной залы, после чего огляделась по сторонам, словно каждую секунду ожидая чего-то ужасного. Кругом царила гробовая тишина. Вместе с золотым светом солнца сюда из раскрытых дверей сада залетал ветер, принося запах свежескошенный травы. В глубине комнат пролаяла собака.
— Вот ты и дома, — успокаивающе произнес Даниэль.
Но тут случилось непредвиденное. Из анфилады комнат, где сам воздух, казалось, был соткан из хрустальных нитей, фокусирующих радужный свет, донесся топот маленьких ножек. Не прошло и секунды, как к новоприбывшим выбежало, если не сказать «выпорхнуло», подобно цветастой бабочке, златокудрое существо с шелковым бантом. Девочка лет пяти в платье, похожем на воздушный бисквит, улыбалась, неловко удерживая в своих ручонках собаку Эклы. Ее облик напоминал ожившую куклу из перевязанной лентами коробки; в первую секунду Даниэль даже не осознал, что видит живого ребенка. Однако не успели новоприбывшие прийти в себя, как девочка с криком «мама!» бросилась к госпоже Суаль.
Отчаянно закричав, та спряталась за спиной Даниэля.
— Мама, Бесси привела меня к тебе! Мы тебя ждали! — весело щебетала малышка, стараясь поймать женщину в свои объятья. Она решила, что мать вздумала с ней играть. Ну конечно — откуда было знать невинному существу весь ужас происходящей здесь сцены?! Страшный смысл свершившегося понимал один Даниэль, оцепеневший от отчаяния. По его вине Экла не узнает свою дочь! Что может быть страшнее?! Охваченная паникой и непониманием, она перебегала от стены к стене, от колонны к колонне с перекошенным мукой лицом, а девочка, звонко хохоча, семенила за ней в восторге от столь «удачной» идеи. Для нее это была игра — для остальных «игры» закончились с этой минуты.
— Наконец-то! — откуда-то сверху раздался мрачно торжествующий баритон.
Девочка застыла и уже с некоторым сомнением посмотрела на элегантного господина, который спускался с широкой мраморной лестницы.
— Папа, мама вернулась! — объявила дочь, но в ее голоске чувствовалось замешательство.
Мужчина неторопливо приблизился к поверженной паре.
— Иди в свою комнату, — скомандовал он дочери.
Та хотела заупрямиться, однако явившаяся бонна спешно увела воспитанницу. Через каждые два шага девочка оборачивалась, силясь разгадать неподъемные для детского ума тайны взрослых.
Даниэль с трудом сознавал происходящее. Жестокая правда ворвалась в тихий мир грез, сметя всё то, что еще вчера мыслилось незыблемым. Еще полчаса назад он верил в свое достигнутое счастье; оно было райской птицей в его руках, которая теперь, вспорхнув, улетела. Воздушные замки рассыпались, кораблик любви натолкнулся на подводные рифы. Наравне с открытием правды пришло объяснение неясных прежде фактов. В этой правде не было ничего сверхъестественного — до нее бы дошел в своих размышлениях любой здравомыслящий человек, но только не пылкий влюбленный.
— Итак, ты соизволила вернуться, — ровным голосом произнес мужчина, рассматривая Эклу в упор. Его вид демонстрировал железную выдержку, однако в глазах вовсю бушевало яростное пламя. — Ты сбежала два месяца назад. Никто не знал, где ты, что с тобой… Мы отчаялись тебя искать! — Его голос вдруг сорвался на крик, в котором потонуло ответное восклицание Эклы:
— Я не знаю тебя! Уйди! Оставь нас в покое! — завопила она, но ее взгляд — затравленный, полубезумный — утверждал обратное: она знала, но не хотела знать.
Едва ли Даниэль мог раньше вообразить ее такой; всегда спокойная, наделенная лучезарной улыбкой, теперь Экла выглядела загнанным зверьком, который отчаянно бьется в силках.
— Уйди! — твердила она своему настоящему мужу, и Даниэль содрогнулся от ненависти, которую она вкладывала в эти слова. Разве его возлюбленная могла кого-то ненавидеть? Разве была способна кричать? Нет, у его Возлюбленной тихий мелодичный голос и доброе сердце. Та же, кого он видит сейчас, совсем на нее не похожа. Это какая-то усталая, постаревшая женщина с растрепанными космами и конвульсивно сжавшимся телом.
— Ах вот как! — едкая ухмылка прорезала лицо господина Олсена. — Ты привела в наш дом любовника и открыто просишь меня уйти? Меня, своего законного мужа?! Ты забыла, что у нас растет дочь. Ты забыла о репутации. Ты забыла о делах, которые требуют твоего вмешательства. И, наконец, ты забыла о чести! Ее у тебя не больше, чем у какой-нибудь потаскушки! А я ведь искал тебя… Я нанял лучших детективов, потратил уйму средств и нервов… Ты — бессовестная!
Даниэль испытывал острое желание убежать отсюда. Ему хотелось провалиться сквозь землю! Розовая завеса спала с его глаз; с тоской и отчаянием он увидел себя в одиночку стоящим перед тупиком; Экла отныне была уже чужой ему, она существовала отдельно. Это из-за нее он лишился того малого, что прежде поддерживало его в жизни; это она вырвала его из тихого дома и сделала таким же бесчестным, какой была сама.
— Дэни, сделай что-нибудь! Помоги мне! — вскрикнула Экла.
— Может, ты еще прикажешь ему меня скрутить? — Муж нервно топнул ногой, а затем подскочил к сопернику. — Что это? — Он ткнул пальцем в грудь Даниэля с таким видом, как если бы застал в своем доме мерзкую тварь — настолько мерзкую, что даже не находил ей названия. — Что это, Экла? Отвечай! Может, он мошенник? Может, чародей? Чем он опоил тебя? Отвечай же! — Даниэль хотел отпрянуть, когда на него обратились испепеляющие глаза, но ноги будто приросли к полу. — Чем ты одурманил ее? Почему она меня не узнает? Почему безразлична к собственной дочери?!
От ужаса Даниэль лишился дара речи. Господин Олсен тряс его с таким остервенением, будто собирался вытрясти из него душу. Наконец отчаянный рогоносец устал и, оставив любовника, повалился в ближайшее кресло.
— Она ушла из дома и не вернулась, — чуть слышно проговорил он с закрытыми глазами. — Я сходил с ума, я рвал на себе волосы! Дочь спрашивала: «Где мама?», а я не знал, что ей отвечать… Это было похоже на ад: за моей спиной шептались, на меня показывали пальцем… Мне приходилось лгать, чтобы спасти нашу репутацию! Как уважающий себя человек, я просто обязан вас пристрелить — не на дуэли, а как бродячую собаку.
Даниэль вздрогнул, но промолчал. Слова не шли на ум, ужасное открытие парализовало его волю. Вместо того, чтобы бороться, оправдываться или попытаться обезопасить себя, он стоял как истукан, безразличный к любым действиям противника. Экла рыдала, закрыв руками лицо; Даниэль не хотел смотреть в ее сторону — назвавшись одинокой, она обманула его… Но постойте, а он? Разве он не обманывал ее после того, как она потеряла память? Обман опутал их, и эту ложь они называли любовью…
— Нет, я буду умнее, — нарушил тишину господин Олсен. — Я буду глупцом, если выстрелю в вас. Так я сделаюсь еще большим посмешищем.
С этими словами он поднялся с кресел.
— Единственное, что мне непонятно: о чем вы думали, когда шли сюда? — Как сквозь сон Даниэль видел перед собой ястребиный нос и огненно-черные, как угли, глаза, способные сверлить, выворачивая наизнанку. — Думали, я дам жене развод? Ха-ха! Насмешили! — Олсен даже не улыбнулся. — Никогда. Ни-ког-да!
Он грубо схватил Эклу и потащил вверх по лестнице — она больше не сопротивлялась.
На ватных ногах Даниэль вышел на крыльцо, миновав лукаво ухмыляющегося швейцара. Силы покинули его, он вновь показался самому себе слабым и беспомощным, каким был до рокового знакомства с Эклой. Целый мир сузился в его глазах до малюсенькой точки, которой стал он сам. Он допустил ошибку. Что дальше?