Гинсбет спокойно расплатился с шофером, спокойно вошел в вестибюль гостиницы, спокойно поднялся на свой этаж, но только за ним закрылась дверь его номера, как он скривился и зарыдал, припав к холодной двери, пахнущей лаком.
— Прости меня! Прости! — всхлипывал он, перебирая руками по деревянной поверхности, точно лаская драгоценное тело любимой. Он долго предавался страданиям — с упоением, подобно пьянице, который во хмелю толкает себя на сладкие совестливые муки…
Через два часа Гинсбет как ни в чем не бывало подходил к дому Олсенов. Однако трудно провести любящее сердце: с первого взгляда Лилу отметила «неважный» вид жениха, на что Рэй ответил какой-то расхожей фразой.
Он проследовал в сумрачную гостиную, по стенам которой скользили печальные отблески уходящего дня.
— Ты точно в порядке? — спросила вошедшая следом Лилу.
«Откройся ей!» — шепнул внутренний голос, но Даниэль не хотел делать преждевременных открытий. Притворство отчасти возвеличивало его в собственных глазах…
В тот день Гинсбет особо важничал, восседал в монарших позах и порой даже дерзко отмалчивался в ответ на заботливые вопросы Лилу. Из желанной и незаменимой эта девушка превратилась для него в слабоумное инфантильное существо, неспособное принимать самостоятельных решений.
А ни в чем неповинная барышня всё больше грустнела; когда явился отец, она усилием воли вызвала на свое лицо мученическое подобие улыбки.
Ричард Олсен выглядел озабоченным. Он быстро вошел, быстро стрельнул глазами, задержал взгляд на госте и… нахмурился, словно вспомнил о чем-то неприятном.
— Ба, господин Гинсбет! — процедил сквозь зубы он и пожал протянутую руку. — Я слышал, вы вновь посетили мою жену… О-о! Вы удивлены моей осведомленностью? Значит, я сейчас сболтнул что-то лишнее… Поясню: доктор Бэкарт обязан докладывать мне обо всех посетителях. Информировать меня — его прямая обязанность.
— Рэй, ты был у мамы? Но зачем?!
С одной стороны Олсен буравил гостя подозрительным взглядом, с другой — Лилу теребила его за рукав. От их пристрастных нападок у Гинсбета задергалось лицо, и он потупился, чтобы скрыть эмоции.
— Нет, вы не подумайте, что я против, — поспешил разуверить его отец. — Хотя… я ведь действительно против! Понимаете, эта женщина уже много лет держит нас, гм, на «осадном положении». Чем меньше у нее сношений с внешним миром, тем лучше. Это относится абсолютно ко всем, ваша личность здесь не при чем. А теперь скажите мне, — он перешел на таинственный полушепот, — Экла ни о чем не просила вас? Поверьте, это крайне важно!
Встрепенувшись, Рэй поднял голову:
— Нет…
— Очень хорошо. — Олсен вздохнул без должного облегчения. — Знайте впредь: если вдруг она попросит оказать ей… э-э … некую услугу… Скажите об этом мне. И ни в коем случае не удовлетворяйте просьбу этой хитрой особы!
— Хитрой? — Рэй с вызовом поглядел на собеседника. — А мне она показалась такой простодушной, даже невинной.
— Невинной! — не удержавшись, громко расхохотался тот. — Мне пришлось прожить с этой женщиной много лет, и то я лишь недавно постиг ее хитрость… А сейчас вы объясните, что именно привело вас к моей жене. Я имею право знать это.
Олсен основательно уселся в свое любимое кресло подле рояля, с клавиш которого Лилу тем временем смахивала пыль, изредка поглядывая на говорящих.
— Вы спрашиваете меня… — Рэй запнулся, силясь выглядеть непринужденно. — Вы ревнуете, господин Олсен?
— В моем возрасте не ревнуют. Речь идет о куда более важных вещах, молодой человек, — совершенно невозмутимо отозвался тот.
Лилу тихо брала первые аккорды. Ее профиль низко склонился над инструментом, и шелковистые локоны упали девушке на глаза, но она не спешила убрать их.
— Ваша дочь получила прекрасное воспитание, — без всякой видимой связи заметил Рэй в надежде, что Олсен забудет о своем вопросе, однако тот усердно держал его в своей толстолобой голове.
— Я жду вашего ответа, — холодно напомнил он.
Растерявшись, Гинсбет посмотрел на Лилу, ища у нее защиты, но она ответила на его взгляд своим, как будто несколько укоризненным взглядом… Тогда гость обратил глаза в потолок и нашел там решение всем своим проблемам. Чего, собственно, хотят от него эти люди? Они хотят, чтобы он говорил. И Гинсбет будет говорить без умолку. Что ему стоит впустую молотить языком? Ложь может дать отсрочку от принятия важных решений.
«Всего лишь слова!» — шепнул себе Даниэль и на выдохе завел речь, которой пару минут назад у него не было даже в мыслях. Но прежде он принял позу, достойную дешевого актера, и только потом заговорил патетическим тоном:
— Я был у госпожи Олсен, чтобы сообщить ей день нашей с Лу свадьбы. Двадцатое сентября — идеальная дата. Прежде Лу предлагала мне ее, но я настаивал на восьмом октября — дне моего рождения. Я очень хочу, чтобы госпожа Олсен присутствовала на нашем венчании… Я уважаю ее как мать девушки, которую я полюбил всем сердцем…
Лилу зарделась от восторга и принялась быстро и громко играть, перебегая из октавы в октаву. Напряжение улеглось: Олсен был доволен как никогда и даже изъявил желание выпить; опасаясь повторения вчерашней сцены, Лилу предложила жениху прогуляться. Рэй согласился, ибо это был хороший повод уйти из дома, где близость Олсена заставляла его ходить по острию ножа.
Несмотря на радость по поводу скорой свадьбы, в глубине души девушка терзалась смутными предчувствиями. Она была не так глупа и многое понимала если не умом, то сердцем.
Поведение Гинсбета менялось на глазах. При будущем тесте это был один человек, а наедине с невестой — совершенно другой. Напускной пафос слинял до подчеркнутого безразличия. Гинсбет стал рассеян; он почти не слушал, что говорит ему Лилу, строя планы на их совместную жизнь. Временами создавалось такое впечатление, будто Рэй думает о чем-то постороннем — куда более важном, нежели всё остальное. Впрочем, так оно и было.
Лилу не переставала удивляться таинственной перемене, постигшей ее любимого. Раньше он ловил каждый ее взгляд, старался предугадать малейшее ее пожелание, уберечь от опасности, предвидеть неловкость… А теперь, когда от порыва ветра тонкий шарфик соскользнул с ее плеч, Рэй наступил на него. Лилу подняла шарфик и ласково попеняла возлюбленному на его неосторожность, но он даже не обернулся.
— Ты изменился, Рэй, — печально сказала она ему на прощанье. — Ты стал другим, таким я тебя еще не знаю…