Ночной ветер дул порывами, взметая тучи пыли. Под ногами змейкой вился песок вперемешку с мелким щебнем, которым была устлана дорога. Было настолько темно, что Даниэль не видел собственной руки, вытянутой в попытке нащупать стену. Он воровато крался вдоль забора лечебницы, чутко прислушиваясь к звукам позади себя. С момента его последнего визита к госпоже Суаль прошло около недели, и этого времени ему хватило, чтобы многое понять… Даниэль явился сюда этой нервной ветреной ночью с одной целью — исправить роковую ошибку прошлого. Любой ценой.
Вот он уже достиг конца высокого каменного забора. Сквозь просветы в листве виднелись обрывки огней. Электричество мигало, угрожая погаснуть. Даниэль замер и прислушался, потер залепленные пылью глаза. Порыв ветра снова хлестнул ему в лицо, и мужчина приступил к решительным действиям.
Тренированные руки ухватились за край, а ноги заняли прочное положение на нижних выступах камней. Даниэль бесшумно подтянулся вверх, к вершине ограждения. Кругом царило обманчивое безлюдье, таящее в себе недремлющее око охраны. При мысли о сторожке и населяющих ее работниках Элинт вознегодовал. Чем провинились эти несчастные люди — пациенты клиники Бэкарта? За что к ним приставили почти тюремный надзор? За то ли, что они, не выдержав, сдались, упали с пьедестала, запятнали свое доброе имя?.. В наказание за слабость они прозябали в этой убийственной тиши — без свободы, без имени, без чести… За них всё решали опекуны; уделом же этих несчастных стало рабское положение живых мертвецов, вычеркнутых из мира.
Даниэль увидел позади затаившийся автомобиль с потушенными фарами. Пусть он не предпринял законных действий, чтобы вызволить Эклу из плена (ведь она сама молила его ни о чем не просить Олсена), зато теперь пришел сам в твердом намерении забрать женщину с собою.
Ноги упруго ступили на землю — уже по ту сторону забора. Отчаянный похититель крадучись проскользнул под кустами жасмина и на мгновение слился с темным выступом спящего дома… Кругом ни души, однако от порывов ветра, гремящих где-то железом крыши, создавалось тревожное напряжение, которое не ослабевало ни на минуту. Казалось, будто кто-то идет следом за дерзким вторженцем, будто уже готов строго окрикнуть его…
— Я верну тебе долг, — прошептал Даниэль, разматывая моток веревки, в то время как глаза его оценивающе скользили по темному фасаду с тускло поблескивающими впадинами окон, по водосточной трубе, по перилам балкона… — Когда-то ты вызволила меня из плена, заставила очнуться и ожить. Настала моя очередь. Я не дам тебе погибнуть…
* * *
От разлапистой кроны дерева по озаренной светом фонаря площадке кружили тени. Даже когда окно зашторили, на занавесях, словно на киноэкране, продолжали плясать нелепые образы.
Экла Суаль успокаивала свою подругу, которая пришла к ней в комнату среди ночи, дрожа от ужаса. Это была бывшая певица; ее психика пошатнулась после встречи с грабителями, которые однажды напали на нее во время гастролей и, угрожая оружием, обобрали до нитки. С тех пор забытая поклонниками, одинокая женщина обосновалась в частной клинике, где ее не так настойчиво, но всё же иногда посещали навязчивые страхи.
— Ну хватит. Достаточно слез, Клара, — вполголоса попросила госпожа Суаль. Крепко обняв друг дружку, они сидели на краю разобранной постели и слегка раскачивались в такт всхлипываниям.
— Не могу, Экки. Сегодня непременно случится что-то ужасное, — визгливо отозвалась темноволосая женщина с одутловатым лицом и воспаленными глазами. — Только что я выглянула в окно и мне показалось, что…
— Ерунда! Сколько раз тебе мерещилось! — не дослушала Экла. — Забудь! — И она с неистовой лаской прижала подругу к своей теплой, тяжело вздымающейся груди.
— Мне показалось, что там кто-то крадется, — договорила Клара. — А я здесь совершенно одна. Я всеми забыта!
— У тебя есть я. Это важно.
Клара умолкла, и даже в ее сопении можно было уловить благодарственные нотки. Некоторое время они молчали, пока сладостно-трагичное настроение момента не потребовало от них новых слов и новых волнений, в коих обитатели этого заведения частенько находили себе развлечение. Клара легонько отстранилась от своей приятельницы и посмотрела на нее широко раскрытыми, укоризненно-недоумевающими глазами.
— Ты счастливая. Мне вовек не видать такого счастья!
— Я? Счастливая? Ты заговариваешься. В чем же, по-твоему, заключается мое «счастье»? В том, что я уже три года не принадлежу самой себе? В том, что моей жизнью распоряжаются другие? Ох, Клара, я больной человек, — вздохнула Экла. — Поверь, мне не так много осталось…
— Не-ет! — Та вскочила, размахивая пальцем перед ее носом. — У тебя есть то, что делает женщину женщиной. Ты не обманешь меня, ведь мы знаем друг друга не первый год.
Экла поглядела на подругу с нескрываемым интересом.
— Будь добра, дорогая. Объясни мне всё то, что ты сейчас сказала.
— Хорошо. Только ты сама это прекрасно знаешь. Эффектный господин, с которым ты познакомила нас в беседке… Я умею распознавать взгляды мужчин — его взгляд говорил о многом. Он любит тебя! Он сделает всё, чтобы…
— Замолчи! — крикнула Экла, вскипев. — Ты сошла с ума. Этот «эффектный господин» — жених моей дочери, и мне плевать, какими глазами он на меня смотрел. И вообще… уже поздно. Пойдем, я отведу тебя в твою комнату. Мы не должны засиживаться так долго. — Экла с каким-то остервенением выпроводила Клару из комнаты.
Госпожа Суаль еще долго ублажала свою закадычную приятельницу. Та не сразу отпустила ее, заставив за ностальгической беседой выкурить по припасенной тайком сигарете. Потом ей пришлось старательно взбивать Кларе подушки и даже петь колыбельную. Когда наконец та забылась беспокойным сном, Экла вышла в коридор и притворила за собой дверь.
Ее сердце до сих пор колотилось, как безумное. Что за наваждение? Досадливо поморщившись, Экла прислушалась к порывам ветра на улице. Весь этот дом с его фальшивым спокойствием олицетворял собой старость и смерть.