— Оставьте нас наедине.
Сквозь сон Даниэль не сразу понял: утро сейчас или вечер. Ленивые проблески сознания отзывались в голове тупой болью. Вчера он хватил лишнего и принялся бегать по комнате, что-то кричать, размахивать руками, а его новые знакомые только посмеивались и подливали ему спирта. Припомнив свое поведение, молодой человек смутился. Боясь услышать в свой адрес колкости, он долго не осмеливался открыть глаза. Но кто-то рядом ждал его пробуждения — он чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд; чья-то теплая рука ласково перебирала его волосы…
Даниэль не сразу осознал, что голос, произнесший: «Оставьте нас наедине», принадлежит Экле. Его чарующее звучание как будто донеслось сюда издалека.
Обитатели комнаты неохотно исполнили просьбу, но тут же жадно припали к двери с обратной стороны. Экла возвышалась над кроватью в своем обычном черном узком платье, в кружевных перчатках до локтя — и улыбалась так, как если бы ничего не произошло, будто страшное разоблачение им только приснилось.
Отняв руку женщины от своего лица, Даниэль сел в постели.
— Как ты меня нашла? — холодно спросил он. Ему хотелось добавить: «Как ты осмелилась найти меня после всего, что случилось?! И зачем? Что даст нам эта лишняя встреча?»
Но Экла не растерялась. Она продолжала глядеть на него с восторгом и потаенной радостью. Ее большие выразительные глаза лучились любовью, сопереживанием и предвкушением чего-то.
— Дурачок, — сказала она, после чего хотела вновь потрепать его, словно ребенка, по щеке, но он не позволил ей этого сделать. — Узнать твое местонахождение не составило труда. Увидеть тебя как можно скорее было моей первой мыслью.
— И ты, наверное, хочешь мне всё объяснить?
По ее лицу едва заметной тенью скользнуло замешательство.
— Да, конечно, мой милый. Непременно, — покорно кивнула она.
Положив свою маленькую сумочку из черного вельвета на рассохшийся стул, женщина опустилась на колени и с чувством прижала его руки к своим губам.
— Я… — она глубоко втянула в себя воздух. — Я люблю только тебя… Мне никто не нужен, когда мы вместе. Мы принадлежим друг другу — разве не так?!
Даниэль с недоверием смотрел на нее. «Неужто эта нервная дама — та самая женщина, которая раньше казалась мне цветущей и юной? Которую я любил и которая открыла мне глаза на прежде невиданные вещи? Ее ли я обнимал, к ее ли губам прикасался поцелуем?» Отныне он видел в ней мать и чужую жену. В его понимании это было непреодолимым препятствием. При всем желании Даниэль не мог забыть о существовании пятилетней девочки и обезумевшего от горя господина Олсена. Когда-то они были семьей, которую он, Даниэль, собирался разрушить.
Кроме того, теперь он напряженно ждал от Эклы очередного обмана. Нет, до тех пор, пока она будет увиливать и сбивчиво говорить о своей любви, он не поверит ни единому ее слову. Он был дураком, когда верил ей и в упоении от прежде неиспытанного старался привязать к себе. Наверное, Даниэль был эгоистом, но он действовал из лучших побуждений.
— Посмотри на меня, — приказал молодой человек и, когда она обратила на него затуманенный взор, с силой встряхнул ее руки, которые еще покоились в его ладонях. — Говори. Говори обо всем.
— Что? — Она изобразила недоумение. — Что я должна говорить? Дэни, о своей любви к тебе я готова повторять бесконечно…
— Не нужно о любви, — возразил он, и его взгляд сделался жестким, а сердце — глухим к мольбам о снисхождении. Он больше не позволит ей обманывать. — Говори о главном. Я хочу слышать суть.
— Дэни, я не понимаю тебя! — почти со слезами взмолилась она.
Вокруг убогая комната. Обшарпанные стены и пыльный дощатый пол. Богато одетая дама дрожит у его ног, но, к счастью, Даниэль не страдал потребностью унижать других ради подпитки собственного тщеславия. В тот момент он испытывал глубокое сожаление.
— Прошу, расскажи мне о себе, — смягчившись, сказал Элинт. — Правду. Признайся: ты всё вспомнила…
Экла долго глядела на него снизу вверх — жалостливо и горько, словно побитая собака. Ее прозрачные глаза искрились, но уже от слез.
— Ох, Дэни! — вздохнула она.
Кажется, она боялась говорить без утайки; ей было трудно стать честной перед самой собой.
— Да. Я вспомнила. Родной дом оживил мою память — я вспомнила нашу встречу в ресторане, падение с лошади… Но даже теперь я не могу любить тебя меньше. Родной дом стал мне чужим, а люди — посторонними. Дэни, ведь я почти сразу полюбила тебя! — воскликнула она с жаром. — О, ты был таким чистым, таким печальным; в тебе было столько обаяния, что я не устояла перед соблазном…
Все эти годы я вела примерную жизнь. Или хотя бы старалась это делать. Муж был мне противен, но я терпела его, пока однажды, на вечеринке у друзей, я не позволила себе немного пококетничать с одним отставным генералом. Олсен жутко приревновал. Он кричал, бил посуду, обзывал меня грязными словами… Это больно. Я не выдержала, когда в пылу гнева он бросил: «Я женился на тебе только из-за денег! Мою семью разорили, а я должен был выживать. О, если бы у тебя не было этого дома, фабрик и крупного счета в банке — я бы не посмотрел в твою сторону!» Тогда я поняла, что больше не выдержу с этим человеком и дня. В тот же вечер я села перебирать бумаги отца и наткнулась на адрес его давнего друга. В порыве отчаяния, в желании убежать от действительности, которая стала мне ненавистна, я написала господину Рэмблу. Вскоре он мне ответил. Да, в моем письме было больше лжи, чем правды, но, Дэни, ты должен понять меня. Сперва мне хотелось просто играть, хотелось создать видимость того, что я одинока, а значит — свободна. Ах, как бы я хотела, чтобы это действительно было так! Но после встречи с тобой моя игра усложнилась… Я поняла, что теряю над собой контроль. Началась борьба: в твоем понимании ничто не мешало нам быть вместе, ты не знал, что я тебе лгала. Признаться же просто не хватало духа. Говорят, в таких случаях верное средство — с глаз долой, из сердца вон. Ты не представляешь, чего мне стоило прогнать тебя. Уезжая, я старалась не смотреть в твою сторону, но уже к вечеру поняла, что не вернусь к мужу… И я наконец-то решилась всё рассказать: о нем, о дочери… Я хотела перехватить тебя на станции, и если б не… Что было потом, ты знаешь. Нас постигло испытание, но ведь всё лучшее еще впереди! Мы убежим, мы будем вместе!
— У тебя есть дочь, — машинально возразил Элинт.
— Это не проблема! После нашей встречи она мне безразлична так же, как и муж. Я с радостью принесу в жертву эту обузу…
Даниэль слушал ее с нескрываемым страхом. Та страсть, та пылкость, что раньше приводила его в восторг, доходящий до опьянения экстазом, теперь его ужаснула. Что-то отталкивающее, обжигающе-холодное таилось в самом сердце любовного огня, питаемого Эклой. Неожиданно перед глазами возник образ белокурой девочки в воздушном платье…
— Всё, — облегченно выдохнула Экла. — Я выполнила твою просьбу. Теперь ты исполни мою: поцелуй меня, как ты делал это раньше… Я не забыла, нет! Пусть я начала игру — ты ее продолжил. Я даже горжусь тобой, твоей смелостью…
Несколько минут она ждала, но он не шевельнулся. Сидя с каменным лицом, Даниэль был близок к тому, чтобы оттолкнуть ее, а она тем временем продолжала наивно улыбаться, еще не замечая перемены, произошедшей в нем.
— Ну же! Чего ты медлишь? Поцелуй меня! Я требую!.. Дэни, что с тобой случилось? Я не понимаю! — Она надула губки и демонстративно отвернулась.
За дверью слышались шаги и сопение. Эти звуки навели Даниэля на мысль, что там, в коридоре, находятся люди, в глазах которых происходящее здесь выглядит ничем иным, как тайной встречей любовников. Вспомнив категоричное «никогда!» господина Олсена в отношении развода, Даниэль вернул себе самообладание.
— Экла, прежде ты ответишь на несколько моих вопросов. Между нами не должно быть тайн… — Он не понимал, зачем говорит это. Он просто тянул время. Ему не хотелось бросать себя и эту несчастную на произвол новых безумств, но вместе с тем он отчаянно боялся ее бесповоротного ухода. — Кем был твой отец?
Она ответила без тени удивления — вяло и равнодушно, как если бы речь зашла о ком-то неприятном или наскучившем:
— Мой отец был хорошим человеком. Он много работал, чтобы обеспечить мне достойное будущее.
— Давно ли он умер?
— Десять лет назад произошел несчастный случай… Это был золотой человек… — Экла опустила голову с видом наигранной скорби, но дрогнувшая нижняя губка выдала ложь.
Даниэль сжал зубы — она опять лгала, или «сочиняла», выдавая желаемое за действительное. Вранье стало ее привычкой, образом жизни.
— Хорошо. А теперь скажи правду, — спокойно сказал он.
Экла вскинула на него ошеломленный взгляд.
— Я не понимаю! Дэни, ты устраиваешь мне допрос? Почему вы все хотите меня допрашивать?!
Она поднялась, чтобы придать своим словам больший вес, но он схватил ее за руки и прижал к своей груди. В желании проучить его она предприняла слабые попытки вырваться, но Даниэль держал ее крепко. Спустя секунду-другую на ее устах уже блуждала блаженная улыбка, открывая взору прелестные ямочки на щеках, к которым так хотелось прикоснуться губами… Волна нежности подкатила к сердцу Даниэля; он с отчаянием сознавал, что не может удержаться на краю — желание любви, несокрушимое стремление к счастью пересиливали гранит разума и воли.
— Я всё устрою, — прошептала Экла, дрожа от страсти. — Тебе нужно немного потерпеть зловоние этого клоповника. После судьба воздаст тебе за лишения вдали от меня…
А Даниэль уже забыл свои честолюбивые планы. Аромат духов, атласный лоск кожи, пламя исступленных поцелуев — помутили разум. Он смутно понимал, что говорит совсем не то, что должен был говорить ради людей, которые нуждались в этой женщине больше него.
— Я хочу, чтобы ты была со мной… чтобы ты всегда была со мной…
Экла довольно улыбнулась, удостоверившись во власти своих чар.
— За нами подглядывают, — сказала она. — После у нас будет много времени побыть наедине.
На прощанье она крепко прижала его к себе, и от ее проницательного взгляда не утаился землистый оттенок его лица, темные круги под глазами и проступившая щетина над верхней губой.
— Что сделали с тобой сердечные муки! — весело заметила госпожа Олсен. — Ничего. Скоро мы будем вспоминать это как страшный сон. Если всё получится, то…
— Муж любит тебя. Он не позволит… — в забвении прошептал Даниэль, но Экла перебила его с мстительным выражением лица, какое появлялось у нее всегда, если она говорила о муже:
— Мне всё равно. Пусть подавится своей любовью. Наш брак был недоразумением, и я никогда не прощу Олсену тех слов. Никогда!
У двери она послала любовнику воздушный поцелуй, а затем скрылась. Припав к пыльному окну, Даниэль еще несколько мгновений мог наблюдать ее стройную фигуру, быстрой походкой пересекающую двор в направлении автомобиля.
— Она что-то задумала… — пробормотал он, не заметив близости одного из обитателей приюта.
— Ты нравишься этой дамочке только потому, что безропотно потакаешь всем ее прихотям. С тобой ей проще витать в облаках. — Корж неодобрительно покачал косматой головой. — Но ведь она «всё устроит»! Поглядим, что задумала твоя госпожа сочинитель…