Он подносит мою руку к своему рту и целует тыльную сторону, едва касаясь кожи мягкими губами. Мои ноги кажутся бескостными, и я сжимаю колени, чтобы не упасть. Я хочу умереть, просто сгореть и рассыпаться на миллион крошечных кусочков. И чтобы больше никто меня не видел. И это всего лишь после одного простого поцелуя в тыльную сторону моей ладони.
Я жду, затаив дыхание, мои пальцы дрожат в его хватке. Он поднимает голову, его взгляд, тёмный, таинственный и такой невероятно сексуальный, встречается с моим, и я хочу ответить «да» на всё, что он скажет дальше.
— Любопытно что? — наконец реагирую я, гордясь, что мой голос такой ровный. Внутри же у меня полный бардак.
— На что это будет похоже между нами, — он делает шаг вперёд, а я делаю шаг назад, внезапно нуждаясь в пространстве. — Я думаю, нам было бы хорошо вместе.
— Если ты говоришь о сексе… — я вздрагиваю, и он качает головой.
— Почему всегда всё сводится к сексу? — он ухмыляется.
И это говорит парень, который прячется в ванных комнатах, пытаясь найти цыпочку, готовую перепихнуться. Умоляю.
— Потому что это ты.
Он хихикает, глубокий звук посылает пульсирующее ощущение по всему моему телу, устраиваясь между моих ног.
— Может, с тобой я хочу чего-то другого?
Я хмурюсь.
— Чего, например? — а что, я не в счёт? Этот человек так невероятно бесит. В одно мгновение я не хочу больше никогда его видеть, а в следующее задыхаюсь от предвкушения, что он сделает что-нибудь, что угодно, чтобы облегчить боль глубоко внутри.
Словно властный засранец, каким и является, он протискивается в мою комнату, не оставляя мне другого выбора, кроме как отступить, впуская его. Он закрывает за собой дверь и хватает меня, разворачивая так, что я прижимаюсь к стене, а он…
Прижимается ко мне.
— Только один поцелуй, — шепчет он, двигая бёдрами так, чтобы я могла чувствовать каждый дюйм его тела. И, поверьте мне, там много дюймов. — Мне до смерти хотелось узнать, каков на вкус твой рот, Александрия. Позволь мне попробовать.
У него глубокий голос. Чувственный. Одурманивающий. Я приоткрываю губы в предвкушении, мои глаза закрываются, когда он двигается по моей челюсти, обводя большим пальцем мою нижнюю губу. Из меня вырывается судорожный вздох, и мой рот открывается.
Я хочу, чтобы он поцеловал меня. Умираю, как хочу.
А потом его рот оказывается на моём. Мягкое прикосновение губ к губам, мои приоткрываются при первом прикосновении, как и его. Электричество пробегает по венам, зажигая кровь, и я вздыхаю, обдавая его губы своим дыханием. Он придвигается ближе, прерывая поцелуй, поднимает руки, чтобы обнять мои щёки, и затем снова целует меня.
И я пропала.
ГЛАВА 10
Тристан
Господи, её губы. Они такие мягкие, влажные, тёплые и… безотказные. Жаждущие. Прижимающиеся к моим, пока я снова целую её. И снова. Язык ещё не задействован — что, чёрт возьми, со мной не так — и я наслаждаюсь её вкусом. Изучаю форму её губ, слушаю прерывистое дыхание, когда прикусываю её нижнюю губу зубами и нежно тяну.
Ей это нравится. Запоминаю на потом.
Александрия растворяется во мне, её руки упираются в мою грудь, прежде чем она медленно скользит ими вверх и обнимает меня за плечи. Её аромат, сладкий и чистый, наполняет мою голову, и на вкус она, как зубная паста, вся мятная, свежая, прямо как из долбаной рекламы.
Я глажу её щёки большими пальцами и прижимаюсь сильнее, и, когда прерываю наш поцелуй, она наклоняет голову назад. Медленно открываю глаза и обнаруживаю, что её глаза всё ещё закрыты. Мечтательный вздох срывается с её губ, и от этого звука мой желудок скручивается в узел. Чёрт, поцелуй был так хорош, как я и предполагал. Может, даже лучше — хотя не знаю, так ли уж это хорошо. Скорее, плохо.
Да. Плохо. Чертовски плохо.
Её глаза медленно открываются, язычок выскальзывает наружу и скользит по нижней губе. Интересно, она пробует меня на вкус? Хочет ли она ещё? Я беззастенчиво смотрю на неё, скользя руками по её шее, по плечам, а взглядом — по всей длине тела, отмечая тонкую майку и крошечные шорты…
— Чёрт, что на тебе надето? — звучу так, словно нахожусь в агонии, и, чёрт возьми, так оно и есть. Отступаю от неё, держа Александрию за плечи и глядя на её едва прикрытое, невероятно сексуальное тело.
Если первое прикосновение её губ к моим не помогло, то видеть её такой только усугубляет. Я так твёрд, что мой член прижимается к ширинке, отчаянно желая вырваться и начать трахаться.
— Я собиралась лечь спать, — признаётся она тихим голосом. Она смотрит на меня льдисто-голубыми глазами, затуманенными похотью. — Я думала, это Келли.
— Я, определённо, не Келли, — заявляю, прижимая Александрию к стене, скользя руками по её талии, познавая её форму, лёгкий изгиб бёдер. Она худая, в ней мало что есть, и я задумываюсь о своих обычных предпочтениях. Мне нравятся девушки с тёмными волосами и глазами, невысокие и пышные, с большими сиськами и задницей. С тем, за что можно ухватиться, пока жёстко трахаешь её. Эй, я даже могу признаться, что, впервые увидев девушку Гейба, тут же оживился. Люси абсолютно в моём вкусе.
Но я не сую свой член в девушку, за которой приударяет мой друг. Чёрт, эти двое утверждают, что любят друг друга. Гейб серьёзно относится к ней, а я просто… проклятье. Это сводит меня с ума. Сейчас я смотрю на Люси и не вижу ничего, кроме имени Гейба, отпечатанного на ней. Это совершенно запретная зона.
Раньше у меня никогда не появлялось первобытной потребности, чтобы женщина была только моей, но стоит только представить какого-то другого парня, прикасающегося к Александрии, например, того же славного парня Стивена, — и я зверею. Чертовски зверею.
Что это вообще значит?
— Зачем ты пришёл сюда? — интересуется она тихим и мягким голосом. Я наклоняюсь и прижимаюсь лбом к её лбу, закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Я должен солгать и сказать, что хотел перепихнуться. Свести всё к этому. Ничего, кроме секса. Вот и всё, что должно быть. Это всё, что обычно бывает.
С самого первого момента, как я встретил Александрию, ничто не было обычным. Словно нахожусь в другой реальности, особенно сегодня вечером. Тусуюсь с чуваками субботним вечером, играя в видеоигры, надеясь, что смогу поладить с девушкой, вырубившейся на диване. Она думала, что я не обращаю на неё внимания, но я слышал каждое её слово.
У него нет никаких чувств.
Да. Мне не раз говорили об этом. Я искренне согласен с этой оценкой.
Не похоже, чтобы он остался ради меня. Скорее, ради Call of Duty.
На этот счёт она совершенно не права. Единственная причина, по которой я пришёл, была именно она.
— Я хотел тебя увидеть, — наконец честно признаюсь, отрываясь от неё, чтобы видеть её лицо. — Но ты спала, и они пригласили меня поиграть, так что…
Александрия держит голову склонённой, взгляд опущен. Её руки снова на моей груди, пальцы играют с тремя пуговицами на верхней части моей рубашки, и моё тело напрягается. Я хочу знать, каково это — чувствовать эти руки на своей голой коже.
— Не знала, что ты фанат Call of Duty.
— Есть много вещей, которых ты обо мне не знаешь, — я дотрагиваюсь до её подбородка, провожу пальцами по её челюсти. Она поднимает голову, и её взгляд встречается с моим. Девушка задирает голову ещё выше, закрывает глаза, а губы приоткрывает.
Это приглашение, от которого я не собираюсь отказываться.
Я снова целую её, скольжу руками к задней части бёдер и углубляю поцелуй. Легко подхватываю её, Александрия обхватывает длинными ногами мою талию, в то время как я облизываю линию, где соединяются её губы. Она открывается для меня, я переплетаю свой язык с её, издавая низкий стон в горле от этого первого нежного, робкого прикосновения. Александрия ведёт руками вверх, останавливаясь на моём затылке, прежде чем скользнуть в мои волосы.
Господи, она ощущается так хорошо. Её одежда такая тонкая, что я чувствую её. Мягкую и тёплую, обжигающе горячую между ног, прямо напротив моих джинсов. Держу пари, она мокрая. И спорю, если я просуну руку под эти крошечные, неприличные, чертовски потрясающие шорты, не найду ничего, кроме мокрой киски. И всё из-за меня…
Кто-то стучит в её дверь. Три коротких удара, которые пугают нас обоих, отчего Александрия задыхается у моих губ, а я останавливаюсь, тщательно исследуя языком её рот. Поднимаю голову, она опускает руки мне на плечи, мы оба сохраняем гробовую тишину, ожидая, когда тот, кто стучит, уйдёт.
Иди нахрен отсюда.