В гостиной Гинсбета встретил рослый мужчина лет пятидесяти, с сухими чертами лица и крупным носом с горбинкой. Олсен почти не изменился, память также не подводила его, судя по тому, как проницательно скользнули по фигуре Гинсбета его глаза — холодные, с волевым блеском.
— Мы с вами не встречались раньше? — озадаченно осведомился хозяин, пожимая руку гостя.
— Едва ли, — пробормотал тот. — Вы могли видеть меня на обложках моих книг…
— Я не читаю беллетристику. Увы! Не примите на свой счет.
Величественная осанка, орлиный профиль, серебро волос — повергали в трепет перед этим человеком. Ричард Олсен казался верхом всего, что олицетворяет справедливую власть. Гинсбет вскоре вернул себе самообладание. На удивление он не испытал неприязни к мужу Эклы. Прошло столько лет! Горечь обиды истлела, осталось любопытство.
Осмотревшись, Рэй отметил про себя, что обстановка квартиры, где жила Лилу со своим отцом, не отличается роскошным убранством. За прошедшее десятилетие благосостояние семьи пошло на убыль, однако Олсены держались так, что никто не смел усомниться в их достатке. Ричард скрывал беспокойство, тогда как дела его давно уже не шли на лад.
Сумрачная гостиная с высоким потолком, украшенным гипсовой лепниной; несколько невзрачных картин; мягкий старинный ковер под ногами, дубовый секретер и прочая скромная мебель — вот, что увидел Рэй Гинсбет, когда расположился на жесткой кушетке. Сам Олсен, словно вдруг озябнув, накинул на плечи пиджак и поискал глазами сигары. Не найдя их, он повелительным жестом подозвал Лилу, которая стояла тут же, неподалеку, радующаяся знаменательному событию в своей жизни, но еще не смеющая делать это открыто.
— Лилу-Айрин, — строго обратился Олсен к дочери, называя ее полное имя, — будь добра принеси из кабинета мой портсигар. Я намерен угостить дорогого гостя.
Девушка повиновалась, а Рэй ощутил нечто такое, что испытывал давеча, оставаясь наедине с Эклой. Они оба — она и ее муж — не узнавали его и едва ли могли это сделать. Может, он в самом деле стал другим?..
Извечный спутник человека — любопытство — и тот самый порыв души, который сегодня утром едва не бросил Даниэля к ногам госпожи Суаль, — побуждал его узнать правду. Что случилось между Олсеном и Эклой? Было ли покушение на самом деле? И что обрекло Эклу на бесславный финал?
— Итак, — Ричард повернулся к гостю, похлопывая себя по ногам, — я рад видеть вас в своем доме. Мою Лилу-Айрин связывают с вами светлые, возвышенные чувства. Уверен, что не за горами тот день, когда вы…
Он еще много говорил торжественным тоном про свою дочь и про «грядущий день», но Даниэль его не слушал. Он не хотел теперь думать о Лилу, ибо с тех пор, как понял, а самое главное прочувствовал ее прямую связь с бесценным образом Эклы, он перестал воспринимать девушку как нечто отдельное. Она стала в его понимании живым продолжением госпожи Суаль, еще одним доказательством его неугасимой любви к своей самой первой женщине. Он с трудом верил, что Лилу всегда являлась дочерью Эклы. Но как бы то ни было, с осознанием этого факта все добродетели девушки вмиг перестали для него существовать. Из желанной невесты она вдруг превратилась в несмышленую пятилетнюю девочку — отныне Даниэль смотрел на нее свысока. Лишь Экла могла быть желанной, лишь она имела право повелевать им. «Всего-навсего» дочь обречена навечно остаться в тени очарования своей матери.
Пока Рэй внутри себя отрекался от невесты, все вокруг были настроены иначе. Сама она сидела рядом, светясь от счастья…
— Ты поторопила слуг? — спросил отец. — Что-то ужин запаздывает. Ну ничего. Мы пока с господином Гинсбетом выкурим по сигаре…
— Я помогу накрывать на стол, — сказала девушка.
Провожая ее взглядом, Даниэль испытал нечто вроде сожаления. Правда, как жаль, что им не быть вместе, ведь Лу так хороша!.. От матери в ней улыбка, большие выразительные глаза и волосы — пышные, словно золотое облако. Есть, конечно, крупицы и от отца: Олсен походит на дочь, когда, потеряв нить разговора, беспомощно смотрит перед собой. Тогда из его глаз ненадолго исчезает холодный энергичный блеск.
Они закурили, беседуя на отвлеченные темы. Олсен был воспитанным, но поразительно скучным человеком. Всё его мышление сводилось к деньгам, выгоде, удаче или неудаче… Он разумел только два понятия: «опасность» и «благополучие». Поэтому, болтая с ним, Даниэль мог размышлять о своем.
— Сегодня вы побывали у матери Лилу, — сказал вдруг Олсен, странно понизив голос. — Надеюсь, эта особа не вызвала у вас сомнений?
— Сомнений? — Даниэль невольно съежился, вспомнив выражение лица своего нынешнего собеседника при их единственной встрече четырнадцать лет назад. — Я… не понимаю вас.
— Не понимаете? — тот хищно усмехнулся. — Вы порядочный человек, господин Гинсбет. Ваши книги популярны в нашем городе. Исходя из этого, мне становится совестно перед вами, — с неожиданным благоговением заговорил Олсен. — У меня такая, гм, странная жена, у Лилу — такая безобразная мать. Да она и не мать ей вовсе! Наверное, если б можно было переместить плод в чрево другой женщины, она и роды поручила бы какой-нибудь гувернантке! Простите за откровенность, господин Гинсбет… Но она только родила Лилу-Айрин — остальное ее не интересовало. У нее были другие заботы, например…
В эту минуту вошла Лилу, тем самым избавив своего жениха от продолжения невыносимого разговора. Ужин прошел в тихой семейной обстановке. В столовой были сиренево-бежевые стены, что как будто делали помещение прохладным. Гинсбет остался доволен своим поведением: он пока ничем не выдал себя. Однако трудно было отделаться от мысли, что в лице господина Олсена видишь не призрак, а живого человека. Откуда же взялись тогда слухи о его смерти, наводнившие весь Сальдаггар? Даниэль всё больше хотел узнать правду, и правда не заставила себя долго ждать.
Еще за столом Ричард часто наполнял бокалы, а потом, когда все вновь перебрались под мягкий электрический свет гостиной, продолжил распивать вино, что делал без меры. Под действием зеленого змия внешне хладнокровный человек размяк и стал походить на шута. Олсен развалился в кресле, откуда говорил без умолку, даже не смотря, интересно ли окружающим слушать его разглагольствования.
Лилу смутилась — оба родителя немилосердно подводили ее. Она бросала на жениха молящие взоры, прося о понимании и поддержке, но тот, казалось, вовсе забыл о ее существовании и сосредоточенно сидел, зажав руки между колен. Лицо Гинсбета носило следы мрачной усталости.
— Послушайте-ка, что я вам расскажу, — подкатив налитые кровью глаза, пробормотал Олсен, уткнув подбородок в грудь и пуская слюни. — Я ведь однажды убил себя…
— Отец, прошу тебя! — взмолилась Лилу. — Позволь мне отвести тебя в спальню.
— Нет! Я еще не закончил, — с яростной твердостью выпалил родитель. — Разве не видишь — гостю интересно слушать!
Лилу машинально обернулась на своего жениха. И впрямь, еще минуту назад утомленный, он теперь глядел на оратора с неподдельным вниманием.
— Вам будет презанятно послушать такую историйку, — продолжал Олсен, довольный собою. — В ней много пошлости, да только это неважно.
— Я весь внимание! — поспешно подхватил Гинсбет.
— Много лет назад моя глупая жена увлеклась каким-то бесцветным мальчишкой. Представьте себе, Гинсбет, она настолько сдурела, что привела его в наш дом — на глаза мне и дочери! Я запрещал ей как мог, но бесстыдница продолжала встречаться с любовником и даже грозилась совсем уйти из дому. Я был обязан сохранить семью. Такая миссия возлагается на каждого мужчину, который хоть чуточку уважает свое отцовство. Я долго думал. Мысль, что какой-то смазливый юнец уведет жену прямо из-под моего носа, приводила меня в бешенство. Ситуация зашла слишком далеко и было уже не до шуток. Тогда я инсценировал собственную смерть. Представляете?! А предварительно подкупил слуг, чтобы они разнесли сплетню о моем убийстве. На один день весь город должен был думать, будто жена меня отравила. А город быстро купился на дешевый трюк. И что вы думаете? Любовник испугался и сбежал от моей женушки в то же утро! Каково, а? Действительно, кому захочется иметь дело с убийцей?.. Заодно и проверились намерения любвеобильного молодчика, ведь, как известно, между сердцем и тюрьмой выбирать не приходится.
Рэй выпрямился и побледнел.
— И что? — холодно, почти враждебно сказал он. — Чего вы добились? Разве вы сохранили семью?
Молодцеватый настрой Олсена как ветром сдуло. Видно, он ожидал от собеседника чего угодно: безразличия ли, одобрения — но не дерзкого тона, в котором звенел упрек. Олсен не мог представить, что столь почтенный человек вдруг примет сторону темных отношений.
— Вы не сохранили семью! — с жаром, дрожа от негодования, выкрикнул гость, вскочив со своего места. — Вы сохранили лишь ее видимость!
— Я защищал репутацию. В конце концов, тогда я еще любил свою жену! Я не дал бы ей уйти с первым встречным.
— А не подумали ли вы, достопочтенный отец семейства, что отпустив ее с тем парнем, вы бы сделали ее счастливой? Быть может, она никогда бы не впала в зависимость от наркотиков! — в голосе Гинсбета звучала неприкрытая ненависть. Потрясая в воздухе кулаками, он носился по комнате, словно дикий зверь. Лилу онемела от ужаса. Она хотела взять жениха за руку, успокоить, расспросить, но он, ослепленный минутным бредом, яростно отмахнулся от нее. Невидящее лицо его исказилось таким гневом, что у Лилу враз отпало желание как-либо препятствовать происходящему. Горько обиженная, едва не плача, она забилась в угол и закрыла лицо руками. Бедняжка решительно ничего не понимала.
— Вы больны ребячеством, — прохрюкал Олсен, отхлебывая из наполненного доверху стакана. Через пять минут он уже вовсю храпел, а вызванная дочерью служанка принялась стыдливо стаскивать с хозяина обувь.
Слегка покачиваясь, девушка подошла к противоположной стене и сделала вид, будто рассматривает картину. В свете люстры ее белокурые волосы заиграли лунным блеском, и вся эта трепетная фигурка являла напряженный вопрос. Рэй ждал, что Лилу молча удалится, ведь он только что едва не ударил ее. Он непростительно забылся, не выдержал экзамена, устроенного ему судьбой!
Гинсбет с сомнением смотрел на свою невесту. Теперь самое время всё открыть ей. Он вздохнул полной грудью, но… слова застряли у него в горле.
В этот момент пришел в себя хозяин дома. Сознание вернулось к нему ненадолго.
— Он не любил ее, — прошептал пьяный, не разлепляя век. — Если бы он ее любил, то не сбежал бы…
От этих слов гость взвился, словно ужаленный пчелой. Он крепко сжал кулаки и зубы, однако, не проронив ни слова, быстро вышел. В полутьме, наедине с мрачной недвижимостью ночи и тяжело колотящимся сердцем проследовал к калитке. Тихий, но выразительный оклик остановил его. Обернувшись, Гинсбет увидел девичий силуэт; Лилу пересекла дворик и замерла, прильнув к обратной стороне забора.
— Рэй, прости меня за отца, — задыхаясь от волнения, промолвила она. — Он крепко выпил и уже на утро не будет ничего помнить.
— Это… это хорошо, — неизвестно зачем проговорил Гинсбет.
Ему было странно наблюдать трогательную преданность девушки, должной теперь чувствовать себя оскорбленной. Вместо справедливых упреков Лилу доверчиво ластилась к нему. Она, чистая душой и телом, во всем случившемся винила одну себя. Она просто не верила, что возлюбленный может быть с ней в чем-то нечестен.
Чувствуя прилив внезапной нежности, Рэй вернулся и провел рукой по ее пышным волосам. В этом жесте не было страсти, а была лишь невинная ласка — милость взрослого в отношении безобидного, но глупого существа. В ответ она, вся затрепетав, крепко его обняла.
— Рэй, забудь обо всем, — прошептала Лилу. — По-моему, ты принимаешь всё слишком близко к сердцу.
Когда она была рядом, когда он прижимал ее к своей груди, тревоги куда-то отступали. Святая доброта Лилу рассеяла мрачную тучу. Рэй успокоился, однако что-то в его существе бесповоротно изменилось. После встречи с Эклой, когда она вновь предстала его взору после долгих лет, да еще удостоверившись в том, что с ее стороны не было никакой вины, он словно стал другим человеком. Даже не раскаяние в юношеской поспешности, принудившей его сбежать, а жажда исправить давнюю ошибку овладела всеми его помыслами. Он оставался спокоен, потому что четко знал свою цель…
Лилу поневоле могла составить ему серьезное препятствие, и Рэй Гинсбет, превратившийся в Даниэля Элинта, хотел бы сейчас же разорвать помолвку, но в память о счастливых днях, проведенных с этой девушкой, временно пощадил ее.
— Лу, мне надо идти.
— Ты придешь к нам завтра?
— Да, — по привычке ни в чем не отказывать ей сказал было Гинсбет, но вспомнил о своей перемене и добавил: — Не знаю.
Новые мысли, новые ощущения, новые планы гнали его вперед, и он быстро пошел, если не сказать «побежал» к своей гостинице.