Важно мяукнув, серый кот выпрыгнул из переноски и двинулся обследовать незнакомую территорию кухни.
— Вот проблема, еще с этим возиться.
Сидит на стуле Давид, волосы на лицо упали. Хочется к нему подойти и коснуться руками.
Кот словно услышал недовольство Давида и нагло забрался к нему на колени. Уселся и трется о руки, признавая хозяина. Меня уже цапнуть успел!
— Как тебя назовём а-а, полосатый?
Парень погладил животное и на меня вскинул свои голубые. После ухода Жени это первые слова, адресованные мне.
— Паравозик? Он так тарахтит.
Улыбаюсь.
— Да нее, ему не нравится, видишь на тебя косо смотрит. Матроскин, а Матроскин, нравится так?
«Мяуу»
И прыгает на пол, быстро уходит. Мы снова одни. Неуверенно перевожу на Давида глаза и замираю, моя улыбка слетает от его откровенно рассматривающего взгляда. Сижу на полу возле переноски, ноги раскинуты так, что ткань шорт сильно впивается в кожу.
— Иди ко мне.
Тихое.
Нежное.
Как под гипнозом ближе к стулу Давида. Обхватывают теплые руки, влажная макушка упираются в грудь. Тишина эта особенная, не нужны слова, что бы понимать как парень боится спугнуть и сожалеет. Мягко трогаю волосы. Светлые. Такие любимые стали.
Дышу им. Так хорошо.
— Ложись в кровать, я тебе чай принесу.
Разрываю объятия, в попытке пресечь его извинения. Не хочу больше слышать об этом. По вздоху глубокому понимаю, собирается снова просить.
— И себя принесёшь?
Прямо в глаза.
Хочется плакать, сама не своя. И почему такая плаксивая? Ненормальная реакция, ведь я часто реву перед ним. В груди сидит эта тяжесть и путаница мыслей, себя не понимаю. Куда уж тут парня понять.
Не выдерживаю, не тяну я эмоционально Давида. Впитываю его энергетику, а взамен ничего.
Ставлю на поднос чашки, малину, таблетки. Под внимательным прищуром кота, ему корм насыпаю.
— Можешь для меня кое-что сделать?
Лежит полусидя на кровате поверх одеяла, положил горы подушек под спину к стене.
Я перед ним с чашкой в руках.
— Дверь закрой. Бокал там оставь.
Делаю. Не спрашиваю, все как в тумане.
— Сядь на стол, спусти шорты вместе с трусами. Все скинь на пол и медленно раздвинь ноги.
Вспыхнуло, разгорелось внутри. Оживить меня хочет. Встряска на самом деле не помешает. Какой-то выход чувствам найти. Тем более вижу, как темнеют зрачки у Давида. Глоточек его поцелуя мне хочется, соскучилась очень, ведь парень меня с той ночи в клубе не трогал. Болеет же! А мне так сильно хочется.
Снимаю одежду. Быстро скидываю шорты и майку, бюстгальтер один оставляю.
Жадно смотрит за каждым движением. Красиво. Не грязно, а с удовольствием. Словно смотреть на меня это невероятное наслаждение.
Я же смелая. Медленно тяну резинку трусиков вниз и выпрямляюсь уже абсолютно свободная.
Не разрывая зрительного контакта, двигаюсь ближе к Давиду. Смотрит, он так смотрит, что никаких мыслей не остаётся и я ныряю в эту полыхающую синеву, просто горя изнутри.
В нашем общем молчании выполняю его жаркий призыв.
— Потрогай себя, Даша.
Теряю всякий стыд.
Присела на край стеклянного стола, проверяя на прочность и опираюсь всем весом. Развожу ноги шире, наблюдая, как взглядом повёл по груди еще ниже.
На поверхности я отражаюсь.
— Коснись..
Касаюсь. Трогаю пальцами шею, подушечками ощущаю бешеный пульс. Не припомню, что бы раньше сердце моё так разгонялось.
Острые ключицы и к груди спускаюсь. Хочется на себе его руки почувствовать, еще в клубе заметила какие красивые они у Давида.
Увлекаюсь моментом, зажмурилась.
— Открыла глаза.
И внезапно рядом оказался. Дрожу все сильнее и ноги судорогой сводит, толи от неудобной позы или его притяжения.
— Страстная, чувственная женщина. Что сейчас представляла, аа?
Рукой накрыл мои пальцы и водит по кругу, рисуя дорожки на коже груди. Вблизи Давид еще безумнее выглядит, по-сумасшедшему и мне льстит, что причиной этому я. Как же прерывисто дышит, пульс у меня еще ускоряется.
Яркие глаза и острые скулы с отросшей щетиной, хочется губы пухлые целовать, ведь они у него сладкие, просто до ужаса мечтаю о поцелуе.
Если бы не эти глаза, не решилась бы на столь дерзкое продолжение, кажется, он меня заразил болезнью своей. Просто так гореть самой невозможно.
Тянусь ближе и двигаю бедрами. Всхлип или стон. Я так намокла, что вздрагиваю, когда скольжу промежностью по гладкому стеклу. И хнычу от счастья — вот оно трение такое желанное. Не я себя трогаю, он.
Провел по коже и убирая мои руки сразу вбивает палец внутрь, мгновенно захлебываюсь громким стоном. Сильную вспышку встречаю.
Давид останавливается резко и меня от шевеления удерживает. Чтоб ерзать на столе не могла. Что? Зачем меня мучает.
— Хочешь? Ведь ты хочешь меня? Скажи мне.
Сбрасывает шорты на пол и выносит мой мир наизнанку лишь одним плавным движением члена по коже бедра. Огненный, жаркий, такой невыносимо воспламеняющий, что будь я тростинкой давно вспыхнула бы.
Дышит громко со свистом и лбом в мой упирается. Трясет всего и меня резонансом,
мычу, мотаю головой, сопротивляясь вопросу и он снова несколько сильных толчков на всю длину пальца.
Давит чувствительно и останавливается перед самым финалом.
А я просто от голоса его, от слов готова взорваться.
— Даа-авид. Давай. пожалуйста.
И убирает руки от тела, вставляя свой немаленький член без подготовки и я почти сразу кончаю от счастья. Судорога боли проходит от натяжения, от долгожданной полноты. Распирает и я беззвучно с широко раскрытым ртом кричу ему в шею.
С первым ударом стол звенит, сотрясается и вместе с ним вышибает мой стон. Оно само идёт музыкой скрипучую в такт, возбуждает сильнее возможного. Отпускаю. Живу я. Дышу с ним.
Каждое движение и каждый глубокий толчок принимаю словно последний, будто сейчас я просто не выживу. Первобытное и сильное желание забрать все себе, впитать его без остатка.
И я иду за ним, плыву к нему навстречу. Чтобы эгоистично забрать.
Кончил в меня и пошатнулся.
Не отрезвляет. Не стыдно.
Мы точно больные на всю голову.
Отравились безумием.
***
Серый кот на него похож, нагло уселся ко мне на колени и пристально наблюдает. Приглядывается. Погладить себя не дает.
Я не почувствовала боль, только шипящий свист.
Не заметила, как кот меня покусал, отчего я сильнее сжала его руками и недоуменно рассматривая свои руки. Боже. это действительно безумие какое-то. Шокированно посмотрела на кровь, размазанную по одежде от царапин. Я вообще не ощущала боль, все мысли вытеснили воспоминания.
Смотрю на спящего парня и тоской накрывает.
Завтра вторник. Пора на работу, а у меня какое-то выгорание. Не хочется вовсе мне шить.
Домой ехать надо, заново снимать мерки и проверить швейную машинку, ведь две недели прошло. Перезвонила всем заказчикам им деньги за испорченные ткани и готовые изделия вернула.
«Временные трудности».
Им сообщила.
Временно ли?
Я очень люблю свою работу. Какой восторг видеть, что твои труды носят и радость в глазах.
В самом начале шила абсолютно все подряд, работала и на производстве — скорости набиралась. Не задумывалась о доходе, лишь для опыта. Тогда и муж не настаивал, хотя не любил звуки работающей швейной машинки в нашей квартире. Для Поли шила. Приходилось иногда у неё доделывать.
А в ателье научилась общению с вредными клиентами и разнообразными изделиями. Тогда появились постоянные заказчики.
Позже уже после развода сама начала шить на дому, бирки придумала индивидуальные. Чтоб меня узнавали. Дарья Черных. Имя свое.
Брала заказы, чаще выполняла нестандартные вещи, не брала перешив и ремонт одежды, мне этого и в ателье было достаточно.
А сейчас ничего не хотелось. Может причиной была встреча с Давидом, но он во мне что-то неуловимо изменил. Перемен мне хотелось.