Заставь меня - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 12

ГЛАВА 8Плач дяди

Нам с Бет семь или восемь лет. Ее шелковистые светлые волосы, которым я всегда так завидовала, собраны в косички с бантиками красного, белого и синего цвета. Звезды сверкают серебром. От свежескошенной травы в парке пахнет бензином. Посреди пруда причал. На нем команда мужчин устанавливает фейерверки для сегодняшнего шоу.

Я иду забрать наш мяч, но задерживаюсь, чтобы посмотреть на фейерверк. Вернувшись, вижу, как Бет разговаривает с соседскими мальчишками. Они выглядят сердитыми. А она грустной. Бет — самая маленькая в нашем классе. Поэтому она лучшая в гимнастике, но она падает, когда один из мальчиков толкает ее.

Это подстегивает меня к действию, инстинкт защитить лучшую подругу разгорается докрасна.

— Оставь ее в покое, Джек! — я подбегаю и толкаю его в ответ.

Мы с Джеком огрызаемся друг на друга. Я высокая для своего возраста, и ему приходится смотреть на меня снизу вверх. Мне нравится чувствовать себя сильной. Я хорошо играю в футбол. И знаю, если ударю его по яйцам, то ему будет больно.

— Ты чужачка, — слышу я шипение позади себя, Бет кричит, пока другой мальчик рвет на ней патриотические банты. Семья Бет из России. У ее родителей сильный акцент, который выделяет их, а у нее нет. Она приехала в Америку, когда была совсем маленькой. Они даже поменяли фамилию.

— Она такая же американка, как и мы с тобой, — я хватаю его за плечо и на этот раз без колебаний бью по яйцам.

Воспоминание врезается в меня с ностальгией и грустью. И чем-то еще, чему я не могу дать название, потому что понимаю, что никто не защищал меня.

До Кэша Фокса.

У меня в груди все колотится, пока я нахожусь в холле, зная, что по ту сторону двери, я думала, Кэш убьет человека. Ради меня.

Нет. Не ради меня, напоминаю я себе. Ради себя. Потому что он чертов психопат.

Как будто мои мысли призывают его, толстая дверь открывается и с щелчком закрывается, когда он входит.

— Привет, Кэш, — я говорю первой, чувствуя необходимость взять под контроль наше взаимодействие. По сути, он ничем не отличается от тех хулиганов, с которыми мы выросли. Они думают, что имею на тебя управу, но оттолкни немного, и хватка ослабнет.

— Привет, Аманда, — уголок его рта кривится. — Хотел убедиться, что с тобой все в порядке после небольшой потасовки прошлой ночью, — слова звучат как угроза, он оценивает, расскажу я кому-то или нет. Странно то, что он не говорит это как угрозу. Он говорит это так, будто искренне хочет убедиться, что со мной все в порядке.

Этот хитрый лис убедителен.

— Да, никаких проблем — я продолжаю раскладывать продукты, надеясь, что, если я проигнорирую его, он уйдет. Вместо этого он придвигает ящик из угла к середине холодильника и садится.

— Что ты делаешь? — это определенно не то, как я представляла себе это утро.

— Мне нравится узнавать своих сотрудников, — его взгляд скользит по моим обнаженным ногам, и я жалею, что надела сегодня юбку. Мало того, что в коридоре холодно, так теперь я еще и беспокоюсь, что он может заглянуть прямо под нее.

Я хмыкаю и поворачиваюсь к нему.

— Я не собираюсь никому говорить. Не волнуйся.

Он наклоняется вперед и опирается локтями на колени. Даже для меня это мощная позиция. А когда он вытирает нижнюю губу, глядя на меня сверху, мурашки бегут под теплом его взгляда.

— Если я причиняю тебе неудобства, могу уйти, — это не вопрос, а утверждение. Тест, насколько сильно он меня беспокоит.

— Мне все равно. Если хочешь провести утро, замерзая здесь, то помогай, — я бросаю ему пакет с зеленью. Он ловит его с забавной ухмылкой.

Думаю, я прошла этот тест.

Мы приступаем к работе по разгрузке продуктов. Проскальзывают моменты, когда мне комфортно в этой тишине. Но за этими моментами всегда следует осознание того, что я нахожусь в очень изолированном металлическом помещении с единственным выходом и серийным убийцей. Никто не услышит моего крика.

Именно поэтому, когда он слегка кладет ладонь на мою спину и наклоняется, кладя что-то на полку передо мной, мне приходится бороться с желанием прижаться к нему.

Его мужской запах сандалового дерева окутывает меня, а тепло от его ладони распространяется по моим ногам. Дрожь пробегает по всему телу, когда он шепчет мне на ухо, почти касаясь губами моей кожи.

— Извини.

Черт. Это не та реакция, которая должна быть у меня сейчас.

Я отшатываюсь назад, но он хватает меня за бедро и прижимает к стеллажу.

— Не бойся меня, — в его словах есть сладкая нотка, и, если бы я не была так чертовски шокирована, это было бы почти восхитительно.

Он наклоняется вперед, пока кончик его носа не касается моего, его дыхание трепещет на моей щеке.

— Хотя мне нравится, как пылают твои щеки, когда ты напугана, — медленным, осторожным движением он подает свои бедра вперед, пока я не чувствую его эрекцию через брюки, трение ткани о мои голые ноги посылает искры вверх. Кровь стучит у меня в ушах, а тело дрожит от желания тоже податься вперед.

Его руки скользят по моим бедрам и изгибу задницы. Одна рука задирает материал юбки, а другая движется вниз.

Если его рука опустится чуть ниже, он сможет…

Вместо этого я отталкиваю его и ухожу.

— Ну тогда не пихай меня к стенам в закрытых помещениях.

— Это была полка, а не стена! — кричит он мне вслед с дьявольским смехом.

Я сожалею, что не врезала ему по лицу, когда была возможность.

***

Я ненавижу свое тело.

Ненавижу за то, как оно предает меня.

В ночь, когда умерла Бет, оно отказалось слушать мои мольбы. Оно не кричало, не поднималось. Я не двигалась.

И сейчас я ненавижу свое тело, потому что мне придется провести остаток смены в промокших трусиках из-за предательской реакции на серийного убийцу.

Издевательские взгляды, которые Кэш бросает на меня весь день, заставляют думать, что он тоже это знает. Ходит вокруг, выглядя самодовольным и раздражающе хорошим в синем костюме. Я его ненавижу.

Входит высокий белый мужчина с причесанной головой, одетый в красный спортивный костюм Adidas, который сразу привлекает мое внимание. А когда я вижу его лицо, то останавливаюсь на месте.

Это дядя Бет, Иван. Я никогда с ним не встречалась, но узнала его по семейным фотографиям и по его сходству с ее отцом. Я не хочу с ним общаться, не могу пойти на этот риск. Если он узнает меня по какой-то причине — я ведь была в жизни Бет последние двадцать три года — и назовет меня Харлоу, все будет кончено.

Но наша администраторша заболела, поэтому обслуживающий персонал подменяет ее, и сейчас только я свободна. Я смирилась, нацепила на лицо дружелюбную улыбку и подошла к нему.

— Здравствуйте, сэр. Добро пожаловать, — говорю я, возившись с бейджиком, надеясь, что это привлечет его внимание. Если он узнает меня, возможно, подумает, что ошибся, увидев имя. — Столик на одного?

Он кивает и морщит нос, оглядываясь вокруг с усмешкой, как будто ему противно это место.

— Что ж, хорошо, идите за мной, — мой тон тошнотворно сладок, пытаясь скрыть нервозность.

Угловая кабинка свободна. Большой круглый стол с единственными в этом месте скамейками, обитыми той же красной кожей, что и в зоне ожидания. Я хочу пошутить насчет его спортивного костюма, подходящего к подушкам, но передумываю, когда он садится с таким видом, будто хочет пробить дыру в стене.

Когда я спрашиваю его, что он хочет выпить, он отвечает только ворчанием, его глаза прикованы к задней части ресторана.

— Хорошо, тогда я сейчас принесу воду.

Когда возвращаюсь, останавливаюсь на полпути, потому что Кэш ведет напряженный разговор с Иваном. Они говорят тихо, но, судя по их искаженным от ярости лицам, они хотят кричать.

Я робко подхожу, отчаянно желая услышать их разговор. Дядя Бет с ее убийцей. Знает ли он об этом? Поэтому он здесь?

Чем ближе я подхожу, тем слышнее становятся их голоса, голос Кэша прорезает воздух. Он наклоняется через стол, чтобы обвиняюще ткнуть пальцем в Ивана.

— … приходить сюда, в мой гребаный бизнес, и бросаться обвинениями……

Рука Ивана вырывается и хватает Кэша за запястье, тряся его татуированную руку.

— Думаешь, только у тебя есть источники информации в полиции, а? — его русский акцент резкий, смысл слов падает, как свинцовый груз в моем нутре.

Кэш вырывает руку и указывает ею на дверь.

— Убирайся отсюда, пока не начал войну, которую не сможешь выиграть, — он слегка поворачивается, и я замечаю, как его вторая рука скользит к карману пальто. Глаза Ивана тоже обращают внимание на это движение, и он встает со смертельным взглядом.

Только когда он уходит, я вижу, что за поясом кусок металла.

Я пытаюсь осмыслить хоть часть произошедшего.

Источники в полиции.

Обвинения.

Татуировка Кэша.

Скрытое оружие.

Кэш крутится вокруг и кричит:

— Ресторан закрыт. Убирайтесь. Если не заплатили, то все за счет заведения. А теперь уходите.

Смущенные посетители вскакивают со своих мест, накидывают на плечи сумочки и пиджаки и спешат уйти. Как только последний клиент уходит, он бросается прочь, проталкиваясь мимо, как будто меня там и не было.

— Эй, подожди, — я тяну его за руку. — Кто это был? — его потемневший взгляд скачет между моим лицом и рукой, как будто он недоумевает, почему я прикасаюсь к нему. Честно говоря, я тоже. Поэтому опускаю его руку.

— Русский мусор, — бормочет он и шагает прочь. Делает всего несколько шагов, но оглядывается и смотрит мне в лицо.

— Этот столик зарезервирован для нас, — он хлопает себя по груди. — Для меня и моих братьев. Больше. Никого. Да кем ты себя возомнила, черт побери? Приходишь сюда с упругой задницей и красивым лицом, думая, что правила на тебя не распространяются, — он издевается надо мной, в его словах нет настоящей злости, но все равно у меня горят щеки от того, что на меня кричат на глазах у всего персонала.

Я не могу удержаться, чтобы не осмотреть их лица, все они имеют различные выражения страха или секундного смущения.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, — он откидывает мой подбородок вперед. — Ты просто гребаная хулиганка.

Мой рот открывается в шоке. Не знаю, испугана ли, возмущена или, черт возьми, возбуждена. Я тяжело сглатываю, а его глаза опускаются к горлу, и всякое влечение испаряется, когда я думаю, не представляет ли он, как перерезает мне горло. Я ведь знаю, как сильно он любит резать красивые вещи.

Его пальцы впиваются в мою челюсть, когда я говорю, мой голос становится каменно-холодным.

— Я понятия не имею, о каких правилах ты говоришь.

— Правило заключается в том, что за этот стол не садится никто без фамилии Фокс. И уж тем более не какой-нибудь ублюдок, любящий Путина.

О, так это что-то вроде соревнования, у кого больше член.

— Ну, а меня не предупреждали об этом, придурок. И убери от меня свои гребаные руки, — все переполняющие чувства гнева, страха и ненависти закипают, и я плюю ему в лицо.

Я готовлюсь к пощечине, черт, даже к гребаному ножу. Но вместо этого он вытирает плевок рукой, говоря глубоким монотонным голосом:

— Все. На выход.

Остальные сотрудники выбегают, не решаясь забрать свои вещи из шкафчиков.

— Что мне с тобой делать? — его голос холоден, он обхватывает рукой мое горло и толкает назад, пока я не ударяюсь о стол. Его стол.

Он сжимает руку — не настолько, чтобы ограничить поток воздуха, но давая понять, на что он способен: под его покрытой татуировками кожей проступают напряженные мышцы предплечья. Мой пульс бьется от его хватки, каждый нерв в теле в состоянии повышенной готовности. Только когда я замечаю его растущее возбуждение, понимаю, что он не собирается меня убивать. Ему слишком нравится играть со мной.

— Я должен перегнуть тебя через этот стол и преподать урок уважения, — его взгляд граничит с маниакальным, челюсть сжата так сильно, что я удивляюсь, как не слышу треск его зубов.

— Почему не делаешь этого? — и снова я не знаю, то ли невероятно храбрая, то ли невероятно глупая.

Он смеется. Это холодный, угрожающий звук, насыщенный и резкий, как виски.

— Потому что, куишле, когда я в первый раз отшлепаю твою сладкую задницу, ты должна будешь умолять об этом, — он отпускает мое горло и проводит тыльной стороной ладони по моей шее, по груди и вокруг выпуклости.

Я ненавижу жар, который накапливается в моей сердцевине, и мне приходится сжать бедра вместе, чтобы звучать более грубой.

— Этого никогда, блять, не случится.

Он снова смеется, и его глаза, завороженные путешествием своей руки, переходят на мои.

— Поужинай со мной, — моя голова откидывается назад от удивления.

Я не могу удержаться от смеха.

— Ты безумен, знаешь это?

— Меня называли гораздо хуже, детка, — я задыхаюсь, когда он хватает меня за бедра и поднимает на столешницу.

— Ты сумасшедший, — я задыхаюсь, когда его рука скользит по моему бедру к подолу юбки.

Я не могу оторвать взгляд от его глаз, плененная сырым голодом, который вижу в них. Его ладонь проскальзывает ниже, и от ощущения его кожи у меня перехватывает дыхание.

— Неуравновешенный, — говорю я, задыхаясь, и его рука ползет выше. Я не знаю, что делать со своими руками, кроме как вжимать ладонь в стол до побеления пальцев.

Он кладет другую руку на мое колено и слегка подталкивает его.

— Скажи мне остановиться, куишле.

Я не говорю. Не могу. Внутри меня жгучий зуд, который только усиливается, когда он проводит языком по зубам, раздвигая колени.

— Поехавший, — бормочу я, и даже не знаю, как вообще что-то говорю в этот момент. Все мои мысли поглощены ощущением его руки, проникающей все ближе и ближе к тонкому барьеру кружева между ним и моей киской.

— Псих.

Его пальцы проскальзывают под резинку, и я резко втягиваю воздух, когда он касается внешней стороны бедра. Он стонет, и я прикусываю губу, чтобы не сделать то же самое, когда он раздвигает складочки.

Он впервые прерывает взгляд, чтобы посмотреть на мой рот. Большой палец его другой руки медленно и мучительно проводит по моей нижней губе, пока она не выскальзывает из-под моих зубов.

Кончики его пальцев скользят в мою киску. Его глаза закрываются, из груди вырывается глубокий гул.

Я отворачиваюсь, понимая, что он чувствует. Мою мокрую, нуждающуюся, предательскую вагину. Мне никогда в жизни не было так стыдно. Слезы наворачиваются на глаза.

— О, детка, может, я и сумасшедший, но ты тоже. Твоя киска плачет по мне, — болезненное ликование победы в его голосе заставляет меня гореть. Он наклоняет голову, чтобы поцеловать меня.

Прямо перед тем, как его губы касаются моих, я отталкиваю его изо всех сил и спрыгиваю со стола. Ноги дрожат, но я отказываюсь колебаться и бегу к двери. Я не в состоянии выдержать еще одну секунду, разделяя воздух с этим… этим… монстром.

— Четверг в восемь тебя устроит? — я слышу веселье в его голосе.

— Пошел ты, Кэш, — я не смотрю через плечо, когда кричу в ответ.

Не хочу, чтобы он видел мои слезы.

***

Кэш

Козлов.

И за моим столом. Я в ярости подхожу к нему. Единственная причина, по которой я не пристрелил его на месте, заключается в том, что я не знаю, нет ли поблизости его дружков, и не хочу, чтобы она попала под прицел.

— Надеюсь, у тебя чертовски веская причина быть здесь, товарищ, — он выглядит так, будто хочет оторвать мне голову и помочиться на труп. Рычит низко и глубоко. — Лучше начинай говорить.

Мне искренне интересно, что он собирается сказать. Братва — чертова заноза в нашем боку, но большую часть времени они держатся подальше от нас, а мы, в свою очередь, позволяем им действовать на нашей территории. В любом случае, мы не занимаемся торговлей наркотиками, так что ссориться особо не из-за чего.

Пока кто-то не решает переступить черту.

Например, является в мой штаб без просьбы о встрече.

— Мы хотели вежливо предупредить вас, будьте настороже, потому что мы приближаемся, — он наклоняется вперед и рычит, в его голосе слышны нотки родного языка. — Вы убили нашу принцессу, а мы сожжем все ваше гребаное королевство.

— Ты сошел с ума, Козлов. Вы даже не стоите моего времени. Если только нет повода, — я ударяю ладонью по столу и тыкаю указательным пальцем ему в лицо. — Тебе лучше подумать дважды, прежде чем приходить сюда, в мой гребаный бизнес, и бросаться обвинениями…

Его рука вырывается и хватает меня за запястье, размахивая татуированной кожей у меня перед носом.

— Думаешь, только у тебя есть источники в полиции, а? — это из-за той стриптизерши? Его источники сказали, что у меня есть железное алиби?

Хватит с меня этого дерьма. Я показываю на дверь.

— Убирайся на хрен отсюда, пока не начал войну, которую не сможешь выиграть.

Пока я смотрю, как его гигантская, громоздкая фигура уходит, мой мозг переполняется мыслями. И вместо того, чтобы слушать мысли, летающие в голове, я слышу только несносную болтовню, скрежет столовых приборов о тарелки и негромкий звук музыки из динамиков.

— Ресторан закрыт. Убирайтесь. Если не заплатили, ужин за счет заведения. А теперь уходите, — я тру ладонями глаза, пытаясь разобраться в своем беспорядке.

Кто-то подставляет меня.

Кто-то убивает моих людей и пытается перекинуть вину на меня.

Стриптизерша из моего джентльменского кабака. Бармен из моего ночного клуба. Я не могу вспомнить двух других жертв, но уверен, что если немного покопаюсь, то найду связь. Ради себя.

Мне просто нужно время, чтобы подумать.

— Эй, подожди, — мягкая рука обхватывает мое запястье. — Кто это был? — она прикасается ко мне. Эти чертовы бабочки трепещут в моем животе, и кожа нагревается там, где она ее держит. О чем я вообще думал? Мой разум стирается при малейшем прикосновении. Ах да, о том, что меня подставили в серийных убийствах, а Братва хочет насадить мою голову на пику.

— Русский мусор, — она сбрасывает мою руку, и маленький покой, который давало ее прикосновение, исчезает.

Это ее гребаная вина. Это все из-за нее.

Не должно быть все вот так, но она заразила мой кровоток и все мои мысли, всю мою энергию. Она сводит меня с ума. Нельзя. Я не могу позволить ей сделать это. Я кручусь на месте.

— Этот столик зарезервирован для нас. Для меня и моих братьев. Больше. Никого. Да кем ты себя возомнила, черт побери? Приходишь сюда с упругой задницей и красивым лицом, думая, что правила на тебя не распространяются, — я знаю, что она тут не при чем. Это я виноват, что отвлекся. Но мне приятно выпустить ярость наружу, направить ее на кого-то, кроме себя. Знаю, это неправильно, но я никогда не утверждал, что поступаю правильно.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, — я заставляю ее смотреть на меня. Жгучее желание сломать ее, заставить встать передо мной на колени, зажигает мои внутренности. — Ты просто гребаная хулиганка.

Ее челюсть отвисает, затем закрывается. В глазах разгорается огонь неизвестного мне топлива. Я хочу знать, что это такое. Какая великолепная искра только что загорелась? Я наблюдаю, как она сглатывает — вероятно, обдумывая ответ, который она собиралась сказать, — как красиво двигаются мышцы ее шеи. Интересно, если бы я обхватил ее рукой, она бы сопротивлялась?

— Я понятия не имею, о каких правилах ты говоришь, — стальная убежденность в ее тоне и боевой дух во взгляде заставляют мой член дернуться. Да. Разозлись, детка. Подтолкни меня. Посмотрим, что из этого выйдет.

— Правило заключается в том, что за этот стол не садится никто без фамилии Фокс. И уж тем более не какой-нибудь ублюдок, любящий Путина.

Она закатывает глаза. Интересно, закатила бы она глаза, давясь моим членом?

— Ну, а меня не предупреждали, придурок. И убери от меня свои гребаные руки.

Она плюет мне в лицо, и пока я вытираю плевок, мой мозг очищается от всех мыслей, кроме одной:

Кажется, я влюбляюсь в эту девушку.