Они отправились в свое странное путешествие глубокой ночью и в пути увлеченно проговорили до утра, пока, уставшие, не прикорнули на плече друг у друга. Экла взяла с собой Люси, которая обязывалась ухаживать за спаниелем. Люси являлась идеальной прислугой: вы не замечали ее присутствия, ибо она была тиха и неразговорчива, зато всегда могли по достоинству оценить ее помощь. Даже самые мелкие поручения Люси исполняла с присущим ей усердием. Но если служанка держала свои симпатии к госпоже Суаль при себе, то шофер, напротив, только и ждал возможности лишний раз выказать ей свое благоговение. А Экла любила простоту. Ей претило пафосное выражение преданности, доходящей до самоуничижения; наверное поэтому Густав не был взят в эту поездку.
Восторженный же Даниэль не переставал радоваться своей удаче. Он до сих пор не верил, что ему нескоро придется возвратиться в дом жены, что впереди его ждет целый месяц упоительной сказки. Рядом с госпожой Суаль жизнь походила на сон, от которого так не хочется пробуждаться… Порой Элинту казалось, что стоит ему открыть глаза — и всё исчезнет. О, он так боялся потерять Эклу из вида! Они были посланы друг другу судьбой, и вряд ли кто-нибудь был юноше ближе, чем эта добрая душа, эта чудо-женщина. В полумраке уютного купе Даниэль с легкостью рассказывал ей свою жизнь, а она внимала ему с чуткостью и сопереживанием.
Нет, Экла не просила о многом. Одинокая дама просто устала от насмешек и косых взглядов. Она устала от того предвзятого мнения, каким обыкновенно встречали ее; устала от того, что каждый пытался отгадать в ней роковой недостаток, способный всё объяснить. Экла хотела предстать перед родственниками (совсем, в сущности, посторонними ей людьми) не в образе старой девы, а в образе счастливой женщины, которая жаждет поделиться своим счастьем с другими. В образе женщины, которую сопровождает молодой муж; в образе женщины, которая довольна жизнью и знает себе цену… Едва ли это большой труд — выдавать себя за супругов в компании малознакомых людей. Пусть это будет игра. Быстротечная игра.
И на сей раз Даниэль ответил согласием. По своему опыту он знал, что играть роль примерного мужа не так уж и трудно, тем более ему не терпелось сделать своей новой знакомой приятное. Как оказалось, перспектива подобного розыгрыша радовала Эклу больше, чем что-либо. Это в самом деле представлялось ей важным.
Итак, решено: в доме родственников Эклы они примут образ семейной пары. Женщина и ее спутник еще много смеялись, делая предположения о том, кто из них будет играть правдоподобней… Тема волнительного притворства одновременно и забавляла, и обжигала им сердца. Словно малые дети, они с возрастающим азартом обсуждали каждую мелочь и при том ни секунды не сомневались, что навсегда останутся друзьями.
Окрыленная столь быстрым единодушием, Экла вовсю отдалась мечтам. Она мечтала вслух о том, как в скором будущем Даниэль будет гостить в ее доме, как она покажет ему Сальдаггар — свой родной город; как они вдвоем организуют пикник и покатаются на яхте. О, она была такой дружественной! В ее обращении юноша не заметил ничего предосудительного. Он начал воспринимать Эклу как свою старшую сестру, и она, в свою очередь, относилась к нему, как к брату. Вместе им было покойно и хорошо.
Откровенностью госпожа Суаль отвечала на откровенность. С удивлением Даниэль узнал, что она вовсе не имеет знатного происхождения. Экла была единственной в роду, кому посчастливилось жить в достатке. Ее мать состояла компаньонкой при богатой капризной вдове, а отец был непутевым студентом, который из кожи лез вон в намерении получить благословение госпожи на свадьбу с ее прислужницей. Вскоре он его получил, и молодые сочетались браком. Немного погодя в жизни Робера Суаля наступил «момент истины». Причина его внезапного обогащения крылась в исключительном везении игрока. Суаль и прежде играл увлеченно, что частенько загоняло его в долги, но в один прекрасный день крупный выигрыш заставил его вовремя остановиться, ведь теперь он был женат и ждал прибавления в семействе. Робер понял: такое везение не выпадет дважды. И он сделал всё, чтобы приумножить добытые деньги. Это ему удалось. Отец Эклы крутился, как мог: скупал акции, играл на бирже, экономил и осторожничал, однако больше никогда не полагался на вероломную фортуну. Ему уже однажды повезло — дальше он предпочитал действовать, исходя из трезвых соображений. Даже сделавшись богачом, эдаким коллекционером прибыльных объектов, Робер Суаль не перестал быть любителем «ленивой экстравагантности». Когда родилась дочь и пришло время подумать об имени, счастливый отец схватил с полки одну из книг, открыл ее и ткнул в первое благозвучное слово.
— Назовем ее так! — сказал он обескураженной жене. Поупрямившись, та согласилась, зато их дочь стала обладательницей редкого имени.
В характере Эклы сочетались черты обоих родителей. Мать наделила ее добротой, а отец оставил в наследство кипучую энергию и неукротимую волю. Экла любила мечтать и, на счастье, у нее подчас имелись все возможности, чтобы претворить свои грезы в реальность. Она была свободна в деньгах, а жизнелюбие и подвижность лишь способствовали ей на пути к желанной цели. Госпожа Суаль хотела хотя бы немного пожить в гармонии со своими мечтами. Хотела — чего греха таить — правдиво «поиграть» в замужество. А этот милый юноша оказался единственным, с кем она почувствовала себя легко. Он понимал ее, он восторгался каждой ее невинной ласке и, главное, был бескорыстен. Экла всё сильнее хотела вовлечь его в свой мир, где им было бы так хорошо друг с другом…
Что плохого в том, что они отдохнут на природе и заодно немного подурачат незнакомых людей? Зато никто не будет с укором смотреть вслед одинокой женщине, никто с усмешкой не скажет, что она «старая дева». Да и Даниэль наконец забудет о своей неволе. Нет, в их затее решительно нет ничего дурного!
Прежде, чем сойти на крохотной станции, госпожа Суаль тщательно разъяснила своей служанке подробности «игры», а также дала указания, как следует вести себя Люси. Затем обернулась к Даниэлю с вопросом, которым проверила степень его готовности к предстоящему «спектаклю»:
— Как настроение, милый? — Она спросила это ласково, но тон ее уже был совсем иным. В нем сквозила обволакивающая, интимная нежность. Если Люси встретила затею госпожи терпимо и не выказала возражений, то Даниэль впервые почувствовал сомнения. При мысли, что эта прекрасная женщина — его друг — теперь всегда будет обращаться к нему с такой искусственной слащавостью, он помрачнел и смутился. Даниэля никогда не восторгали идеи Джой, ему претило притворство. Однако согласие уже не раз прозвучало его устами, да и Экла опять заверила, что всё это «несерьезно».